Ли Чайлд - Избранные романы: Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.
— Нандо, а разве мы должны лететь так низко над горами?
Я выглянул в иллюминатор. Сквозь просветы в облаках я видел горы и ослепительно белый снег. Крыло самолета было всего метрах в десяти от горного склона. Несколько мгновений я смотрел вниз, не веря собственным глазам, потом завизжали моторы — пилоты пытались набрать высоту. Фюзеляж так сильно вибрировал, что мне казалось, он вот-вот разлетится на куски. Мама и сестра обернулись ко мне. Наши взгляды встретились, и тут самолет затрясло. Послышался лязг металла. И вдруг я увидел над собой небо. Лицо обдало ледяным холодом, но сообразить, что происходит, я не успел — все случилось в одно мгновение.
Какая-то невероятная сила сорвала меня с места и швырнула во тьму и тишину.
2. Самое дорогое
— Нандо, пить хочешь?
Надо мной наклонился мой товарищ по команде Густаво Зербино и прижал к моим губам комок снега. Снег был холодный, и, когда я сделал глоток, мне обожгло горло, но меня так измучила жажда, что я глотал кусок за куском и просил еще. Прошло несколько часов, как я пришел в себя. Сознание мое прояснилось, и я сразу подумал о маме и сестре.
— Где они? Где моя мама и Сюзи? — спросил я у Густаво. — Что с ними?
— Тебе нужно отдохнуть, — невозмутимо сказал Густаво. — Ты еще очень слаб.
Он отошел от меня, и остальные тоже держались поодаль. Снова и снова я умолял их рассказать о моих маме и сестре, но голос мой был еще очень слаб, и они делали вид, что не слышат меня.
Я дрожал от холода и мечтал увидеть ласковую улыбку мамы, хотел, чтобы она обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Я очень тосковал по ней, и это было хуже холода, тяжелее боли.
Когда ко мне подошел Густаво с очередным комком снега, я схватил его за рукав.
— Густаво, где они? Скажи, умоляю…
Густаво заглянул мне в глаза и решил, что я готов выслушать ответ.
— Держись, Нандо, — сказал он. — Твоя мать погибла.
Меня охватил ужас, мне показалось, что я сойду с ума, но тут в моих ушах раздался далекий голос, который произнес: «Не плачь. Со слезами из тела уходит соль. Соль тебе нужна, чтобы выжить».
Меня поразила простота этих слов, поразила невозмутимость этого голоса. Как это — не плакать? О матери не плакать?
«Не плачь», — повторил голос.
— Это еще не все, — сказал Густаво. — Панчито тоже мертв. И Гвидо. И многие другие.
Я изумленно покачал головой. Как это могло случиться? К горлу подступили рыдания, но тут опять раздался голос: «Их всех нет. Они все — часть твоей прошлой жизни. Не трать силы на то, чего не можешь изменить. Смотри вперед. Сохраняй ясность мысли. Ты выживешь».
И тут я вспомнил про сестру и, помимо своей воли, подчинился голосу. Тоска по маме и друзьям ушла в прошлое, и я думал только об одном — о сестре. Собравшись с духом, я спросил:
— Густаво, где Сюзи?
— Она там, — показал он в дальний угол салона. — Она в тяжелом состоянии.
И тут я забыл о собственной боли, мной овладело одно желание — оказаться рядом с сестрой. Я поднялся и попытался сделать несколько шагов, но боль в голове была такой невыносимой, что я рухнул на пол. Отдышавшись, я пополз к сестре. На полу валялись пластиковые стаканы, книги, журналы, колода карт. Все поломанные сиденья были свалены в кучу у кабины летчиков, а по обеим сторонам прохода валялись искореженные металлические рамы, на которых они прежде держались. И я попытался представить, какая страшная сила сорвала сиденья с места.
Сантиметр за сантиметром я приближался к Сюзи, но силы скоро кончились. Я уронил голову на пол, хотел полежать и отдохнуть, но тут чьи-то руки подняли меня и понесли меня в хвост самолета, туда, где лежала Сюзи. На первый взгляд она не очень пострадала. Волосы были аккуратно зачесаны назад. Друзья уложили меня рядом с ней. Я обнял ее и прошептал:
— Сюзи, я здесь. Я твой брат, Нандо.
Она повернулась и посмотрела в мою сторону, но взгляд у нее был рассеянный, и, похоже, меня она не видела. Она попыталась пододвинуться ко мне поближе, потом застонала от боли. Я обнял ее руками и ногами — чтобы согреть. Так я пролежал несколько часов. Время от времени она стонала или вскрикивала. И звала маму.
— Мамочка, — плакала она, — мне холодно. Мамочка, я хочу домой!
Ее слова пронзали мне сердце. Сюзи была маминой любимицей. У них был схожий характер, ласковый и спокойный, они понимали друг друга с полуслова и никогда не ссорились. Они целыми часами хлопотали вместе на кухне, ходили на прогулки, просто разговаривали. По-моему, сестра рассказывала маме абсолютно все.
Когда мы с Сюзи были маленькими, то больше всего любили играть друг с другом. А когда подросли, она делилась со мной секретами, рассказывала, о чем мечтает, чего боится. Помню, ей казалось, что она слишком толстая. На самом деле у нее была крепкая фигура — как у пловчихи или гимнастки. Но я видел, как прекрасны ее янтарные глаза, какая у нее нежная кожа, милое лицо. Как мне было убедить ее, что она — настоящее сокровище? Моя сестренка Сюзи с рождения стала самым дорогим для меня существом, и я знал, что всегда буду ее оберегать.
И вот теперь я обнимал ее и понимал, что ничем не могу ей помочь. Я бы отдал жизнь за то, чтобы ее страдания кончились и она попала домой, к отцу.
Отец! В сумятице всего, что навалилось на меня, я и не вспомнил о нем. А ведь ему, наверное, было безумно тяжело. Печальная новость должна была дойти до него три дня назад, и все это время он жил, думая, что потерял нас всех. Я понимал, что он не станет тешить себя ложными надеждами. Разве можно выжить в авиакатастрофе, если самолет рухнул в Андах? Да еще в такое время года? Нет, это невозможно. Я представлял себе, как он ворочается без сна, думая о нас. Он так много трудился, чтобы наладить нашу жизнь, чтобы обеспечить наше счастье. И теперь он столкнулся с жестокой правдой: он ничем не мог нам помочь. От сострадания к нему у меня разрывалось сердце. Я не мог привыкнуть к мысли о том, что он считает нас погибшими. Мне безумно хотелось оказаться с ним рядом, сказать, что мы с сестрой живы.
День клонился к закату, стало темнее и холоднее, и меня охватило отчаяние. Мы словно упали с неба и провалились в ледяной ад, из которого нет пути в нормальную жизнь. Я знал много сказок и легенд про героев, которые попадали в подземный мир или в заколдованный лес, откуда не выбраться. Чтобы вернуться домой, им нужно было сражаться с драконами, мериться умом с чародеями, плыть на утлом суденышке через моря и океаны. Но и эти герои не обходились без чудесной помощи: у кого-то был ковер-самолет, у кого-то меч-кладенец, у кого-то волшебная палочка. А мы были мальчишками, которые впервые оказались в горах. Многие из нас даже снега раньше не видели. Откуда здесь возьмется герой? Каким чудом мы доберемся до дома?
Чтобы не разрыдаться, я уткнулся лицом в волосы Сюзи. И тут вдруг вспомнил историю, которую множество раз рассказывал мне отец. В молодости он был одним из лучших гребцов в Уругвае и однажды летом отправился в Аргентину, чтобы принять участие в гонках на реке Дельта-дель-Тигре. Селер быстро оторвался от большинства соперников, но один аргентинец упорно шел с ним наравне. Каждый из последних сил старался вырваться вперед, но это не удавалось ни одному, ни другому. У отца ноги свела судорога, было больно дышать. Он мечтал только об одном — чтобы эта пытка прекратилась как можно скорее. Будут и другие гонки, сказал он себе и был готов уже выпустить весла. Но тут он взглянул на своего соперника и увидел, что лицо его тоже искажено мукой. «И тогда я решил, что не сдамся. Решил, что еще чуть-чуть помучаюсь». И Селер решительно налег на весла. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, сухожилия были напряжены до предела, но он заставлял себя двигаться дальше и на финише обогнал противника на каких-то несколько сантиметров.
Отец впервые рассказал мне эту историю, когда мне было лет пять, и потом я всякий раз слушал ее как завороженный. И много лет спустя, когда я видел, как он сидит в магазине, устало склонившись над кипой счетов, я видел того юношу, который борется из последних сил, но не сдается.
Лежа рядом с Сюзи, я пытался найти в себе такую же силу, но испытывал только отчаяние и страх. И услышал голос отца: «Будь сильным, Нандо, будь умным. Борись за свое счастье. Заботься о тех, кого любишь». Но от этих слов я только острее ощутил свою утрату.
Сюзи заворочалась.
— Не волнуйся, — шепнул я, — нас обязательно найдут.
Не знаю, верил я в тот момент в то, что говорил, или нет. Мне хотелось одного: успокоить сестру. Солнце садилось, и холод стал еще сильнее. Остальные, те, кто уже пережил две долгие ночи в горах, устроились на ночлег и приготовились к очередному испытанию.
Вскоре тьма стала кромешной, и стужа сомкнула свои безжалостные челюсти. Мне даже дышалось с трудом. Но укрыться от холода было негде — только в объятиях сестры. Казалось, даже время замерзло. Я лежал на ледяном полу, ветер дул во все щели, и я никак не мог справиться с дрожью. Когда мне казалось, что я больше не выдержу, я теснее прижимался к Сюзи, и мысль о том, что я хоть как-то ее согреваю, помогала мне не сойти с ума. Лица ее я видеть не мог, только слышал ее прерывистое дыхание. Помня о ее ранах, я старался обнимать Сюзи как можно нежнее и так и держал ее в своих руках всю ночь — словно прижимал к себе всю любовь и радость, которые мне довелось и еще доведется испытать, словно, обнимая ее, я мог удержать все самое дорогое, что у меня есть.
