Екатерина Щербакова - Мама! Не читай...
В конце концов, Шурик переехал к своей даме сердца. И кое о чём мы, наконец, договорились: квартира будет Алисиной. Когда ей исполнится 18, она начнёт самостоятельно в ней жить. Правда, опять и снова Алисин папа отказался оформить всё это дело официально. Впрочем, я уже на это и не рассчитывала. Надеялась только моя наивная дочь.
Когда же совершеннолетие настигло Алису, и Шурик переселился к своей пассии, мы с Женей приехали в многострадальную «освобождённую» квартиру — поглядеть, что там и как. Когда мы вошли, я обомлела. Из квартиры было вывезено всё вплоть до люстр. На местах осталась только та мебель, которую невозможно было сдвинуть с места. В квартире было довольно много техники — три телевизора, музыкальный центр, какие-то бумбоксы... Не осталось ничего! Даже холодильник исчез!
В раковине кисла грязная посуда, а в оставшемся (удивительно даже, что не утащили!) шкафу подванивало Шуриково грязное бельё.
— Ой... — простонал Женя. — И как ты жила с этой... с этим...
Я думала, что сгорю от стыда. И от гадливости. Полдня мы вымывали грязь в квартире и гадали, куда и как мой «бывший» пристроил мебель, технику, люстры? Потом выяснилось, что он позвал всех своих близких и родных, включая моих родителей, на «разграбление» квартиры. Себе «по-честному» почти ничего не взял. А куда, собственно? У его новой жены была всего лишь однокомнатная квартира, вполне обставленная.
Думаете, это было сделано от большой бедности родственников? Да нет, конечно... Не до такой степени все эти люди нищие. Материально, а не духом, я имею в виду. Что ж, мама, тебе нравятся сравнения из романа Булгакова? Я тоже воспользуюсь милыми твоему сердцу литературными образами. Как там говорил бессмертный товарищ Шариков? «Надо взять и всё поделить». Взять, разумеется, у тех, у кого есть, что брать. Рассуждения были, видимо, такие: Катька вышла замуж за богатого, куда ж он денется: по новой обставит квартиру падчерице, приведёт всё в порядок. Так что, пускай Швондеры делятся! А раз уж Алиса живет с ними, вот пусть он ей квартиру и обставляет. Так что и дочь моя под раздачу попала.
Да и «наказать» меня Шурику о-о-очень хотелось! Правда, получилось, что не меня, а свою дочь: квартира-то со всем содержимым должна была бы достаться ей... Кстати, как выяснилось потом, наш хороший холодильник «уехал» к моим родителям. (Эй, Шариковы! Вам подарочек от Швондеров! А вы думали от Шуричка?) В общем, в разграблении моего бывшего дома поучаствовали очень даже многие, и почему-то никому из них не пришло в голову, что происходит что-то нехорошее...
Это ходячее чудовище Женя, этот монстр, ужасный Швондер, как они правильно рассчитали, вложил в эту квартиру очень много средств: был сделан дорогой ремонт, куплена мебель и техника, и всё это досталось моей дочери — чужой для чудовища девочке, которую с удовольствием грабанули папа, бабушки, дедушки и проч. Я не знаю, как ещё по-другому можно трактовать эти события, но, насколько мне известно, мои родители делают это по-большевистски просто: Шурик взял своё, поделился с нами, а буржуя с его неправедными деньжищами мы заставили за всё платить, разве не здорово? Да, всё относительно в этом лучшем из миров...
Последний раз я предприняла попытку переоформить квартиру на Алису, когда ей исполнился 21 год. И опять её отец отказался это сделать. Чует моё сердце — имеет «бывший» виды на Алисину квартиру! И причины у него есть: в однокомнатной халупке он и его жена родили уже двоих детей. Тесно им, плохо, понятное дело. И живут они бедно... Увы, для Алисы есть серьезный риск. Очень жаль, что никак не получается окончательно расслабиться, «пока такие люди в стране советской есть».
Алиса между молотом и наковальней
Алиса моя по натуре, а теперь и по роду занятий — актриса. Певица, модель, артистка мюзиклов... Есть у девушки талант, есть голос, слух, внешность, в общем, всё, что нужно. И моя новая звонкая фамилия сильно понравилась ей с самого начала.
— Это ведь для артистки то, что нужно! — восклицала она. — Я возьму себе её как псевдоним.
В какой-то момент, когда ей было ещё 15 лет, у неё случился порыв вообще принять эту фамилию, но мы с Женей отговорили её.
— Зачем же так обижать твоего отца? — втолковывали мы ей. — Подумай, это нехорошо!
Алиска поджимала губки, но соглашалась. И через какое— то время сказала сама:
— Нет, конечно, я никогда так не сделаю. Мне папу жалко. Но как сценический псевдоним возьму, можно?
— Ради бога.
Шло время. Отношения между дочкой и её отцом всё больше обострялись. Часто она приезжала ко мне и плакала:
— Он на меня всё время кричит! — жаловалась Алиса. — По делу, не по делу... Почему-то через слово называет «дурой». Не выносит, если я в чём-то с ним не соглашаюсь, орёт: «заткнись и слушай меня!» постоянно...
— Что это с ним происходит? — ошеломлённо спрашивала я.
— Вот не знаю! Тяжело мне с ним стало общаться.
— Это он бесится, что Алиса с тобой в хороших отношениях и что вообще она — твоя дочь. Он не может ей этого простить, — объяснял мне потом Женя.
— Но как же так? Это же его ребёнок? — недоумевала я.
— Не спрашивай меня «как», я этого не понимаю. Но он, похоже, самый тривиальный совок, который, порывая с матерью, перестаёт любить и ребёнка. Такое бывает сплошь и рядом... А, может, из-за твоего ухода до сих пор переживает и потому такой бешеный...
Как бы то ни было, но Алиса психовала, всё время у неё происходили какие-то инциденты с отцом, а уж когда он женился, то, видимо, окончательно решил наплевать на свою старшую дочь — на радость новой семье, а также «старой» тёще. Через довольно-таки короткое время только мы с Женей, исключительно мы с ним, решали все Алисины жизненные проблемы: Женя чинил в её квартире краны, замки, телевизоры, возил ей, заболевшей, лекарства и продукты, вместе со мной выслушивал её сердечные и прочие истории и давал советы... Каждый день интересовался её делами. Единственным его жёстким требованием к моей дочери было: любить свою маму и помнить о том, что она нездорова. Когда Алиска, по молодости и ветрености, забывала об этом, он страшно гневался на неё и мог «врезать» за это словом очень даже сильно.
Но я заступалась за дочку и даже конфликтовала с ним по этому поводу. Я считаю, что ей и так досталось слишком много: разрыв родителей, чудовищное поведение бабки с дедом, перерождение вроде бы некогда доброго, любящего отца в грубое, хамское чудище без капли любви к дочери... Это жуткий стресс, и девчонке было непросто. Хотя, надо отдать ей должное, держалась она молодцом, изредка срывалась, иногда капризничала, но вот ведь какой парадокс: от взрослых людей мне досталось истерик, криков, тупого максимализма, глупого упрямства и, наконец, просто дурости в разы больше, чем от девочки-подростка, попавшей в какой-то момент между молотом и наковальней. И если она и забывала порой о том, что мама её лежала ничком, то я ей это прощаю, ибо Алисе необходимо было отключаться от всей свой «милой» родни, отключаться вчистую, напрочь, хотя бы на время, ведь она сама намучилась по вине этих ужасных взрослых. По нашей вине...
