Анна Матвеева - Есть!
Я смотрела на них через стекло мигающей машины, будто в экран телевизора. Итальянское кино. Неореализм.
Эти трое до чего-то дожестикулировались, мой водитель вернулся в машину победителем, и теперь мы прицеливались занять место покорно зарычавшей фуры. Отъезжать ей помогала целая команда – дядька с улыбкой, выбежавшая за ним следом растрепанная женщина и два невозможно жирных гиганта, куривших у черного хода в «Ла Белла Венецию». Каждый старался как мог – крутил в воздухе пальцами, изображая колесный ход, подманивал к себе машину звательными движениями и резко выставлял ладонь перед собой с криком: «Баста! Баста!»
Наконец фура вписалась в узенькую улицу, заняв ее целиком, как начинка из шпината с сыром трубочку каннелони. Я с трудом дождалась, пока такси займет ее место, и выскочила из машины. Дядька с треугольными глазами сдул со лба темную прядь и улыбнулся так, словно бы ждал меня целую жизнь.
– Давайте чемодан! – сказал он и тут же забрал его у таксиста.
Еще одна серия прощальных переговоров с частословием и агрессивной жестикуляцией, и мы наконец остались одни. Жирняки вперевалочку вернулись в ресторан, растрепанная женщина заняла место за конторкой – она была портье, а дядька, который нравился мне все больше, – хозяином отеля «Альберта». «Отель», впрочем, громко сказано: в нем было от силы пять комнат. В одной из них царило мировое зло.
– Ваша подруга обедает, – прочитал мои мысли хозяин. – А меня зовут Луиджи, – легкомысленно добавил он. И улыбнулся во все зубы.
Я втащила багаж в комнату, лениво отбиваясь от Луиджи, готового предложить к использованию сразу все: физическую силу, мужской пыл и веницейскую утонченность, которой у него, я из такси заметила, было хоть отбавляй. Редкий случай: Луиджи был именно в моем вкусе – но я, повторюсь, думала об этом лениво, как если бы увидела в витрине идеально подходящие, но в данный момент совсем не нужные мне туфли. Дверь комнаты захлопнулась.
За окном опять курили повара – или кто они? – из «Ла Белла Венеции». Парадный вход в ресторацию был у меня в полном обозрении – мечта снайпера. И эти толстяки тоже – его мечта.Я не хотела обедать вместе с Екой, но, когда речь идет об итальянских ресторанах, надо помнить, что работают они – как, впрочем, и французские – в строгом соответствии c указанными часами. Через полчаса обеденное время, по мнению толстунов, закончится, ресторан закроют, и все, включая кухню, начнут готовиться к ужину. А я, несмотря на самолетное кормление, все эти пластиковые контейнеры и стаканчики, которые я вернула опустошенными, была нечеловечески голодна.
Луиджи метался из ресторана в отель со скоростью Фигаро, но успевал на ходу подмигнуть мне красивым треугольным глазом. Туфли, вы прекрасны, но у меня нет на вас ни времени, ни денег! И ходить в таких некуда. И вообще у меня завтра – решающий бой.
В ресторане оказалось тепло и накурено, как в районном отделении милиции. Столики все заняты. За самым удобным, разумеется, сидела Ека.
– Геня! – она замахала рукой с таким радостным видом, будто мы с ней не драться приехали, а разделить совместное счастливое будущее.
Что ж, читатель, мы с вами привыкли к удивительным манерам Еки и, даже бровью не поведя, можем занять собственное место под солнцем. То бишь за столиком.
Все же я поозиралась для очистки совести, но не увидела ни одного свободного стула. Заведение считалось самым изысканным рестораном в Местре – сюда приезжали даже из соседних городков, не брезговали им и венецианцы. Ека махала мне с такой яростью, словно всерьез думала, что я ее не вижу – с этими ее белыми червяками волос, в этой красной, как карпаччо, кофточке.
Карпаччо лежало и у Еки в тарелке – сквозь тонкие мясные лоскутки белел тарелочный фарфор. Я посмотрела на толстых братьев с уважением – точнее, на одного, который был сейчас в зале и сидел на возвышении, представлявшем собой нечто среднее между столом для кассы и конторкой.
Ека подцепила вилкой прозрачный лоскут мяса и отправила его в рот. Она жевала с таким наслаждением, что официант, ковыляющий мимо на толстых лапах, притормозил и полюбовался – как на картину, которую видишь каждый день, но иногда останавливаешься и задумываешься о том, насколько она прекрасна.
Раз уж все равно пришлось встать, толстяк подтолкнул меня к Екиному столику, и я, не удержавшись, шлепнулась на стул. Ека засмеялась, а ко мне тем временем летела раскрытая карта меню – более грязной и захватанной я в жизни не видела!
– Здесь все на итальянском, – добросердечно сказала Ека. – Я могу перевести.
– Да уж я как-нибудь сама справлюсь. Я французский знаю.
– Французы! – возмутилась Ека. Белые толстые локоны на ее голове угрожающе зашевелились. – Знаешь, что они сварили короля?
Я пыталась читать меню, но образ вареного короля сбил меня с толку.
– Мерлан, дикая утка с фасолью, ризотто с молодым горошком либо с цикорием, спагетти с чернилами каракатицы, конина, морские улитки, разварная ослятина, тефтельки из бычьих мозгов с сыром, потом – индейка в гранатовом соусе, артишоки с креветками, побеги хмеля с маслом и сырное ассорти. Сыр великолепный: «Азиаго», «Монте Веронезе», пьяный сыр и – меравильозо! – «Морлакко дель Граппа»! Пирожные с доломитовым медом и резентин. Граппа в чашке из-под кофе.
Ека с таким видом читала меню, будто сама его составляла, – с гордостью. Но меню вправду впечатляло. За исключением чернил каракатицы, которые я не воспринимаю ни на вкус, ни на вид, ни на запах.
Я заказала утку. Люблю утку! И ризотто с горошком. Люблю ризотто! И артишоки, и побеги хмеля заказала, разумеется, тоже, только я еще не знала, люблю я их или нет. Был у меня такой пробел в познаниях.
Толстячок, подкатившийся к столу, взял у меня карту меню и вытер ею пот со лба. Многообещающе!
– А что там было с королем? – спросила я.
Не то чтобы мне хотелось разговаривать с Екой и налаживать с ней отношения за счет этого несчастного вареного короля. Нет, все проще – я на самом деле хотела знать, почему французы его сварили.
– Король был правда английским. Генрих Пятый Ланкастер. Красавец мужчина. Отважный воин и видный полководец эпохи Столетней войны. Громил французов, как зайчиков, потом стал наследником их короля и получил руку его дочери Екатерины. Брат Екатерины договора не признал и начал воевать с Генрихом заново – и вот во время этой войны Генрих помер. От дизентерии, в Венсеннском замке. Чтобы довезти тело короля до Англии, пришлось его сварить – в котле дворцовой кухни!
На этом месте толстун принес мне побеги хмеля. Что сказать – оказывается, я их тоже люблю!
