Джоди Пиколт - Обещание
Гас смотрела на Майкла поверх чашки с чаем, думая о его густых седых волосах, крепких руках, о его сердце. Она пришла сегодня к Майклу, потому что была ему нужна. В конце концов, это же естественно, он был почти членом ее семьи.
Что само по себе немного пугает.
И попахивает инцестом.
Тяжелая фарфоровая чашка выскользнула из рук Гас и с шумом упала на стол. Оба испытывали от этого влечения и облегчение, и неловкость одновременно. Но они были достаточно взрослыми, чтобы отодвинуться друг от друга, когда вмешивалась реальность, как, например, в лице официанта-китайца. Людям помоложе подобное решение могло даться не так просто.
Кто сказал, что Эмили не одолевали те же чувства, когда ее весело толкали в объятия парня, которого она воспринимала как брата?
Носить его ребенка?
Гас закрыла глаза и быстро прочла молитву, внезапно осознав то, над чем многие месяцы ломали головы окружающие: почему умная, активная, талантливая Эмили Голд настолько запуталась, что свела счеты с жизнью.
Прошлое
Октябрь 1997 года
В первый раз, когда Эмили призналась, что хочет покончить с собой, Крис засмеялся.
Во второй раз сделал вид, что не расслышал.
В третий раз слушал уже внимательно.
Они возвращались домой после вечернего киносеанса, и Эмили заснула. Она в последнее время, как казалось Крису, много спала: клевала носом по вечерам, по утрам допоздна валялась в кровати, и Крису неоднократно приходилось ее будить, чтобы отвезти в школу, а однажды заснула даже на уроке.
Он вел машину. Она склонила голову к нему на плечо и завалилась на рычаг переключения скоростей. Крис левой рукой держался за руль, а правую нелепо вывернул, поддерживая голову Эмили, когда машина ехала по ухабам.
Чтобы съехать с магистрали, понадобились обе руки, поэтому Крис отпустил Эмили, и ее голова тут же соскользнула к нему на колени. Ухом она прижалась к пряжке на его ремне, грудью навалилась на рычаг переключения скоростей, а носом чуть ли не уткнулась в рулевое колесо. Ее голова была теплой и тяжелой. Они ехали по тихим улочкам Бейнбриджа, и Крис положил руку ей на голову, убрал волосы с лица. Потом свернул на подъездную аллею, заглушил двигатель, выключил фары и стал смотреть, как она спит.
Он провел пальцем по ее розовому ушку, такому хрупкому, что Крис видел переплетение синих вен и мог представить, как по ним течет кровь.
— Эй! — нежно позвал он. — Просыпайся.
Эмили, вздрогнув, проснулась и обязательно ударилась бы о руль, если бы Крис не подставил руку. Она выпрямилась, рука Криса продолжала лежать у нее на затылке.
Эмили потянулась. На левой щеке виднелась глубокая красная бороздка — след от его ремня.
— Почему ты меня раньше не разбудил? — хрипло спросила она.
Крис улыбнулся.
— Ты так сладко спала, — признался он и убрал за ухо прядь ее волос.
Ничего обидного, просто комплимент — он тысячу раз говорил ей комплименты, — тем не менее она расплакалась. Озадаченный Крис протянул руку, пытаясь, насколько позволяла теснота, обнять ее.
— Эмили, — взмолился он, — расскажи мне.
Он почувствовал какое-то движение на своем плече, она покачала головой. Потом отстранилась и вытерла нос.
— Все дело в тебе, — призналась она. — Тебя мне будет не хватать.
Казалось странным слышать это. «Я так по тебе скучаю» — было бы более кстати, но Крис улыбнулся.
— Мы можем встречаться, — сказал он. — Именно для этого в колледжах длинные переменки.
Она засмеялась, хотя, возможно, это был не смех, а всхлип.
— Я говорю не о колледже. Я тебе все время толкую, а ты не слушаешь, — сбивчиво произнесла она.
— О чем толкуешь?
— Я не хочу быть здесь, — сказала Эмили.
Крис потянулся к замку зажигания.
— Еще рано. Поедем куда-нибудь прогуляемся, — предложил он, но по его спине пробежал тревожный холодок.
— Нет, — ответила Эмили. — Я не хочу жить.
Крис сидел и молчал, поигрывая желваками, вспоминая другие высказывания Эмили, на которые он просто не обращал внимания, но которые вели к этому разговору. И он понял то, что так старательно пытался не замечать: человек, знающий Эмили настолько хорошо, как он, не мог не увидеть, что она ведет себя совершенно по-другому.
— Почему? — выдавил он из себя.
Эмили прикусила губу.
— Ты веришь, что я скажу тебе все, что смогу?
Крис кивнул.
— Я так больше не могу. Я просто хочу, чтобы все закончилось.
— Что закончилось? Ты о чем?
— Не могу тебе рассказать, — выдохнула Эмили. — Боже мой! Мы никогда не лгали друг другу. Может быть, не всегда все говорили, но не врали никогда.
— Ладно, — сказал Крис.
Ее руки дрожали.
— Ладно, — повторил он.
Крис чувствовал, что голова идет кругом, как в тот раз, когда он ударился головой о край высокого трамплина и потерял сознание, — ему не хватало самых простых вещей, например воздуха. Перед глазами стояла пелена, и он понимал, что ничего не может поделать, чтобы эта пелена исчезла.
— Эм…
Он проглотил ком, стоявший в горле. Его голос — всего лишь очередная тень в машине.
— Ты… думаешь о самоубийстве?
А когда Эмили отвернулась, его легкие раздулись, как воздушные шары, и он почувствовал, что отрывается от земли.
— Так нельзя, — сказал Крис после минутного молчания, удивленный, что вообще в состоянии пошевелить словно резиновыми губами.
«Я не стану об этот говорить, — подумал он. — Потому что если заикнусь, то это обязательно случится». Это не Эмили, бледная и прекрасная, сидит напротив него и говорит о самоубийстве. Ему снится кошмар. Он ждет, пока кошмар закончится.
Однако он слышал собственный высокий и чужой голос, который уже поверил в происходящее.
— Ты… Так нельзя, — с запинкой вымолвил он. — Нельзя просто покончить с собой, потому что выдался дерьмовый день. Нельзя принимать подобные решения вот так, с кондачка.
— Ничего не с кондачка, — спокойно ответила Эмили. — И дело не в плохом настроении. — Она улыбнулась. — Как приятно говорить об этом. Совсем нестрашно думать об этом, когда произносишь все вслух.
Крис вздрогнул и распахнул дверцу машины.
— Я пойду поговорю с твоими родителями.
— Нет! — воскликнула Эмили. В ее голосе послышался такой ужас, что Крис остановился. — Пожалуйста, не надо! — прошептала она. — Они не поймут.
— Я тоже не понимаю, — горячо запротестовал он.
— Но ты меня выслушаешь, — ответила она, и впервые за пять минут хоть один довод показался Крису разумным.
Конечно, он выслушает. Ради нее он готов на все. А ее родители… Да, она права. В семнадцать лет даже крошечные неприятности приобретают размеры слона, мысли могут дать самые невероятные всходы на плодородной почве разума, поэтому иметь рядом с собой человека, который принимает тебя таким, какой ты есть, — так же важно, как дышать. Взрослые, уже давно забывшие, как были детьми, закатят глаза, усмехнутся и скажут: «Все пройдет». Как будто подростковый возраст — болезнь сродни ветрянке. О нем все вспоминают как о досадной неприятности, но совершенно забывают, насколько болезненно переживали его в свое время.
