Юстейн Гордер - Мир Софии
— Разве это пример?
— Давай я лучше дам тебе задание. Пожалуйста, принеси с того столика очки. Вот так. А теперь надень их!
София надела очки на нос. Все вокруг мгновенно стало красным. Светлые цвета оттенялись розовым, темные сделались темно-красными.
— Что ты видишь?
— Я вижу в точности то же, что и раньше, только в красных тонах.
— Это потому, что очки ставят предел твоему восприятию действительности. Другими словами, все, что ты видишь, идет из окружающего мира, однако то, как ты видишь, зависит, в частности, от очков. Ты не можешь утверждать, что мир красный, хотя и воспринимаешь его таким.
— Конечно, не могу…
— Если бы ты сейчас гуляла в лесу (или, скажем, шла домой, к Капитанскому повороту), ты бы видела все точно как всегда. Но все было бы красного цвета.
— Да, пока я не сняла бы очки.
— Так же и Кант, София, утверждал, что в самом нашем рассудке есть определенные предрасположенности, которые и влияют на наши ощущения.
— О каких предрасположенностях идет речь?
— Что бы мы ни видели, мы воспринимаем все явления прежде всего в пространстве и времени. Кант называл пространство и время двумя «формами созерцания», подчеркивая, что эти «формы» в нашем сознании предшествуют любому ощущению. Это означает, что мы заранее, до восприятия какого-либо явления, знаем, что оно будет воспринято нами в пространстве и времени, поскольку мы не в силах снять с себя «очки» разума.
— Он считал восприятие явлений в пространстве и времени врожденным качеством?
— В некотором смысле — да. Что мы видим, зависит от того, где мы родились: в Индии или в Гренландии. Однако, где бы мы ни были, мы везде воспринимаем бытие в виде процессов, протекающих в пространстве и времени. Это можно сказать заранее.
— Но разве пространство и время не находятся вне нас?
— Нет, Кант настаивал на том, что пространство и время являются составной частью человека. Пространство и время — в первую очередь свойства не мира, а нашего сознания.
— Это совершенно новый взгляд на вещи.
— Иными словами, человеческое сознание — отнюдь не пассивная «доска», которая лишь воспринимает чувственные впечатления извне, а активно воздействующая инстанция. Сознание само «лепит» наше восприятие мира. Это можно сравнить с тем, что происходит, когда ты наливаешь воду в стеклянный кувшин. Вода приспосабливается к форме кувшина. Так же и чувственные впечатления приспосабливаются к нашим «формам созерцания».
— Кажется, я поняла, что ты хочешь сказать.
— По утверждению Канта, не только сознание подстраивается под вещи, но и вещи подстраиваются под сознание. Сам Кант называл это «Коперниковым переворотом» в вопросе о человеческом познании, имея в виду, что такой взгляд столь же радикально отличался от прежнего мировоззрения, как теория Коперника, который настаивал, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот — Земля вокруг Солнца.
— Теперь я разобралась, почему он считал отчасти правыми и рационалистов, и эмпириков. Рационалисты, можно сказать, забыли о значении опыта, а эмпирики упускают из вида влияние сознания на наше восприятие действительности.
— Даже закон причинности (который Юм считал недоступным нашему опыту) является, по Канту, частью человеческого разума.
— Поясни!
— Как ты помнишь, Юм утверждал, что мы лишь по привычке неизбежно воспринимаем за происходящими в природе процессами причинно-следственные связи. Согласно Юму, мы не можем ощутить, что причиной движения белого бильярдного шара был черный, а потому не можем и доказать, что черный шар всегда будет приводить белый в движение.
— Помню.
— Но именно то, что Юм считал невозможным для доказательства, Кант берет за основу как свойство человеческого разума. Закон причинности действует у него всегда и без исключений просто-напросто потому, что наш разум воспринимает все происходящее в виде причинно-следственных отношений.
— Опять-таки я бы сказала, что закон причинности заключается не в нас, людях, а в самой природе.
— Во всяком случае, Кант настаивает, что этот закон заключается в нас. Он до известной степени согласен с Юмом в том, что нам не дано твердо знать, каков мир сам по себе. Мы можем лишь знать, каков мир «для меня» — или для всех людей. Проводимое Кантом различие между «dasDingansich» и «dasDingfurmien» стало важнейшим вкладом в философию.
— Я не сильна в немецком.
— Кант различал «вещь в себе» и «вещь для меня». О том, каковы вещи сами по себе, нам никогда не будет точно известно. Мы можем лишь познать, какими они «демонстрируют себя» нам. Зато мы еще до восприятия опытом можем сказать, как определенное явление понимается человеческим разумом.
— Неужели?
— Перед выходом из дома ты не знаешь, что тебе сегодня предстоит, но убеждена, что все увиденное и услышанное будет восприниматься в пространстве и времени. Кроме того, ты можешь быть уверена, что к происходящим событиям будет применим закон причинности, — просто потому, что он составляет часть твоего сознания.
— Но мы могли быть созданы иначе?
— Да, у нас могли бы быть другие органы чувств. Мы могли бы иначе воспринимать пространство и иметь иное чувство времени. Помимо всего прочего, мы могли быть сотворены таким образом, чтобы не искать причин происходящих вокруг нас событий.
— У тебя есть примеры?
— Представь себе кошку, которая лежит на полу. Представь себе, что в комнату вкатывается мяч. Что сделает кошка?
— Я много раз пробовала такое. Кошка побежит за мячом.
— О'кей. Теперь представь себе, что вместо кошки в комнате сидишь ты. Если бы ты вдруг увидела вкатывающийся в комнату мяч, ты бы тоже сразу помчалась за ним?
— Прежде всего я бы посмотрела, откуда он появился.
— Да, будучи человеком, ты бы непременно захотела выяснить причину явления. Значит, закон причинности составляет неотъемлемую часть тебя.
— Это правда?
— Юм подчеркивал, что мы не можем ни почувствовать, ни доказать законы природы. Канта такая мысль смущала. Он считал, что может доказать абсолютную применимость законов природы, продемонстрировав, что на самом деле речь идет о законах человеческого познания.
