Джоанн Харрис - Персики для месье кюре
Я так и думала, что Захра станет возражать; но едва она успела начать, как за спиной у нее что-то затопотало, засуетилось, и вынырнула Майя с зажатым под мышкой Типо. Малышка с интересом посмотрела на меня и спросила:
— А Розетт тоже с тобой пришла?
— Сегодня нет.
Она надула губки.
— Но мне так скучно! Можно мне пойти поиграть с Розетт? Я хочу ей кое-что показать. — И маленькая озорница с некоторым коварством посмотрела на Захру. — Один секрет. Но об этом будем знать только я и Розетт.
Захра нахмурилась.
— Майя, будь умницей. Джиддо плохо себя чувст-вует.
Карие глазенки широко распахнулись.
— Но я же…
Захра еще что-то сказала ей, на этот раз по-арабски, и Майя снова надула губки.
— Джиддо очень скучает по нашему коту, — сказала она, глядя на меня. — Когда джиддо еще жил с дядей Саидом, кот всегда сам к нему подходил и сидел у него на коленях. Может, если бы мы кота поймали и принесли ему…
Захра, явно теряя терпение, резко сказала:
— Болезнь джиддо не имеет к коту ни малейшего отношения!
Я видела, что назревает ссора, и вмешалась, стараясь ее предотвратить.
— Так, может, мне взять Майю с собой? — предложила я Захре. — А вы бы все немного от нее отдохнули. Я прекрасно знаю, что такое маленькая девочка в доме. — Было заметно, что искушение велико и Захра колеблется. — Не беспокойтесь. Она просто побудет у нас и поиграет с Розетт. А потом, еще до наступления ифтара, я приведу ее обратно.
Захра все еще колебалась, но потом вдруг резко кивнула — точно птица, клюнувшая орех, — и сказала:
— Ну хорошо, пусть идет. А теперь мне пора. Спасибо, Вианн, что зашли нас проведать.
И она исчезла за зеленой дверью, а мы трое остались стоять у крыльца, и ветер по-прежнему свистел под скосами крыши, и длинная тень минарета тянулась через залитую солнцем улицу, словно стрелка на циферблате солнечных часов.
Жозефина с сомнением посмотрела на меня.
— Ну вот! А ты говорила, что они твои друзья.
— Да, друзья. — Я и сама была озадачена. — По всей видимости, Захра просто чем-то расстроена. Наверное, тревожится о старом Маджуби.
И мы двинулись по бульвару в обратном направлении. Майя бежала впереди, прыгая по лужам, а я рассказывала Жозефине о болезни старика и о том отчуждении, которое возникло между ним и остальными членами его семьи. Я, правда, не стала упоминать о предупреждении старого Маджуби, что мне следует держаться подальше от воды; ничего не сказала я и о том, что он видел меня и Инес во сне. Когда мы проходили мимо спортзала, я заметила, что дверь туда, как обычно, слегка приоткрыта и изнутри несет хлоркой и кифом; эти запахи смешивались с типичными запахами Маро — пыли, готовящейся пищи и реки. Я обратила внимание, что Майя как-то слишком поспешно постаралась миновать поворот в переулок, зато даже остановилась на минутку напротив того узкого прохода, что ведет вниз, к дощатым мосткам на берегу Танн. Взрослый, пожалуй, лишь с трудом смог бы там протиснуться, но для Майи он был достаточно просторен.
— Вон там живет мой джинн, — сказала она, указывая в глубь прохода.
— Правда? — Я улыбнулась. — У тебя есть джинн?
— Угу. И он обещал мне три желания.
— Да ну? И как же его зовут?
— Фокси!
— Как мило.
Я не выдержала и рассмеялась. Эта малышка так напоминала пятилетнюю Анук — такая же живая мордашка и сверкающая улыбка! И она точно так же с наслаждением шлепает по лужам в своих сапожках цвета розовой жвачки. Анук, моя маленькая странница! Я помню, как однажды она явилась из лесу с кроликом по имени Пантуфль, которого, впрочем, могли тогда видеть лишь немногие избранные.
— Малыши, выдумщики, — сказала Жозефина.
— Пилу очень хорошо играет с Розетт. Можно подумать, она его сестренка.
Жозефина улыбнулась. Она всегда загоралась, стоило хоть раз упомянуть Пилу.
— Вот и ты уже поняла, какой он замечательный. Он такой милый-милый! Теперь ты понимаешь, почему я так поступила? Я и мысли не допускала, чтобы делить его с Полем. Ты ведь сама знаешь, какой он, Поль: он сразу постарался бы забить мальчику голову своими дурацкими идеями.
Да, скорее всего, именно так он бы и сделал, подумала я. Но все же этот мальчик — единственный сын Поля. Кто знает, как его могло бы изменить отцовство?
Жозефина по выражению моего лица догадалась, что меня обуревают сомнения, и неуверенно спро-сила:
— Ты все-таки думаешь, что я поступила непра-вильно?
— Да нет, но я…
— Я понимаю, — сказала она. — Меня тоже порой мучают подобные мысли. Особенно когда я чувствую себя слабой. А когда я чувствую себя сильной, то сразу гоню такие мысли, потому что Пилу заслуживает гораздо лучшего отца, чем Поль-Мари.
— Ты говорила, что вся твоя жизнь переменилась благодаря Пилу. Но неужели и Поль не заслуживает такой возможности?
Жозефина упрямо покачала головой.
— Ты же знаешь, какой он. Никогда он не переменится!
— Меняться способен любой человек, — возра-зила я.
Мы пошли дальше, и я вдруг подумала: а вдруг Жозефина права? Ведь некоторых людей действительно не переделаешь. Но, с другой стороны, как тяжела, должно быть, для Поля-Мари вынужденная необходимость жить в одном доме с мальчиком, которого он считает сыном своего соперника. Я вспомнила яркие недобрые глаза Поля, затаившуюся в складках его рта безнадежную ярость. Он похож на зверя, думала я, на зверя, угодившего в западню и свирепо щелкающего зубами, когда кто-то осмеливается подойти слишком близко. Конечно, я не настолько наивна, чтобы поверить, будто такой человек, как Поль-Мари, способен растаять, узнав, что у него есть сын. Но разве он не заслужил, чтобы ему дали хотя бы один, самый последний шанс? И что сотворила эта ложь с самой Жозефиной?
Мы добрались до конца бульвара. В последний раз, когда я сюда приходила, плавучий дом Инес Беншарки стоял прямо возле берега у старой пристани. Теперь он исчез; осталось лишь небольшое аккуратное кольцо каната на столбике, к которому он был привязан. Похоже, Жозефина была просто потрясена исчезновением судна, и только в этот момент я вспомнила, что оно, собственно, именно ей и принадлежало, хотя она им почти не пользовалась. С расширившимися от изум-ления глазами она спросила:
— Так, по твоим словам, эта женщина жила на моем судне? Да как она посмела без разрешения туда вселиться? И куда, черт побери, она мое судно увела?
Увы, этого я не знала. Я стояла на причале, внимательно вглядываясь в речные берега, но никаких признаков черного плавучего дома не было заметно ни на стороне Маро, ни на стороне Ланскне. А что, если Инес уплыла отсюда навсегда? Хотя на Танн найдется всего несколько мест, где судно такого размера может без опаски причалить к берегу; кроме того, вздувшаяся река сейчас по меньшей мере просто опасна. Мне было известно и что старый мотор на этом судне, которое теперь принадлежит Жозефине, еще тогда пребывал в основном в нерабочем состоянии, так что самое большее, на что могла рассчитывать Инес, это пройти несколько миль вниз по течению и попытаться причалить где-нибудь в Шавиньи или в Пон-ле-Сауле. Но почему она все-таки решилась исчезнуть отсюда? И взяла ли она с собой Дуа? И когда собирается вернуться — если, конечно, вообще намерена возвращаться?
