Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2005)
“Разговоры о „контроле над ядерным потенциалом России”, визит в Москву Кондолизы Райс, судя по всему, с теми же предложениями... Адекватный ответ с российской стороны сегодня может быть только один: „Если вы захотите прямо контролировать российский ядерный арсенал — попробуйте. Только в этом случае мы ни за что не ручаемся”. Даже если одна российская бомба в ходе „передачи ключей” куда-нибудь случайно потеряется или одна ракета откуда-нибудь случайно взлетит — любые ядерные упражнения Ирана и Северной Кореи (даже если таковые и впрямь имеют место), любые угрозы „Аль-Кайеды” (даже если таковая и впрямь существует) — действительно покажутся детским утренником. А расползание российского ядерного арсенала практически неизбежно в случае любой сколько-нибудь серьезной попытки педалировать здесь „оранжевую революцию”. Одним словом, как грозил сто лет назад Троцкий, „если нас заставят уйти, мы, уходя, так хлопнем дверью, что на мир обвалится крыша”. Сегодняшняя власть имеет возможность осуществить эту угрозу в самом буквальном смысле”.
См. также: “Будущая оранжевая революция в России — это не классическая революция, объективно существующая в массовом сознании граждан страны. Более того, будущая оранжевая революция призвана аккумулировать в себе значительную часть негативной энергии общества, и это позволит сформировать новый спектр позитивных общественных ожиданий. Таким образом, оранжевая революция в состоянии отодвинуть на вполне определенное время новую классическую российскую революцию. Если за победой оранжевой революции не последует реальная трансформация политической и экономической системы общества, ведущая к позитивным изменениям в жизни граждан страны, то новая классическая революция не заставит себя ждать. В XXI веке тоже будет свой „1917 год””, — пишут Олег Маслов и Александр Прудник (“Бархатная революция как неизбежность” — “Независимая газета”, 2005, № 92, 13 мая <http:www.ng/ru> ).
См. также: Сергей Телегин, “На пороге „бархатной революции”” (аналитический доклад Интеллектуальному клубу “Стратегическая матрица”, Москва, Институт экономических стратегий, 31 января 2005 года) — “ИНТЕЛРОС — Интеллектуальная Россия”, 2005, № 1 <http://intelros/ru>.
Дарья Пономарева. Холостая стрельба: фильмы о Великой Отечественной. — “Апология”, 2005, № 1 (1), март.
“Возможно, поборник „чистого искусства” возразит: мы идеологией сыты по горло, и лучше, если никакой идеологии у нас в кино не будет. К сожалению, это невыполнимые требования для сюжетного кино <…>. <…> неидеологизированных фильмов интересующей нас тематики не бывает вовсе”.
Евгений Попов. Когда пролетарии плачут. Документальная проза. — “Вестник Европы”, 2005, № 13-14.
“Сергей Зверев, 25 лет от роду, бывший столяр-мебельщик IV разряда, а ныне помощник машиниста электровоза в грузовом движении, стоял майской ночью 2002 года на вокзале станции Пермь-2 и разговаривал с девушкой Светой на тему „опять от меня сбежала последняя электричка”, ибо жил он с матушкой Валентиной Алексеевной за городом. Тут к нему подошел незнакомый, но суровый человек в штатском и предложил предъявить документы…” Автор благодарит московский Центр правовой поддержки “Справедливость” за содействие в создании этих текстов.
Пособие для президентов. Беседовал Станислав Бенецкий. — “НГ Ex libris”, 2005, № 11, 31 марта.
Говорит Алексей Слаповский: “Если попытаться сформулировать, что почти невозможно, то я бы сказал так: [литературный процесс] это когда каждая новая книга пишется с учетом уже созданного в литературе. За каждой новой книгой есть некий ряд прочитанного, усвоенного, иногда даже впитанного, как бы из воздуха, данным автором. <…> Не бывает, чтобы авторы творили на пустом месте. Поэтому можно сказать, что литературный процесс — такое же объективное явление, как, скажем, земное притяжение. Литературный процесс есть потому, что есть жизнь”.
“Я тоже не против, если бы по моей книге сняли кино. Но не такое [как „Турецкий гамбит”]. Тут у меня сложные чувства: я радуюсь успеху режиссеров и продюсеров, радуюсь, что публика валом валит на отечественное кино, но успеху Акунина, врать не буду, не радуюсь. И не могу радоваться: при всем уважении к господину Чхартишвили заявляю прямо и, заметьте, без всякой злобы, а со спокойным осознанием того, что жизнь есть борьба: Акунин — мой классовый враг. Чем лучше ему, тем хуже мне. Заметьте и еще одну принципиальную вещь: пусть цветут сто цветов, в том числе и искусственные, как тот же Акунин, Донцова (уважаю опять же), Дашкова (и снова уважаю), но мне категорически не нравится, когда начинают поговаривать, что они-то настоящие цветы и есть”.
Пришествие хиджаба в Европу. Непредсказуемые угрозы демографического взрыва. Беседу вел Александр Рылов. — “Литературная газета”, 2005, № 16, 20 — 26 апреля.
Говорит руководитель Центра демографии и экологии человека РАН А. Г. Вишневский: “Сбережение генофонда европейцев, за что ратуют тамошние и отечественные националисты, не так важно на фоне задачи сохранения европейской культуры”.
Анатолий Прохоров. Телевидение: смутный субъект желаний. Беседу ведет Жанна Васильева. — “Искусство кино”, 2004, № 11.
“Об этом обычно мало говорят, но так называемое общество — это красивая, однако уже не работающая иллюзия. Общества как такового нет. <…> Каждый человек в течение каждого дня живет внутри десятка различных групп и сообществ — профессиональных, семейных, дружеских, конфессиональных, сексуальных, — в которые он включен. Практически каждый телефонный разговор погружает его в какую-то новую группу, с представителями которой он общается или раз в день, или раз в месяц. Таким образом, каждый человек имеет тонкую, ранимую, но очень важную групповую оболочку. Именно эту групповую оболочку и пытаются воссоздать телевизионные ток-шоу, которые показывают зрителям, какие типы общения осмысленны и эффективны, а какие — уже нет. Основное предназначение этих ток-шоу — всего-навсего (!!!) показывать (и тем самым предлагать) телеаудитории определенные социальные паттерны групповых взаимодействий в студии, а вовсе не выдавать на-гора какие-то варианты решений обсуждаемых вопросов, как это думают многие наши телевизионные ведущие, еще недавно работавшие „говорящими головами” маленького экрана”.
“<…> ТВ ничего не отражает, ТВ ничего не заменяет — ТВ создает реальность. Такую, какую считает нужным. Телевидение, бесспорно, является властной машиной, поскольку пытается осуществить власть над мыслями всего конгломерата групп и сообществ, то бишь по возможности обобществить их индивидуальные картины мира. <…> Люди просто не в состоянии увидеть, что обычные „человеческие машины”, то есть массовые организации-образования — армия, транснациональные корпорации, наши естественные монополии, национальная медиасфера, — могут иметь свои собственные желания, абсолютно не совпадающие с желаниями каждого из тех, кто входит в эти организации”.
“<…> если все начнут заниматься своим внутренним миром, то социум, лишившись уникального человеческого ресурса, быстро распадется, в чем отдельные люди тоже не заинтересованы. Для того чтобы все человеческие машины социума работали, они должны ежеминутно, ежесекундно поглощать наши психологические ресурсы. Основные из которых — внимание и собственное время. Это совершенно незаметные, но очень важные жизненные ресурсы, потому что как у каждого свое тело, так и время, и внимание у каждого из нас свое. Эти два громадных ресурса должны все время выплескиваться человеком наружу, предлагаться другим людям, объединенным в некие группы, сообщества и „машины”. И именно перед информационной машиной поставлена основная задача социализации человека — сориентировать потребителя на то, чтобы его ценности и ресурсы не были связаны с собственным внутренним миром, а были вынесены вовне, в общество, в так называемую „социокультурную реальность”. <…> Вместо „мировой деревни” мы оказались в какой-то всемирной медиаказарме, где все смотрят и говорят друг с другом про одно и то же. Мы притянуты информационными веревками друг к другу столь близко — нос к носу! — что в результате новостные подробности всего мира начинают перевешивать нашу домашнюю ситуацию, происходящую перед экраном телевизора. Мы крошим салат — смотрим телевизор, разговариваем с родными, но не в состоянии сосредоточиться на чем-то одном. Мы слушаем сразу про то, что случилось на работе у жены, и про последствия наводнения в Европе. И оба этих факта мы благодаря собственной включенности в медиасферу воспринимаем чуть ли не как равные. Но в этом и заключается самый большой обман медиа! Ведь телеперсонажи, при всей их кажущейся документальности, только тени иного, на самом деле неизвестного нам мира. И сравнивать их с живыми людьми, находящимися рядом, — вещь опасная для ориентации в собственной жизни. Тогда человек перестает понимать, что для него значимо, а что — нет, а заодно и что истинно, а что — ложно. Присутствие медиасреды в нашей жизни — большая психологическая проблема. <…> Да, мы можем выключить телевизор. Но наше воспитание, образование и социальная жизнь построены таким образом, что мы не можем (и главное, уже не хотим) выключить нашу массмедийную оболочку. Выключение массмедийной среды обитания приведет к нашему выпадению из социальной жизни, что для человека, не собранного в самом себе, просто невыносимо. Психофизиологически невыносимо!”