Сергей Парфёнов - Виа Долороза
Новым министром обороны в тот же день был назначен Главком ВВС Василий Шапкин…
С тех драматических летних событий прошло всего несколько дней, а стремительный ветер перемен уже неумолимо стирал атрибуты прежней жизни…
С фасадов домов и с крыш, как-то сами собой незаметно стали исчезать такие привычные глазу лозунги, как "СЛАВА КПСС" и "НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ", а старым городам и улицам, вместо идеологически выдержанных имен начали возвращать их прежние названия. В газетах и журналах все чаще и чаще замелькали такие слова, как "суверенитет" и "частная собственность", а словом "план", похоже, теперь пользовались лишь наркоманы, которых, как ни странно, оказалось не так уж и мало. Впрочем… Это были лишь мелкие и досадные издержки демократии. Большинство советских граждан с искренней и наивной доверчивостью полагали, что страна очистилась от сковывавшей её плесени и вот-вот стремительно рванется вперед. И никогда ещё светлое будущее не казалось им таким близким и столь легко осуществимым…
И все таки самая удивительная метаморфоза в эти дни произошла в одной небольшой подмосковной деревушке. Здесь, рядом с высокими стенами древнего монастыря причудливым образом сплелось прошлое и настоящее.
Вдоль разбитой, ухабистой дороги, разрезавшей деревню прямо посередине, в доспехах и остроконечных шлемах ходили воины с кривыми саблями на боку, а рядом стояли синие автобусы и по земле тянулись толстые шнуры электрических кабелей. Сентябрьское солнце обильно разбросало теплые лучи на пергаментную листву деревьев, высокие облезлые стены монастыря и шиферные крыши деревенских изб. Неумолимая пора угасания уже тронула желтой сединой зеленую шевелюру деревьев, но бабье лето упорно не хотело отдавать свои права и словно в отместку за дождливый август выпросило у осени еще несколько погожих дней.
Бойкая мошкара, воспользовавшись дарованной ей отсрочкой, вершила свой последний пир – настойчиво терроризировала конный отряд, спрятавшийся в овраге за околицей деревни. Потные ратники отчаянно, как саблями во время сечи, махали ветками, обороняясь от докучливых комаров, остервенело шлепали себя по плечам, щекам, и рукам, уже обильно покрытых волдырями, а их лошади хлестали себя по бокам черными жгутами шелковых хвостов. Но все эти архаичные методы слабо действовали на маленьких вампиров и через мгновенье кровожадное крылатое воинство с удвоенной силой бросались на своих измученных противников и, казалось, этой неравной и жестокой схватке не будет конца…
А в это время на лугу, рядом с монастырем наоборот царила безмятежная и умиротворенная идиллия. Здесь, отложив в сторону кривые бердыши и изогнутые алебарды, мирно соседствовали друг с другом татарские воины и русские стрельцы.
Причиной всех этих невероятных коллизий было то, что около старых монастырских стен снимался фильм "Князь Курбский". К съемке готовился эпизод взятия Казани, но съемка вдруг застопорилась, потому что около подъемника, который сами киношники обычно называли "краном", оживленно заспорили двое.
– Игорь! Дорогой вы мой! Ну как же вы не понимаете? – расстроено объяснял главному герою упитанный режиссер, одетый в длинные, до колен шорты и цветастую аляпистую безрукавку. – Вспомните-ка, что вы там Ивану Грозному обещали? Ну, не вы, конечно, ваш персонаж! Что не посягнете ни на него, ни на слуг его… Так? А сами пять опричников его зарубили! А ведь это в наше время слово – тьфу: захотел – дал, захотел – взял обратно… А в то время слово – ого-го! А тут ещё, заметьте, нарушено слово, данное царю! Да на святом кресте… Это, милый мой, знаете, что? Это хуже смертной казни… Анафема! Отлучение от церкви! Страшное дело…
Загримированный под русского князя, Игорь Таликов раздраженно мотнул головой – завитые русые кудри его разлетелись в разные стороны, а тяжелая соболья шапка неуклюже с�