Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2005)
Сегодня демографы, социологи, философы, геополитики и прочие специалисты во всем мире предлагают целый комплект разнообразных, иногда взаимоисключающих прогнозов. Они предсказывают полную арабизацию Старого Света и латиноамериканизацию Нового, а помимо этого — тотальную китаизацию планеты и даже слияние всех и вся в одну энтропийную деревню с единым языком, единой экономикой, общими горестями и радостями. Некоторые обращают особое внимание на то, что россияне и вовсе не должны приниматься в расчет в долгосрочных прогнозах: в связи с неуклонным сокращением количества жителей России есть перспектива исчезновения этого экзотического подвида. Надеясь, что эти мрачные предсказания все же не сбудутся, мы продолжаем „возделывать свой сад”, т. е. заниматься насущными делами…” (от редакции).
Из большого корпуса разножанровых текстов, пересыпанных густой статистической цифирью, выберем информационное сообщение, проскользнувшее в интервью начальника Федеральной миграционной службы МВД России Михаила Тюркина. “По оценкам экспертов, в России находится более четырех миллионов лиц без определенного правового статуса”. “Прирост населения Москвы, зафиксированный за 13 лет, прошедших между двумя последними переписями, составил 2 млн. человек…”
Статистику прироста напомнил в беседе на сугубо “московские” темы первый заместитель начальника Управления координации деятельности Комплекса развития научно-производственного потенциала города Москвы, межрегиональных и общественных отношений Сергей Смидович.
…Как он, бедный, этот титул на своей визитке размещает?!
Любопытный процентаж содержится в социологическом исследовании Анастасии Леоновой (“Неприязнь к мигрантам как форма самозащиты”). На вопрос 2001 года “Слышали ли Вы о погромах на рынках в Москве? Если да, то какие чувства вызывают у Вас эти события?” — 25 процентов респондентов выразили уверенность, что “приезжие сами во многом виноваты в плохом к ним отношении”; у 7 процентов вся эта кровянка не вызвала “никаких особых чувств”; и, наконец, 14 процентов остались удовлетворены, “что „черные” получили по заслугам”. Как жаль, что в исследование не включен вопросец: “Если бы Вам лично предложили принять участие в… м-м-м… силовом предупреждении приезжих, выдали инвентарь (стальные рейки и цепи) и транспорт доставки, то как бы Вы поступили?”
Итак, поздравим себя: примерно каждый шестой из нас — расист.
Журналист-правозащитник Лидия Графова, возглавляющая Информационное агентство “Миграция”, рассказала о работе Форума переселенческих организаций. На конгрессах форума, объединяющего 287 организаций и 200 тысяч активных мигрантов, работа, пишет, в частности, Графова, начинается с исполнения гимна (прямо как в “Республике Шкид”, добавлю я от себя). Пишет Графова и такое:
“Горько признать: Россия до сих пор не оценила привалившего ей богатства. Энтузиазм первой волны миграции, когда ехали самые энергичные, одержимые любовью к России, был фактически... посыпан дустом. По многим причинам. Но главная в том, что с самого начала у руководства страны не было политической воли принимать мигрантов.
Россия безуспешно ищет объединяющую национальную идею, а она — вот, валяется под ногами. Солженицын выразил ее двумя словами: „сбережение народа”. Принять гонимых соотечественников, проявив воспетую нашими классиками самоотверженность и широту русской души („русский мужик последнюю рубашку с себя снимет — другому отдаст”), значило бы, во-первых, укрепить дух нации. Не говоря уж о том, что принять мигрантов стране, где нарастает демографический кризис, просто выгодно <…>”.
Отмечу пространные свидетельские показания, помещенные в статье Елены Кирилловой “Вынужденные переселенцы в России: оправдались ли надежды”. Реальное положение различных групп мигрантов, о которых пишет, в частности, Кириллова, крайне неблагополучно. Полезными представляются и включенные в настоящий номер “Записок” две справки: “Российское миграционное законодательство” и “Нелегальная миграция”, подготовленные информационным консультантом журнала Алексеем Ковальчуком.
Миражи воспитания. — “Отечественные записки”, 2004, № 3.
“<…> Мы, родители, обречены вечно метаться в замкнутом кругу нескольких простых и, увы, неразрешимых противоречий. Откуда в ребенке дурные черты, от плохого воспитания или „от генов”, а если от генов, то от чьих — ваших собственных или родни вашей жены (мужа)? Как свое чадо воспитывать — как делали это наши родители или надо во что бы то ни стало держаться с веком наравне? В какую школу его отдавать — в частную и свободную, чтобы вырос белым и пушистым, или в государственную и палочную, чтобы знания „от зубов отскакивали”? Почему дети не торопятся принимать наши моральные ценности? Может, эти ценности устарели и нужны новые? Но если новые — то, право, какие же это ценности?
А может быть, нам вообще только кажется, что мы воспитываем своих детей, на самом же деле это только мираж и воспитывают их самостоятельно, без нашей помощи, природа и среда?
Наука, дай ответ! Не дает ответа…” (от редакции).
Александр Венгер в статье “Мы и наши дети” тоже задает сплошные вопросы и выводит: “Настоящие сложности возникают тогда, когда мы сами недостаточно ясно понимаем, „что такое хорошо и что такое плохо”, — другими словами, когда мы переживаем кризис. Похоже, что для многих российских семей сейчас настал именно такой период, поскольку само наше общество находится в кризисе”.
Теме исчезновения детства посвящен реферат по книге американского социолога Нейла Постмана, подготовленный Александром Яриным. Социальное понятие детства в оформленном виде, согласно этому исследованию, существует в сознании европейского человечества лишь последние четыре века и представляет собой искусственный продукт развития общества. Говоря о потенциальном средстве возрождения детства в Америке, Постман уповает на компьютерное программирование, требующее от подростка серьезных навыков и мастерства, оговариваясь, впрочем, что эта палочка-выручалочка может быть использована и не по назначению.
Об отношении к детям в русской традиционной культуре , главным образом в Средние века, пишет здесь Александр Панченко. Вспоминаются старинные “представления об особой, не подлежащей рациональной оценке власти родителей над детьми”, отразившиеся “в позднейших крестьянских поверьях о мистической силе родительского (и особенно — материнского) проклятия”.
Психологическую подоплеку шести воспитательных стратегий — от передачи ребенка профессионалам до сугубой опоры на бабушку — внимательно рассматривает Гражина Будинайте “глазами семейного психотерапевта”. Тот же раздел (“В родительских руках”) своеобычно дополняет сочинение писательницы Нины Горлановой “Педагогическое поражение и педагогическое продвижение” — “про нас с мужем и нашу приемную дочь”.
О воспитании детей в вере говорит Антоний, митрополит Сурожский: “<…> надо, конечно, ребенка учить. Но опять тут есть два момента, как мне кажется. Первый момент тот, что семья должна его учить все время. То есть не все время ему твердить Божественные истины, а учить его примером, учить тем языком, который употребляется. Я вам могу пример дать об этом <…>. Во время немецкой оккупации немцы вывозили из России детей, которых употребляли на работы. Один мой товарищ, такой Ваня, который потом стал в Америке епископом Сильвестром, был допущен к такой группе детей, потому что говорил по-немецки. Среди этих детей он встретил мальчика лет 10—11, который его поразил тем, что его мысли были как бы оформлены Евангелием и что он часто употреблял такие формы речи, которые не были цитатами из Евангелия, но настолько напоминали евангельскую мысль, что мой товарищ его отозвал в сторону и говорит: „Слушай, ты такой маленький — откуда ты так хорошо Евангелие знаешь?” Мальчик ответил: „Евангелие? А что это такое?” — никогда не слышал. Ваня ему говорит: „Евангелие — это такая книга, где говорится о жизни и учении Иисуса Христа”. — „А кто это такой? ” И, продолжая расспросы, Ваня обнаружил, что родители этого мальчика были верующие. Это было сталинское время, дать ему какое бы то ни было религиозное воспитание было слишком опасно; в школе его могли спросить, как других детей спрашивали: А ты знаешь, кто такой Бог? А ты знаешь то? знаешь сё? — и он выдал бы своих родителей. И родители взяли за правило никогда, во всяком случае при нем, не говорить ничего, что не было бы созвучно евангельской правде. И он Евангелие воспринял как норму жизни, не как „учение” каких-то людей о ком-то или о чем-то, а — „так люди думают”, „так мои родители чувствуют”. И когда владыка Сильвестр дал ему Евангелие, он начал читать: „Да, да, вот оно так и есть…” Вот это самое истинное воспитание, какое можно дать ребенку. А когда ребенок видит, что родители живут на своем уровне одним образом, а когда снисходят на его уровень, начинают жить по-иному, он сразу понимает, что все это ложь, подлог, что все религиозное воспитание — только способ над ним получить власть”. Напомню, что любые тексты владыки Антония — это расшифрованные магнитозаписи.
