Ирина Касаткина - Одинокая звезда
Наталья Николаевна неоднократно предлагала Диме пригласить девушку, познакомить с ней и отцом, но каждый раз что-нибудь этому мешало. Наконец, она стала подозревать, что Лена сознательно не хочет приходить к ним. Но почему? Может, ей мама не разрешает? Может, она вообще против дружбы дочери с их сыном? В этом надо было разобраться. Поэтому Наталья Николаевна настояла на своем и поехала на вокзал вместе с Димой.
На перроне сынок, сразу забыв о ней, ринулся к газетному киоску. Проследив за ним взглядом, Наталья Николаевна увидела их – мать и дочь. Заметив ее сына, несшегося к ним, сшибая чужие чемоданы, они заулыбались и замахали ему. Он подбежал и весь буквально засиял от счастья, только что не запрыгал, как в детстве. С облегчением увидев, как приветливо мать девушки смотрит на него, Наталья Николаевна направилась к ним. Тут и он вспомнил о ее присутствии.
– Знакомьтесь, это моя мама, – почему-то страшно смутившись, сказал он. – Мама, это Ольга Дмитриевна и Лена.
– Здравствуйте, Наталья Николаевна! – протянула ей руку мама девушки. – Очень рада вас видеть! Мы ведь знакомы.
– Знакомы, – подтвердила Наталья Николаевна, – встречались на совещаниях. А хотелось бы познакомиться поближе. Мой сын мне уже все уши прожужжал о вашей дочке. По-моему, кроме слова «Лена», остальные он изъял из своего лексикона. С утра до вечера только и слышим: «Лена сказала, Лена захочет, Лена не захочет. Лена, Лена, Лена». Как заколдованный.
– Ничего, это в его возрасте естественно, – засмеялась Ольга. – Это на первых порах. Потом пыл поутихнет.
– Никогда не поутихнет! – запротестовал Дима, не сводя глаз с девушки, молча слушавшей их разговор. – Лена – это мое все!
Девушка улыбнулась и смущенно взглянула на Наталью Николаевну.
– Дима, я не могу быть всем, – скромно сказала она. – У тебя еще есть твои папа и мама, твои друзья. Они ведь тоже для тебя много значат.
Девушка умна, отметила про себя Наталья Николаевна, и очаровательна. Но она – вещь в себе, как и ее мать. Похоже, сдержанность – одно из их основных качеств. Нелегко будет с ней моему порывистому Димке. Да, Марина была бы ему больше другом, чем эта Лена. Но тут уж ничего не поделаешь – он от нее не отстанет.
– Леночка, а когда же ты нас осчастливишь своим посещением? – спросила Наталья Николаевна, внимательно наблюдая за выражением лица ее матери. Может, она запрещает дочери к ним приходить? Нет – та, улыбаясь, тоже вопросительно взглянула на дочь.
– Вот вернемся из Москвы, – пообещала Лена, – обязательно приду к вам в гости.
– Смотрите, вас зовут, – сказала Ольга Диме и Лене.
Действительно, руководитель группы, держа в руках список, попросил всех старшеклассников подойти поближе. Сделав перекличку, он велел им не расходиться, так как состав вот-вот подадут.
– Что будем делать, Ольга Дмитриевна? – спросила Наталья Николаевна, когда ребята отошли. – Похоже, предстоит нам с вами породниться. Как вы к этому относитесь?
– Положительно, – улыбнулась Ольга, – а как еще к этому можно относиться? Взаимная любовь, да еще такая сильная – великое благо для них обоих. Смотреть на них да радоваться – что нам еще остается?
– Значит, вы не против их отношений?
– А почему я буду против? Как вообще можно быть за или против? Их отношения касаются только их. Я полностью доверяю своей дочери. Она очень любит вашего Диму – и насколько я его успела узнать, он вполне заслуживает этой любви. Смотрите, какая они красивая пара. Залюбуешься.
– Ну, раз так, – облегченно сказала Наталья Николаевна, – я рада. Я тоже слышала о вашей дочери много хорошего – и не только от сына. Единственно, что меня смущает, так это ее необыкновенная внешность. Бедный мой Димка – всю жизнь будет дрожать, что ее уведут.
– Ничего страшного, – засмеялась Ольга, – не бойтесь. Моя Лена спокойно относится к своей внешности – с хорошей долей юмора. А насчет уведут – я не знаю более надежного, чем она, человека. Все их будущее теперь зависит только от них самих. А нам остается лишь помогать им и радоваться, глядя на их любовь. Да внуков ждать.
Подали состав, и началась посадка. Ольга и Лена попрощались с Диминой мамой и направились в свой вагон. Дима, чмокнув мать в щеку, пошел с ребятами в свой. Но задерживаться там он не собирался. Едва поезд тронулся, как Дима, забросив на полку рюкзак, понесся в вагон СВ. Однако дверь их купе оказалась заперта.
– Лена, это я, – забарабанил он, – открой!
– Дима, потерпи, мы переодеваемся, – послышался голос ее мамы. – Постой немножко у окошка.
Наконец дверь открылась, и ему было позволено войти. Мама с дочкой, одетые в пестрые пижамы, раскладывали на столике еду.
– Мы завозились перед отъездом и не успели пообедать, – пояснила Ольга, – присоединяйся.
– Так я сейчас свое принесу, – предложил он, – мне мама тоже всего надавала, одному не съесть.
– Не стоит, Дима, – остановила его Ольга. – Давай сейчас наше съедим, а завтра – твое.
– Нет, там вареная курица. Мама велела ее сегодня съесть – она до завтра не доживет. И огурчики солененькие. Я мигом!
– Ну, неси. Курицы у нас нет и огурчиков тоже.
Они поели, потом Лена отправилась с Димой в его вагон. Там руководитель группы устроил час знакомства. Каждый должен был рассказать о себе – кто он, из какой школы, чем дышит, кем собирается стать, и все такое прочее. А также прочесть любимое стихотворение, спеть песенку или рассказать забавную историю.
Дима достал гитару и спел Маринкину песенку про щенка. Песня настолько понравилась, что ее решили сделать групповым гимном и петь на всех мероприятиях.
Дима очень опасался соперничества со стороны мужской половины их группы по отношению к Лене. Но поглядев на него и на нее, все сразу все поняли, и вопрос был снят с повестки дня. Группа весело разучила Димину песенку и дружно спела ее дважды под гитару, собрав в качестве слушателей остальных пассажиров, включая проводников. Потом все как-то незаметно рассосались по полкам и вагону. Дима пошел провожать Лену. К тому времени уже совсем стемнело. Они постояли еще немного, глядя в окно но в нем, кроме проносившихся мимо огней, ничего не было видно.
Ни обнять ее, ни тем более поцеловать у него не было никакой возможности. Дверь в их купе была открыта, и ее мама, читая журнал, время от времени поглядывала на них. Пассажиры, извиняясь, непрестанно сновали мимо, и в коридоре все время кто-нибудь торчал. Всего пару раз удалось незаметно, как ему казалось, чмокнуть ее в щеку. Но даже стоять с ней рядом, прижавшись друг к дружке, было так хорошо, что уходить не хотелось никак.
Принесли чай. Они поужинали и еще немного поболтали. Потом по красноречивым взглядам ее мамы Дима понял, что ему пора ретироваться.
«Не хочется, но приходится», – подумал он, прощаясь. Ах, ему бы остаться с ней в этом купе вместо ее мамы. Он даже зажмурился, представив себе такой вариант. Но тут вагон дернуло, и он с размаху треснулся лбом о дверь тамбура – аж искры из глаз посыпались.
«Ох и фонарь завтра вырастет! – огорчился Дима, потирая ушибленное место. – Можно будет свет не зажигать. И чего я, дурак, зажмурился? В будущее надо смотреть с открытыми глазами».
Добравшись до своего вагона, он приложил ко лбу монетку, не очень надеясь, что это поможет. Боль немного утихла. Свет в вагоне был притушен, и большинство ребят уже спали. Дима забрался на свою полку и тоже попытался уснуть. Но это ему удалось плохо. Сначала он довольно долго пребывал в каком-то полусне: то засыпал, то просыпался. Перестук колес, хождение мимо полок пассажиров и мысли о Лене не давали ему заснуть. Потом, вроде бы, задремал.
Проснулся он внезапно, как будто его толкнули в бок. Поезд стоял. За окнами виднелись какие-то здания и слышались негромкие голоса. Дима посмотрел на часы. Было два часа ночи. Сна – ни в одном глазу. И вдруг ему безумно захотелось увидеть Лену. Мысль о том, что она находится совсем близко – через каких-то три вагона, – иглой застряла в мозгу и стала буквально сводить его с ума.
Он представил ее спящую – ее косички на подушке, ладошку под щекой. И то, что произошло бы между ними, если бы не ее мама, а он остался с ней в купе. И сразу устыдился своих мыслей. Как будто он вознамерился наступить на прекрасный цветок, доверчиво тянущий к нему свою головку, и сломать его.
«Но она же не цветок, – возразил он себе, – она женщина. И ей тоже должно хотеться того же».
Он снова подумал о том, что когда-нибудь произойдет между ними, – и волна нежности затопила его. О, как он будет ее любить! В сто раз сильнее, чем теперь, – хотя, кажется, сильнее любить уже невозможно. Он будет носить ее на руках. Он достигнет любых высот, чтобы у нее было все, что только пожелает.
Но как же хочется увидеть ее прямо сейчас!
«Схожу туда, – решил он, – хоть постою возле ее купе. Может, полегчает?»
Стараясь никого не разбудить, он спустился с полки и пулей пронесся через три вагона. Вот и их купе – дверь, конечно, заперта. Дима прислонился к стенке и стал взглядом сверлить дверь, пытаясь мысленно проникнуть сквозь нее. Он снова представил себе Лену. Перед сном она заплела волосы в две толстые косички и стала похожа на девочку-пятиклассницу. Тонкая шейка, худенькие плечики. И он даже застонал от нежности и нестерпимого желания ее поцеловать. Как же он любит ее – это какой-то кошмар!
