Журнал «Новый мир» - Новый Мир. № 5, 2000
Примечания
1
Он сумасшедший (франц.).
2
Вряд ли. Я последний человек… исчерпанный человек… всего-то навсего, мадемуазель Элоиза… Очень красивые (франц.).
3
Посмотри! Посмотри налево! Это овощной магазин, где продают самые дешевые апельсины в этом районе. Очень хороший магазин! Понимаешь? На доллар дешевле, чем обычно. Пожалуйста, запомни его, беби (англ.).
4
3 получаешь, за 2 платишь! (нидерланд.) — слоган нидерландской торговой рекламы.
5
В определении идеологии я разделяю подход Дугласа Норта, согласно которому идеология — это ответ человека на неопределенность, позволяющий формулировать гипотезы и обосновывать теории. «Нельзя теоретизировать в условиях неопределенности, когда вы абсолютно не представляете себе, что может произойти… Но на практике люди постоянно действуют в условиях неопределенности. Мы принимаем решения в условиях неопределенности, основываясь на наших религиозных, ценностных и идеологических представлениях» (North D. C. Understanding the Process of Economic Change. London, IEA, 1999, p. 13–14).
6
Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции». М., 1991, стр. 71.
7
Необходимо, впрочем, особо подчеркнуть, что речь здесь идет исключительно о роли интеллигента как советника (то есть в более органической для себя роли), а вовсе не как практикующего политика. Интеллигент в политике склонен демонстрировать противоположные качества: колебания, неуверенность, что так же опасно для политика, как и вера в обладание абсолютным знанием у советника.
8
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, стр. 207–208.
9
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 23, стр. 9.
10
Межстрановые сопоставления ВВП — самостоятельная и весьма сложная задача учета покупательной способности валют разных стран, к тому же в исторической ретроспективе. В данном случае мы опираемся на расчеты, проведенные А. Мэддисоном (Maddison A. Monitoring the World Economy 1820–1992. Paris, OECD, 1995).
11
Отсюда становятся понятными и исключения из общего правила, например, сохранение абсолютистских монархий в странах Персидского залива. Доходы этих стран формируются почти исключительно за счет нефтяной трубы (ренты), то есть государство не попадает в зависимость от деловой активности населения и — более того — имеет достаточно ресурсов, чтобы покупать лояльность подданных, обеспечивая им высокий уровень жизни. То есть исключение из «правила демократизации» оказывается связано не с какими-то историко-культурными особенностями, а со структурными характеристиками отдельных стран.
12
Сюжет о «естественном уровне» социально-экономического развития для устойчивости системы всеобщего избирательного права подробно рассмотрен мной в книге «Экономическая реформа сквозь призму конституции и политики» (М., «Ad marginem», 1999). Там приводятся соответствующие количественные оценки.
13
Сожаления о том, что политические реформы начались вместе с экономическими (а то и раньше их), весьма популярны среди западных исследователей. В этой связи вспоминается дискуссия, которую автор этих строк имел с одним видным итальянским экономистом — специалистом по СССР и России. В ответ на традиционные сентенции об ошибочности горбачевского курса на политические реформы я заметил: «Наверное, вы правы. Однако согласитесь, что ошибки такого рода уже были в истории. Ведь и для Италии было бы гораздо лучше, если бы Муссолини не ввязался во Вторую мировую войну, а просуществовал бы, скажем, до середины 70-х годов. Итальянская экономика устойчиво развивалась, не было бы чехарды правительств, не было бы террора „красных бригад“, коррупции, северного сепаратизма и других острейших проблем послевоенных десятилетий». Мой собеседник был возмущен подобным сравнением, хотя оно совершенно естественно и достаточно очевидно.
14
Цит. по: Coleman D. C. The Economy of England. London, Oxford, New York, 1977, p. 32.
15
Шлезингер А. Указ. соч., стр. 12.
16
В настоящем очерке я буду использовать материалы и аргументы из рукописи книги, подготовленной Ириной Стародубровской и автором этих строк.
17
Мне приходилось сталкиваться с одной любопытной точкой зрения. Видный политический деятель, один из «отцов перестройки», категорически возражал против трактовки посткоммунистической трансформации как революции, полагая, что подобный вывод есть оправдание насилия и призыв к гражданской войне. Переосмысление советского опыта и отказ от романтизации «гражданской» (чаша сия не миновала даже тонкого и мудрого Б. Окуджаву) привели интеллектуалов старшего поколения к мистическому восприятию слова «революция», как будто бы даже само использование его может привести к кровопролитию.
18
Фазы революций хорошо изучены в западной литературе. Классической работой является книга Крейна Бринтона «Анатомия революции» (Brinton Crane, «The Anatomy of Revolution»), первое издание которой вышло еще в середине 30-х. Об этом же по-русски можно прочитать в статье В. Мау и И. Стародубровской «Перестройка как революция. Опыт прошлого и попытка прогноза» («Коммунист», 1990, № 11). В то время мы еще не знали о существовании исследования Бринтона, и тем забавнее, что основанные на опыте Англии, Франции и большевистской России выводы Бринтона оказались очень близкими работе, включавшей в себя и «перестроечный» опыт.
19
Не могу удержаться от примера из истории Великой французской революции. Вот как писала тогда «Французская газета»: «Часть народа, к сожалению слишком многочисленная, не привыкшая заглядывать дальше завтрашнего дня, лишь бы были средства прожить сегодня, не видит в отмене этого абсурдного закона ничего полезного, никаких причин, побудивших к ней. Особое недовольство проявляют женщины, большая часть которых не помнит о вчерашнем дне и которые не примечают завтрашнего дня, начинают проявлять недовольство». Отсюда было недалеко и до политико-экономических обобщений: «Пока не обуздают свободы, мы будем оставаться несчастными». А несознательные женщины в это время нередко откровенно заявляли: «Пусть дадут нам короля, лишь бы мы имели хлеб» (Добролюбский К. П. Экономическая политика термидорианской реакции. М. — Л., 1930, стр. 25, 164, 166).
20
Впрочем, были и другие нетрадиционные способы пополнения государственного бюджета. Скажем, в эпоху Английской революции бумажно-денежная эмиссия еще не была известна европейским державам, и этот механизм не был доступен антироялистскому правительству. Зато был доступен морской разбой, и нападения патриотически ориентированных пиратов на иностранные суда (прежде всего испанские) дали дополнительные финансовые ресурсы революции.
21
См.: Thirsk J. The Sales of Royalist Land during the Interregnum. — «The Economic Histoty Review», vol. 5, 1952, № 2; Архангельский С. И. Распродажа земельных владений сторонников короля. — «Известия Академии наук СССР». 7 серия. (Отделение общественных наук). 1933, № 5
22
Впрочем, как отмечают историки Французской революции, и здесь аргументы социальной целесообразности естественным образом переплетались с личными интересами представителей революционной власти и особенно депутатского корпуса. Поместья и дома в провинции продавались за чеки («территориальные мандаты») по цене, в десятки раз ниже дореволюционной стоимости, причем за сделками нередко прослеживались интересы депутатов и чиновников.
23
Наиболее наглядно это было продемонстрировано состоявшимися в конце 1995 года «залоговыми аукционами», в ходе которых банки давали правительству кредиты под залог государственных пакетов акций привлекательных предприятий. Фактически это была продажа, причем по весьма низкой цене. Нередко подчеркивают, что в тех условиях власти были жизненно необходимы деньги, а политическая ситуация (победа коммунистов на парламентских выборах и высокие шансы появления в России президента-коммуниста) препятствовала зарубежным инвестициям. Сказанное справедливо, но не менее очевидно и другое: «залоговые аукционы» проводились в декабре 1995 года, а переход в собственность мог осуществиться только осенью 1996 года. В середине же этого срока (июнь 1996 года) должны были состояться президентские выборы. Было ясно, что условия аукционов будут соблюдены только в случае победы на них совершенно определенного кандидата.
