Дмитрий Леонтьев - Бегство в мечту
— Куй железо, пока горячо, — безжалостно заявил Боковицкий. — Дело вот в чем…
Его перебила вернувшаяся с подносом, на котором дымились две чашечки кофе, Наташа.
— Еременко на второй линии, — кивнула она на телефон. — Со вчерашнего дня на телефоне висит.
— Что ж это такое? — жалобно спросил Туманов. — Все знают, что прилечу только послезавтра, а вызванивают аж за два дня до приезда… Слушаю тебя, Гена, — сказал он в трубку. — Спасибо, добрался отлично… Твоя просьба?.. Ах, это… Да, передали, — Андрей подтянул к себе дипломат и, отомкнув его, извлек на свет две тяжелые, тускло отсвечивающие гравюры. — Ты бы хоть заранее о таких вещах предупреждал. А то: «сувенир друг в подарок передаст»… Хорошо, хоть декларацию на вывоз дали… А что это за мастер: Борвинник? — прочитал он подпись на гравюрах. — Я-то льстил себе, что всех ведущих специалистов в искусстве знаю… Завтра? Да, приезжай. Тут дела кое-какие поднакопились, да и просто давно не виделись… Жду. До завтра.
Положив трубку, в один глоток осушил чашку кофе и вопросительно посмотрел на Боковицкого:
— Остывший, совершенно невкусный и очень слабенький кофе будешь?
— Да пей уж, пей. Скоро на одном кофе держаться будешь. Что за гравюры?
— Генка просил захватить их у его знакомого в Нью-Йорке. Безвкусица какая-то. Но, судя по рамкам, кто-то их очень ценил. Лично я за рамки заплатил бы в три раза больше, чем за сами гравюры.
— Тебе и Шагал не нравится, — пожал плечами Боковицкий.
— Ты слышал эту фамилию? — притворно ужаснулся Туманов. — Всего три года назад на вопрос: «Кто такой Шишкин?», ты отвечал: «Сам дурак!» Неужели стал ходить в музеи?
— Нет, просто часто выслушиваю твое нытье по разным поводам, — парировал Боковицкий. — «Это не нравится, то не нравится». А что нравится?
— Все остальное, — ответил Туманов и осушил вторую чашку кофе, — Ладно, выкладывай свою «деньги- вытягательную» идею…
Когда Боковицкий ушел, Андрей убрал со стола оставленные им бумаги и поднялся, чтобы открыть окно. Что-то тяжело упало на пол. Наклонившись, Андрей увидел одну из гравюр, нечаянно сброшенную им со стола. Ворча на себя за неуклюжесть, Туманов поднял тяжелый прямоугольник и попытался поставить на место отклеившуюся от удара рамку. Угол резной планки никак не хотел возвращаться на место. Андрей вздохнул, положил гравюру на стол и, с трудом удерживаясь, чтоб не зевать, стал разглядывать повреждение.
Заинтересовавшись, быстро снял остатки рамки, поднес гравюру углом к свету, поворачивая и поскребывая ногтем, и неожиданно со злостью рванул на себя наваренный с тыльной стороны гравюры тонкий слой олова. Долго, прищурившись, смотрел на оставшуюся в его руках матрицу доллара, затем швырнул ее на стол, схватил вторую гравюру и с размаху опустил ее на стол, разламывая рамку и отбивая наваренное олово. Взглянув на «вторую часть» стодолларовой ассигнации, бессильно заскрипел зубами. В кабинет вбежала услышавшая грохот ударов секретарша:
— Что случилось, Андрей Дмитриевич?
— Выйди! — зло сказал Туманов. — Если б мне надо было кого-то позвать, я бы сам это сделал.
Девушка обиженно передернула плечами и хотела было закрыть за собой дверь, когда Туманов неожиданно передумал:
— Подожди, Наташа… Срочно соедини меня с Туапсе. Разыщи там Еременко, мне необходимо… Мне нужна его помощь.
— Хорошо, — девушка вышла в приемную, а Андрей, заложив руки за спину, принялся нервно мерить шагами кабинет, жадно выкуривая одну сигарету за другой и то и дело бросая взгляды в сторону лежащих на столе матриц.
— Андрей Дмитриевич, — послышался наконец голос секретарши из динамика, — Еременко на проводе.
— Спасибо, Наташа, — Андрей поднял трубку телефона и, откашлявшись, бодрым голосом сообщил: — Гена, это снова я тебе беспокою. Хорошо, что застал. Никуда не уезжай. Боковицкий только что принес новый проект, и я намереваюсь перекинуть его на тебя. Поэтому я выезжаю к тебе сам. Завтра утром буду у вас, встречайте… Нет, лучше я приеду сам. Мне необходимо лично осмотреть помещения и прикинуть, подойдут ли старые здания для этого проекта, или же придется закупать новые… А то, чего доброго, и строить придется… Нет-нет, этот филиал мы оставим, свою нагрузку он выполняет. Так что, приеду я… Ничего, потерплю еще сутки… Что? Ах, посылку… Да, ее я обязательно захвачу… Зря, что ли, тащил за тридевять земель… Жди, — он положил трубку на рычаг и добавил, с ненавистью глядя на телефон: — Жди, я приеду… И тогда нам придется обсудить очень многое…
Он засунул одну из матриц во внутренний карман пиджака, взял в руки вторую и огляделся в поисках подходящего места для тайника. Подошел было к сейфу, но передумал и, приблизившись к картине, сунул руку за раму, ощупывая холст с обратной стороны. Удовлетворенно кивнув, просунул туда матрицу и закрепил ее куском скотча. Открыл сейф, вынул оттуда кобуру с тяжелым травматическим пистолетом, надел ее под пиджак и склонился над селектором связи:
— Наташа, будь добра, приготовь мне термос крепчайшего кофе… И постарайся достать каких-нибудь стимуляторов, мне предстоит не спать всю ночь… Отмени все запланированные встречи дней на пять вперед. Я срочно выезжаю в Туапсе… Понадобилось навестить наш филиал.
— Телохранителя или шофера вызвать? — уточнила девушка.
— Нет, это самая рядовая поездка… С «частным уклоном». Лишние «уши» там ни к чему… Да, и к моему возвращению подготовь бумаги о… Впрочем, об этом м скажу, когда вернусь…
— Андрей Дмитриевич, давайте я все же вызову водителя, — попросила девушка. — Или закажу билет ми самолет?
— Нет необходимости. Я справлюсь сам. Когда я вернусь, собери совет директоров. Я сделаю заявление.
— Хорошо, — сказала секретарша. — Тогда… Удачной дороги, Андрей.
Туманов лишь кивнул в ответ, забывая о том, что находящаяся за стеной секретарша не может его видеть, и непроизвольно дотронулся пальцами до лежащей в кармане матрицы. В последний раз окинул взглядом кабинет и вышел в залитый солнцем парк.
С радостным выражением на лице Еременко поднялся навстречу входящему в кабинет Туманову и забасил:
— Давненько тебя в наших краях не…
Договорить он не успел: мощным боковым ударом
Андрей отшвырнул его обратно к столу.
— Ты что делаешь? Спятил?! — заорал Еременко, вскакивая на ноги. — Ты что делаешь, сволочь?!
Туманов молча извлек из кармана матрицу и похлопал ею о ладонь.
— А-а, — протянул Генка, сплевывая сочащуюся из разбитой губы кровь. — Я как чувствовал, что эта затея нам боком выйдет. А рассказывать тебе обо всем с самого начала… Тоже неизвестно, как ты на это посмотришь… Но ты меня выслушай, я тебе все…
— Все мне объяснять не надо, — сухо сказал Туманов. — Ты мне только одну вещь объясни… Когда ты с голодухи на «большую дорогу» шел — это я еще мог понять. Теоретически, но мог… Но сейчас?! У тебя есть квартира, машина, дача, вполне приличная работа, весьма хороший по нашим временам заработок… Еще больше хочешь? Так работай! Это же лучший на мой взгляд вариант: получать столько, на сколько ты работаешь… Так почему ты занимаешься этим сейчас?! Почему ты подставляешь под удар меня и всю нашу корпорацию?! То, что это — жадность, я понимаю, но осознать это не могу!.. Объясни.
— Объяснить?! — в голосе Еременко застыла ненависть. — А ты не сможешь понять. Потому как не захочешь. «Зарабатывать столько, на сколько работаешь»? А независимость? Сколько раз ты сам клялся, что никогда больше не станешь работать ни на «дядю», ни на государство? А я на кого работаю?! На себя?.. Я по-другому жить хочу! По-своему! А вынужден каждый свой шаг, каждое слово соизмерять с твоим мнением и мнением тупоголового сборища, именующего себя «советом директоров». Это ты называешь «работать на себя»?
— А что бы ты сейчас делал, если б не работал в концерне? — спросил Туманов, — Ты только представь… Включи свое воображение и представь!
— Не знаю — что, но во всяком случае это была бы моя судьба! Моя!..
— Так кто тебе мешал уйти и заниматься тем, чем хочешь? Почему ты пытаешься нажиться не за счет своего труда и пота, а за чужой счет? Если б ты просто ушел, это было бы по крайней мере честно.
— За чужой счет? — оскалился Еременко. — Я рискую, и это мой «счет»!
— Рискуют все! Из-за твоих выходок может рухнуть все, что создавалось годами, то, в чем заключена судьба десятков людей, строящих и развивающих этот концерн, отдающих ему силы…. Ты их всех ставишь под удар!
— Ты поставь себя на мое место и подумай, как бы ты себя чувствовал, когда видел, что тебя содержат из жалости, всовывая в ту среду, в которой ты себя чувствуешь… Которая тебе не по душе.
— Я даю людям шанс сделать что-то. Ты и все прочие зарабатывают вполне приличные деньги. Этих денег хватает не только на жизнь, но и на обучение. Учитесь, находите связи, пробивайтесь и занимайтесь тем, что по душе. Я не притягиваю вас за шиворот. Я только предлагаю. Эта работа дает друг другу возможность зарабатывать деньги… Мне казалось, что, собрав вас вместе, я получил отличную, дружную команду, способную преодолеть любые преграды и создать свою судьбу самим… Я полагал, что вы захотите, чтоб еще ваши дети работали в этой фирме… Работали на себя…
