Александра Маринина - Ад
— Вот в этом вся ты, — печально констатировал он. — «Сидела как ступа», «валялась на диване». Это же твоя мама, как ты можешь говорить о ней такими словами? Ты просто недостаточно любила ее. А скорее всего, совсем не любила. И не заботилась о ней. Зря я на тебя понадеялся.
— Мне очень плохо, — пожаловалась Даша. — Так страшно, так одиноко. Мы теперь с Дениской вдвоем остались. Говорят, надо опеку оформлять, документы какие-то собирать, а я не знаю, с какого конца за дело браться. У меня нет сил.
— Опеку оформлять придется, это обязательно, опекуна все равно должны назначить, если не тебя, то кого-то другого. У вас есть еще родственники?
— Бабушка с дедом и мамин брат со своей семьей, они в Дмитрове живут, но им не до нас. Они нам не помогали, даже когда Дениска болел. Им вообще до нас никакого дела нет, и мама их не любила.
— Значит, опекуном будешь ты. Не забивай себе этим голову. Все утрясется.
— Что утрясется? — в отчаянии закричала в трубку девушка. — Что?! Мама вернется? Из могилы встанет? Как вы можете так говорить? Я думала, вы мне друг, вы меня поддержите, поможете в трудную минуту, а вы мне только мораль читаете. Не нужны мне такие друзья! И не звоните мне больше!
— Ладно, — она услышала, как Кирилл вздохнул, — не хочешь, чтобы я звонил, — не буду. До свидания, Даша.
Она спохватилась, что зашла слишком далеко, и хотела извиниться, но было поздно. Кирилл повесил трубку. И она снова начала ждать. Не может же быть, чтобы он вот так, в одночасье, взял и исчез из ее жизни! Да и с чего ему исчезать? Ну подумаешь, она ему нагрубила, но он же должен понимать, в каком она состоянии после всего, что случилось. Он должен быть к ней снисходительным, он должен проявить понимание и благородство.
Даша убеждала себя, что все наладится и Кирилл обязательно позвонит, она не расставалась с мобильным телефоном ни на минуту, даже в ванную с собой брала. Но он все не звонил. И даже с Новым годом не поздравил. А он был ей так нужен! Дашу не оставляли воспоминания о лежащем в красновато-розовой воде безжизненном теле матери, эти видения преследовали ее постоянно, и во сне, и наяву, а после разговора с Кириллом она все чаще корила себя за черствость, за то, что не уделяла маме внимания, грубила ей. Вот Дениска был куда мягче с Лизой, проводил с ней больше времени, никогда не повышал голос на мать и пытался заботиться о ней, как мог. Только мог-то он не очень много. Ну посидит с ней за столом, когда она ест, поговорит о чем-то, но ведь мать в последние месяцы, после того случая в метро, была неразговорчивой, все больше молчала. И напивалась она втихаря, стараясь, чтобы дети не нашли заначку и не видели, как она прикладывается к бутылке. «Я же не могла бросить работу, чтобы с ней сидеть, — уговаривала себя Даша. — Дениска целый день дома, вот пусть бы он и занимался мамой, уделял ей внимание. А он как уткнется в свой компьютер, так его будто и нет, ничего не видит и не слышит вокруг себя. Это он во всем виноват, а вовсе не я. Это он мало любил маму, не уделял ей внимания, не окружал заботой. Мое дело — деньги заработать и продукты купить, а с Дениски какой толк? И вообще, если бы не его болезнь, мама бы не спилась окончательно, и вся наша жизнь была бы другой. Все из-за него, он во всем виноват. Он и дядя Родик. Тоже мне, отец называется. Только своему Денисочке все самое лучшее, ему и сиделка, ему и учебники, и учителя на дом, и компьютер, и репетитор по высшей математике. Даже ремонт он нам сделал только для того, чтобы для Денискиного кресла проемы увеличить, а на нас с мамой ему наплевать, все только Денису, а мне что? Объедки с барского стола? Если бы этот козел не обманул маму и женился на ней, мы бы сейчас жили припеваючи, ни в чем отказа не знали. Дениска и дядя Родик — вот кто виноват во всех моих несчастьях».
Постепенно ей удалось уговорить себя, убедить, что ее вины ни в чем нет, а уж тем более в самоубийстве матери. Если кто и виноват по-настоящему, то Родислав и Денис, вот с кого спрос должен быть.
Родислав, в отличие от Кирилла, звонил постоянно, каждый день, да и приходить стал чаще, подолгу разговаривал с Денисом, Даша же от разговоров самоустранялась, и ничего, кроме хамства и грубости, «дядя Родик» от нее не слышал.
— Ну что, доволен? — заявляла она, заставая отца у себя дома. — Добился своего? Свел мать в могилу, теперь гуляешь на свободе. Чего ты ходишь сюда? Чего ты таскаешься? Думаешь, тебе наследство перепадет? Убирайся, мы и без тебя проживем, и без подачек твоих нищенских.
Даша хорошо умела считать и прекрасно понимала, что без финансовой поддержки Родислава они с братом и двух месяцев не протянут, ее зарплаты и пенсии Дениса хватит только-только на квартплату и более чем скромное питание, ни о каких репетиторах, оплате Интернета и прочих необходимых тратах речь идти не может, но ей так хотелось быть гордой и независимой хотя бы в собственных глазах, ей так хотелось выглядеть незаслуженно обиженной жизнью, вынужденной существовать в окружении людей, виноватых в ее несчастьях.
Однажды на улице к ней подошел приятной наружности мужчина с добрыми глазами и протянул какую-то брошюру.
— Я вижу, у тебя тяжело на душе, сестра. Возьми это, прочти, и тебе станет легче. Приходи к нам, и ты поймешь, что такое жить среди людей, которые тебя любят и принимают такой, какая ты есть, без лжи, без притворства, без ненужных обязательств. Мы тебе поможем, только доверься нам.
— Кому это — вам? — недоверчиво насупившись, спросила Даша, опасливо убирая руки за спину.
Ее предупреждали, что ни в коем случае нельзя протягивать руку и вступать в физический контакт с подозрительными людьми, особенно с женщинами-цыганками, которые возьмут тебя за ручку, заговорят, забормочут — и денежек как не бывало. Правда, перед ней стоял мужчина и он совершенно точно не был цыганом, но все-таки…
— Мы — Братство Любви и Света, — сказал мужчина. — Мы видим, сколько несчастных и обиженных жизнью вокруг нас, и мы стремимся сделать все, чтобы им помочь. С тобой жизнь обошлась несправедливо, она тебя очень обидела, но если ты прочтешь брошюру и придешь на наше собрание, ты узнаешь, что такое покой в душе и какое это счастье, когда тебя все любят.
Она взяла брошюру, забыв об опасениях: очень уж мягкой и светлой была улыбка незнакомца. Но читать ее Даша, разумеется, не собиралась. Просто сунула в сумку и тут же забыла.
Однако через несколько дней, вытаскивая из огромной, со множеством отделений, сумки кошелек, чтобы купить проездной, Даша наткнулась на брошюру. А что? Все равно в метро ехать минут сорок, можно и почитать.
Из метро Даша Спичак вышла другим человеком. В конце брошюры был напечатан контактный телефон для тех, кто хотел бы посетить собрание Братства Любви и Света. Едва выйдя из вестибюля, Даша набрала номер. Ей ответил приветливый женский голос, который подробно объяснил, когда и куда ей нужно приехать. Впервые за долгое время настроение у Даши было приподнятым. «Теперь все будет по-другому, — радостно думала она. — Теперь я смогу стать счастливой».
