Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)
Генерал Врангель ушел на «Корнилове» последним, направляясь к Акмонайским позициям, чтобы огнем судовой артиллерии прикрыть посадку на суда кубанских дивизий генерала Фотикова.
«После недавних жестоких морозов вновь наступило тепло, на солнце было жарко. Море, как зеркало, отражало прозрачное голубое небо. Стаи белоснежных чаек кружились на воздухе. Розовой дымкой окутан был берег.
Корабли вышли в море. (На ста двадцати шести судах были вывезены около ста пятидесяти тысяч человек, не считая судовых команд.)
Огромная тяжесть свалилась с души. Невольно на несколько мгновений мысль оторвалась от горестного настоящего, неизвестного будущего. Господь помог исполнить долг. Да благословит Он наш путь в неизвестность» (П. Врангель).
Уходили мы из Крыма среди дыма и огня.
Я с кормы все время мимо в своего стрелял коня,
А он плыл, изнемогая, за высокою кормой,
Все не веря, все не зная, что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы ожидали мы в бою!
Конь все плыл, теряя силы, веря в преданность мою...
Мой денщик стрелял не мимо, покраснела вдруг вода...
Уходящий берег Крыма я запомнил навсегда.
Н. Туроверов. «Товарищ»
КОККОЗ
«Наше коккозское имение – „коккоз“ по-татарски „голубой глаз“ – располагалось в долине близ татарской деревушки с белеными домами с плоскими крышами-террасами. Красивейшие были места, особенно весной, когда цвели вишни и яблони. Прежняя усадьба пришла в упадок, и матушка на месте ее выстроила новый дом в татарском вкусе. Задумали, правда, простой охотничий домик, а воздвигли дворец наподобие бахчисарайского. Получилось великолепие. Дом был бел, на крыше – черепица с древней зеленой глазурью. Патина старины подсинила черепичную зелень. Вокруг дома фруктовый сад. Бурливая речка прямо под окнами. С балкона можно ловить форель. В доме яркая красно-сине-зеленая мебель в старинном татарском духе. Восточные ковры на диванах и стенах. Свет в большую столовую проникал сквозь витражи в потолке. Вечерами в них искрились звезды, волшебно сливаясь с мерцанием свечей на столе. В стене устроен был фонтан. Вода в нем перетекала каплями во множестве маленьких чаш: из одной в другую. Устройство в точности повторяло фонтан в ханском дворце.
Голубой глаз был всюду: и на фонтанной мозаике среди кипарисов, и в восточном убранстве столовой.
В лесах ближних гор водились лоси. Мы завели охотничьи сторожки и частенько обедали там во время прогулок. Один домик стоял высоко на горе над ложбиной, и называли его „орлиное гнездо“. Мы закидывали камни на скалы, чтобы спугнуть орлов, и они взмывали и кружили над ложбиной». (Ф. Юсупов. Воспоминания).
В Коккозах все на «к» – камни, кручи, колодцы, сами козы. «Коз» – не коза, глаз. «Кок» – голубой. На голубом глазу принц Феликс Юсупов дарит своей невесте домик и близлежащий сосновый лес.
Из дневника великой княгини Ксении Александровы, матери невесты: «Чудная погода. В половине двенадцатого отправились с Юсуповыми, Минни, Ириной... в Орлиный полет, в 10 верстах от Ай-Петри. Дивное место. Я ехала в закрытом моторе с Зинаидой Юсуповой – обе весьма простужены.
В 8 верстах оттуда есть место, откуда открывается идеальнейший вид на всю долину Коккоз (вид и их дома) и горы, даже можно видеть море, но была мгла. Едешь через чудный буковый лес – и выезжаешь на площадку – красота большая!
Юсупов подарил все это прелестное место с домиком Ирине! Это ужасно трогательно, и княгиня и я совсем умилились, потому что он так любит ее. Ирина совсем обалдела, не могла даже благодарить как следует. Наконец я ее заставила поцеловать его!»
Когда-то князь Феликс Феликсович (старший) устраивал здесь праздник-байран. Сто лет назад розоворунные овцы в атласных ленточках, бараны в голубых перевязях стекались извилистыми ручейками с окрестных гор, чтобы предстать перед зваными гостями в версальских менуэтах и сарабандах. Звались все – от русского императора и португальского короля до простых чабанов. Сто лет спустя совсем все одичало. И видно, как все бедны и все бедно вокруг. Баранов сварили в нечищеных котлах еще в Гражданскую. С 1941 по 1944 год из окон охотничьего домика Юсуповых, тогда – казино, доносится бесхитростная мелодийка «Лили Марлен». Офицеры группы контрразведки «Айнзатцгруппа Д» под управлением группенфюрера СС, graalritter, рыцаря Грааля Отто Олендорфа сходились в ханскую столовую на отдых после карательных экспедиций и безуспешных выматывающих поисков чаши Грааля. Вокруг – много захоронений готов, что привлекало Олендорфа, который поставил себе целью отыскать именно здесь священный сосуд, выскользнувший из рук первых крестоносцев и мистически ушедший из Византии, как он полагал, в пещерный Крым. Осмотрены старые мечети, мавзолей дочери Тохтамыша Джанике-ханум, пещерное поселение Чуфут-Кале, остатки крепости Керменчик. За эти экспедиции Олендорф получает от Гитлера Железный крест, но не чашу. Вырубленный фруктовый сад и парк перед княжеским домом – памятка «Айнзатцгруппы Д». В те же годы князь Юсупов насаждает сад. В окрестностях Парижа, на небольшом участке собственной земли, Феликс встает на рассвете, возится в огороде, выкапывает картошку и, погрузив ее на велосипед, вихляя передним колесом, катит в Париж. И категорически отказывается идти на переговоры с немцами, предлагающими ему, ни много ни мало, царский трон с двуглавым орлом.
Оккупированный Париж. «О, эта вечная жалкая картина всеобщего исхода: перепуганное стадо женщин, детей, стариков, кто в силах – на своих, кто нет – на повозках и тачках, куча-мала с собаками, кошками, шкафами и перинами. Лица растеряны или безумны» (Ф. Юсупов. Воспоминания).
...Под ногами – камни, желуди, лесные орехи. На горизонте – гора «Орлиный залет» в форме орлиного крыла. Почему-то привязанная к забору на пригорке коза. Тополя. Так щемяще странно вступать на твою территорию, князь. Нет чудной зеленой майолики на крыше, нет цветных витражей, ни одного фонтана. А их по проекту – три или четыре. Коккоз – любимое детище талантливого архитектора его императорского двора А. Краснова.
«Замазать все масляной краской!» – последнее указание завхоза во время очередного ремонта в школе-интернате, разместившейся в княжьем доме.
Перед охотничьим домиком, довольно запущенным, вызвавшаяся простодушная экскурсия из трех подростков, самый смелый из которых – «А давайте я вам расскажу» – татарчонок с вишневыми глазами, а совсем не с голубыми, младший брат Беллы. Населяло когда-то, по легенде, долину Бельбек татарское племя с голубыми глазами. «Расскажу...» «Кара-коз». Черный глаз. Карагез. О, какой конь, нет быстрее Карагеза. Верхом на таком Карагезе, на верхней тропе, и встретил князь свою будущую невесту. Под копытами коня – кремни, груши. Не слышно клекота орлов в кручах. Горошком пересыпается по крашеным облупленным ступенькам деревянной лестницы звонкий голосок заманившего на экскурсию:
– Здесь жил царь Юсуп. Здесь под лестницей жили слуги. Не знаю, сколько строили дом Юсупу, наверное, больше года. Здесь был фонтан. Его замазали...
По его быстрым «кара» глазкам вижу, что в конце прогулки Азамат «на авось» попросит маленькое вознаграждение.
– Здесь было красиво. Люстра висела до потолка. Здесь была решетка, там хранили золото. Здесь была спальня княгини. Там была такая красота. Глаз всех оттенков. Закрасили, когда был ремонт. Здесь была казна, здесь казнили.
Спускаемся вдоль Коккозки, правого притока Бельбека. Воздух в энное количество раз чище, чем в операционной, – не поэтическое сравнение, замеры ответственных метеорологов. Струи горной речки, нигде не соприкасаясь с продуктами человеческой деятельности, той самой чистоты, под хрустальные чаши Грааля. Тополя – алтарными свечами в небесный неф.
Туман, выспавшись на крыле орла, будто нехотя начал подниматься, но потом передумал. Короткими стежками застрочили по небу стрижи и ласточки. Поднявшийся неожиданно сильный ветер, заморосивший дождик меняют планы. Ветер так силен, что высоченный тополь низко кланяется до земли то в одну, то в другую сторону...
1943 год. В селе Тополевка, в двух часах езды от Соколиного, где тополя так же высоки и так же низко кланяются от ветра, не спят мои бабушка и дедушка. Это – их последняя ночь. Ночь оставленности в крымском «Гефсиманском саду». На рассвете придут немецкие солдаты в сопровождении невыспавшегося офицера из «Айнзатцгруппы Д» и заберут в симферопольскую тюрьму. В Симферополе их расстреляют за связь с партизанами – по доносу соседа. Мои крымские предки – не бусины ли они одного красно-белого ожерелья, что, хлынув с единой, порванной кем-то нити, рассыпаются и пропадают все?..
Укрыться скорее бы под кровлю. В покосившуюся калитку, как в зону после проверки, закосолапили гуси. Трое опоздавших зэков, вытянув мокрые шеи, с испуганными криками «А нам, а нам!..» за последней пайкой бросились догонять стаю. Охоты на сегодня отменяются. Остаются охотничьи рассказы под гусиное гагаченье и сердитое бурлыканье соседского индюка. Много чего мог бы порассказать павлин, что жил у Ивана Шмелева в Алуште в двадцатом году. Очевидец таких событий. Но его изумрудный хвост давно не ныряет в ближних виноградниках.
