Мария Бушуева - Лев, глотающий солнце
Писала она об эгрегорах, о психических болезнях общества и отдельных его групп, о том, что такое шизофрения и размышляла, была ли она в древности.
Отдельный. весьма значительный, фрагмент был посвящен русскому пьянству. Анна подробно, привлекая исторический материал, разбирала, как была создана работающая до сих пор программа пьянства, как поддерживается она даже в непьющих семьях, когда дети еще маленькие и что такое «психическая реальность пьянства». Она рассматривала «на троих» — алкогольное вечное трио как анти Троицу, а психическое поле пьянства как антиправославный эгрегор…
С точки зрения парапсихологии она разбирала все симптомы «белой горячки».
Филиппов был потрясен: он и не предполагал, что она этими вопросами интересуется! Но ведь это я сам всегда брал мысленно ее с собой, когда погружался в свои пьяные бездны!
Все последние страницы записок были посвящены Эросу.
Сначала она цитировала В. Хлебникова: «Оно (великое, протяженное многообразие. А. К) подняло львиную (львиную? Филиппов вздрогнул) голову и смотрит на нас, но уста его сомкнуты. (…) точно так, как непрерывным изменением круга можно получить треугольник, а треугольник непрерывно превратить в восьмиугольник, как из шара в трехпротяженном пространстве можно непрерывным изменением получить яйцо, яблоко, рог бочонок, точно так же есть некоторые величины, независимые переменные, с изменением которых ощущения разных рядов, например, слуховое и зрительное или обонятельное — переходят одно в другое.
Так есть величины, с изменением которых синий цвет василька (я беру чистое ощущение), непрерывно изменяясь, переходя через неведомые нам, людям, области разрыва, превратится в звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им. При этом, непрерывно изменяясь, он образует одно протяженное многообразие, все точки которого, кроме близких к первой и последней, будут относиться к области неведомых ощущений, они будут как бы из другого мира». Вот она, великая тайна эротической любви, восторженно писала Анна, одно, пройдя через неведомое (это отнюдь не «разрыв» как разобщение, разрушение, это разрыв — прыжок — прыжок сознания через границы ощущений) превращается в другое. Выход за пределы сознания связан с переходом твердого в жидкое: тело перестает быть только телом, оно, как свет, который есть как частицы, так и волны, на время приобретает волновую природу. Это и есть «океанический эффект» …Мы растворяемся друг в друге… Но и это еще не все. Физическое тело утрачено, оно становится чистой энергией и тогда сознание переходит на иной уровень: возвращенное тело отныне будет только материалом, полностью подвластным воле и желанию сознания. И вот здесь — только благодаря партнеру — происходит окончательная кристаллизация сознания — это и есть духовный кристалл силы или бесконечных возможностей. Иначе, видимо, это не осуществимо. (…)»
Марта бесшумно вошла в его кабинет и встала, ожидая, когда он ее заметит.
Он поднял голову, снял очки — второй год читал уже только в очках, — отодвинул рукой записки.
— Что?
— Ольга везет Прохора.
— Ну и что?
— А мне вчера приснилась Лера.
Он поморщился: не до конца жена излечилась от своей чуши.
— Ну?
— Приснилось, будто она предупреждает, чтобы я не оставляла двоих детей в коляске в саду, я будто не слушаюсь и начинаю заниматься огородом, а дети сидят в колясках, но вдруг я пугаюсь и бегу в сад, а там только Прохор, а Ирмочки нет, я бегаю, ищу, плачу, кричу…
— Ну и нашла? — У него как-то екнуло в груди. — Нашла?
— Нашла. Она выпала и ползала по траве. Далеко уползла.
— Ну и ладно, — он снова надел очки, но жена не уходила.
— А сегодня ночью снова Лера приснилась.
— Опять?
— Говорит мне — я тебя хочу предупредить: здесь заждались твоего Володю. Мне стало так страшно за тебя …
Сердце трепыхнулось и забилось сильно-сильно.
— И к чему ты это мне рассказываешь?! Хочешь внушить, что мне пора на тот свет?
Марта пожала плечами. Но медлила и не уходила из кабинета. Он понял — что-то не договаривает. Но сердце билось где-то возле шеи. Боюсь, боюсь все-таки, подумал, слаб ты, Владимир Иванович Филиппов, а строишь из себя, однако!..
Жена улыбнулась: «Так прибавила в весе Ирмочка, я и не ожидала», повернулась и вышла. Колыхание ее тела, ровное, земное колыхание, а между ног нет даже и щели, все тугое, объемное, сочное… Нет, не тело, не тело было мне нужно тогда. Разве есть другое такое — прекрасное, здоровое, призванное рожать?…
Марта так полюбила землю, руками, ладонями, каждым пальцем стремиться войти в нее, вобрать ее в себя, она каждую весну соединяется с черной землей в любовном объятии и каждую осень собирает их общие плоды… А я… Мое бренное тело станет землей и еще много, много лет моя Марта будет каждую весну припадать ко мне, сливаться со мной в счастливом экстазе и рожать от меня детей …
70
Ровно в двенадцать он был у Дарьи. Он сразу понял: перед ним стоит другая.
Та, ровная, необъятная, спокойная сила, которая шла от ее молодого лица, от ясного, зеленоватого взгляда, не могла принадлежать только ей — еще вчера в ней не было ничего подобного, значит э т о существует, Анна сочиняла не одни фантазии, и Филиппов недаром затратил годы на испепеляющую страсть. Только пепел, да, только зола — остались от моего сердца. Но было! Они создали с Анной то, что влекло его всю жизнь и Анна сумела передать все своей сестре. Как она сама в записках определила то, что они создали: «духовный кристалл силы и безграничных возможностей».
Но почему вчера Дарья была просто сестрой, обычной сестрой, ну, соблазнительной, ну, эффектной внешне — и только?
— Послушайте, — сказала он, — тут, в доме сестры, со мной происходили забавные вещи: то полотенце исчезало и появлялось, то я видела свет в пустой квартире, то находила на полу фотографию как раз ту, о которой только что читала в в ее дневнике…
— Все вы, — не дослушав, прервал он, — его слишком сейчас волновало другое, — все вы своими руками, как сомнамбула…
— Как сомнамбула?
— Ну да. К примеру, уходили из квартиры днем, было еще светло, а вы автоматически трогали выключатель, не заметив, что включили свет, и уходили. Такие своеобразные отключения сознания. — Не рассказывать же о старике— соседе, который за сотенную готов был менять детали декораций хоть каждый день! Неужели и с фотографией сфокусничал тоже он Или…
— А женский голос по телефону?
— Набирали бессознательно неправильный номер. — …или мне все же все удалось — и она подчинялась моему гипнозу!?
— Но звонила не только я.
— Это неважно. — Конечно, подчинялась! Филиппов чуть не расхохотался. Так и Анна была только моей…
— Странно, — вдруг невпопад сказала она, — мы с вами так и остались на «вы»…
Точно взорвалось что-то в его мозгу — его осенило мгновенно: меня использовали! Это не я совратил ее, не я охотился за ней, чтобы завладеть тем, чем владела Анна, это они использовали меня: без кристаллизации, которая могла произойти только в эротическом драйве со мной, это, даже оставшееся у Дарьи, никогда бы себя не проявило! Для кристаллизации нужен был именно я!
Он чуть не завыл. Игра была не просто проиграна, он был еще и оплеван противниками. Освистан с трибун. Ни истины, ни славы, ни денег….
— Вы хотели только денег, — неожиданно произнесла Анна.
Онемев, он ощущал себя горсткой пепла.
— Я договорилась с Дубровиным, он продаст квартиру. Если я потребую, он отдаст половину суммы вам, не волнуйтесь.
— Этому ничтожному авантюристу? — С трудом выговорил он. Его язык распух, и, казалось, заполнил собой уже весь рот. — Проходи — имцу? — Откуда-то взялось заикание. — О — он ничего не отдаст ни мне, ни ва — ам.
Он хотел еще крикнуть, что Дарья обманывает его, что она просто уедет, а Филиппов остается ни с чем, что не может такого быть — доверить деньги Дубровину. Но язык стал таким огромным, что страшно было растворять губы… если он вывалится, гигантский, красный и страшный на ее ладони я не смогу его вернуть на место уже никогда.
Не прощаясь, он вырвался из квартиры, в которую, знал, не вернется.
Узнав через день, что Дарья улетела на «Иле» домой, он нанял частного агента, того самого Ивана, приятеля старика — соседа Анны, строго настрого приказав ему не пить и пообещав кругленькую сумму. Он объяснил, что Дарью охмурил проходимец и авантюрист Дубровин, который хочет завладеть деньгами, вырученными за продажу квартиры, что светлая память об Анне заставляет его, рискуя собой, помочь Дарье выпутаться из хищных когтей и получить деньги в целости и сохранности. Иван обязан был тщательно следить за каждым шагом Дубровина, ни на минуты не выпускать из виду выставленную на продажу квартиру….
