Дина Рубина - На Верхней Масловке (сборник)
Последние несколько минут, когда он ждал, в какую комнату его позовут, он никогда не забудет. Они станут мучить его в снах – эти две двери, открывающиеся попеременно. И его будут звать то в одну, то в другую, из них будут тянуться к нему страшные руки, и тащить в разные стороны, и рвать на части...
Наконец из «хорошей» комнаты выглянула сестра и назвала его фамилию.
Он остался сидеть. Чайки кричали в ушах, монотонно гудел тамбурин.
Она снова назвала его фамилию и спросила: что, нет такого?
Тогда он поднял руку, вяло улыбаясь...
За все это время она не позвонила ни разу. Сначала он боялся, что не сможет скрыть ужаса и ненависти, если она предложит встретиться.
Потом оценил ее деликатность.
Потом подумал, что она уже уехала, и – ощутил странную смесь облегчения и досады: как же так, не попрощаться, даже по телефону?! Не могут же они после всего вот так расстаться, не сказав друг другу последнего слова?
Наконец раздался звонок.
– Митья, – услышал он ее забавный, с этими восточными низкими обертонами, такой милый, такой смешной, безопасный голос. – Я уезжаю...
– Когда?! – вскрикнул он. Сердце его вдруг забилось, как бывает при неожиданной и тяжкой вести. Вдруг, в одно мгновение он понял – чем она была в его жизни.
– Я звоню из аэропорта... Уже сдала чемодан, сейчас допью кофе и поднимусь в зал ожидания...
– Как же ты могла...
– Дорогой мой, молчи!.. Не надо слов. Ничего уже не надо. Я – сколько проживу – буду благодарна тебе за твое лицо тогда... Я ведь следила, внимательно следила... Все-таки я не зря всю жизнь люблю тебя, Митья...
Он заметался по мастерской... Остановился перед полкой, на которой столько лет пылился ее тамбурин. Он видел ее серо-золотые плачущие глаза, ее клоунскую гримаску в углах рта...
– Гад! – сказал он своему отражению. – У, гадина! Сбежал вниз, сел в машину и, выжимая предельную скорость, – как когда-то она на своем мотоцикле, – помчался в аэропорт..... Она уже прошла за барьер.
– Мастер-тарабука!!!
Она оглянулась, всплеснула руками, засмеялась, засмеялась... Что-то сказала, затеребила какую-то блестящую штуку на шее.
– Я ни черта не слышу!!! – крикнул он, боясь расплакаться.
Они стояли у барьера, кричали через головы пассажиров, проходящих контроль.
– ...колокольчик!.. Правда смешно?!
– ...если... все-таки... позвони мне!
– ...когда-нибудь... если буду... Голоса их долетали сквозь гул толпы, как замирающие звуки тамбурина.
Удар... хлопок... торопливая россыпь... остывающий звук...
Удаляющийся звон колокольчика... Смешно... Правда смешно? Обхохочешься...
Примечания
1
«Шива» – семь дней оплакивания близких после похорон.
