Алексей Колышевский - МЖ. Роман-жизнь от первого лица
– Здравствуйте, святой отец.
– Как вы себя чувствуете?
– Не буду лукавить, очень плохо.
– Ваша боль не вполне физическая, как я вижу?
– Вы правы.
– Расскажите мне о том, что вас так сильно гнетет.
– Бог не любит меня. Он отвернулся от меня.
– Этого не может быть, Марк. Бог любит всех. Мы его дети, а дети, бывает, ошибаются. А когда дети ошибаются, то что обязаны делать родители, чтобы предотвратить схожие ошибки в дальнейшем?
– Воспитывать.
– Вот именно! Так же и Бог. Он воспитывает нас.
– Такими методами? Что же тогда получается: Бог натравил на меня этого любителя легкой наживы с пистолетом?
– Нет. Конечно же, нет. Он просто не стал ему мешать до конца. Просто немного отклонил ствол пистолета в сторону. Благодаря этому я сейчас имею счастье разговаривать с вами, дорогой Марк.
– Ну, хоть на этом спасибо ему.
– Вы зря иронизируете. Ведь если бы не он, то… Впрочем, не будем об этом. И не обижайтесь на него. Он тот, кто всегда ждет, когда к нему придут. Возможно, он просто дал понять, что ждет вас слишком долго.
– Весьма оригинальная манера напомнить о себе.
– Я понимаю ваше состояние, вашу агрессию и неприязнь. Но при таком поведении вы еще дальше уходите во мглу, где нет и тени Бога. А там, где нет Бога, нет и жизни. Пора вам возвращаться. Физически вас уже вернули, осталось вернуться духовно.
– Для меня это самое тяжелое.
– Да. Потому что вы не видите пути, по которому надо двигаться. Я постараюсь, в меру своих способностей и моей веры, осветить его. Но я сделаю это только после того, как вы скажете, что вам это действительно нужно.
– Знаете, отец Игорь, я припоминаю, как в различных ужастиках вампир, прежде чем впиться кому-нибудь в горло, сперва просит открыть ему дверь. То же самое говорите сейчас и вы.
– Да. Ибо это и есть вера. Либо ты веришь, либо ты не веришь и уходишь во мглу. Весь смысл моей речи сводится к тому, что Бог не посылает своим любимым детям, тем, которые, как он считает, не отвернулись от него, тех испытаний, которые они не смогут пережить. То, что вы сейчас оказались здесь, означает посланное вам испытание и вместе с ним прощение.
– Значит, я могу надеяться на то, что я прощен?
– Именно поэтому я пришел сюда, с этой благой вестью. Он простил.
– Хм… Получается, что я вроде как смыл кровью свой предыдущий грех. Как солдат штрафбата, во время войны. А вы знаете, отец Игорь, с точки зрения церковных догматов я вообще не подлежу прощению. Я убийца.
– Вы убивали?
– Да, и не один раз.
– Это было на войне?
– Нет. Вернее, это было не только на войне. В довольно молодом возрасте я несколько месяцев провел в воюющей Абхазии, но я не хочу сейчас вспоминать об этом. Я эту страницу своей жизни вырвал и сжег, и хотя рукописи, как известно, не горят, о них просто забывают.
– Вы убивали ради корысти?
– И да, и нет. Я убивал потому, что мне было это нужно. И смею надеяться, что и обществу тоже.
– Любимая фраза всех идейных убийц, Марк. Но я лишь могу констатировать факт. А он таков, что вас простили. Богу лучше знать меру нашей грешности. Расскажите-ка мне все об этих убийствах. Я хочу понять сам для себя, смогу ли я отпустить вам грехи, хватит ли у меня для этого смелости.
Я принялся говорить. Рассказ занял чуть больше часа. Все это время моя мама прождала за дверью. В палате мы были совершенно одни, если не считать какого-то спящего в самом дальнем углу наркомана с пятью ножевыми ранениями, подселенного к нам под утро. Впрочем, он спал и ничего не слышал.
Отец Игорь слушал, не перебивая. Его, вначале хмурое, лицо постепенно прояснилось. В конце моего пространного рассказа он как-то по-особенному весело мотнул головой:
– Марк, ваше имя переводится с древних языков как «молоток». Вот вы и побыли молотком в чьих-то руках.
– В чьих?
– Мне, как священнику, следовало бы сказать, что эти руки были руками сатаны. Но все дело как раз в том, что этот вечный враг рода человеческого не любит бить молотком своих слуг, а если вы рассказали мне то, что полностью соответствует истине, то те, кого вы отправили на тот свет, не вполне, как бы вам сказать, достойны были жить на этом свете. Я говорю сейчас не как священник, поймите меня. Вы уничтожили слуг сатаны, будучи молотком в руках Господа нашего, а сатана за это решил стереть вас с лица земли. У него не получилось. Не могу вам гарантировать, что он не оставит попытки и впредь лишить вас сущности, так сказать. Я преднамеренно не говорю «жизни», ибо только что рассказал вам о возможности жизни во мгле. А на мой взгляд, это хуже, чем полное физическое небытие. Вот мы и дошли до истинного положения вещей, а раз так, то я отпущу вам грехи, и совесть моя будет при этом чиста. Скажу еще вот что: пятьдесят восемь лет назад, в Нюрнберге, был начат процесс Божьего суда над слугами сатаны. Нескольких из них повесили, а кого-то даже оправдали. Многие из тех, чьи следы вам встретились в Аргентине, так и не получили воздаяния за собственные преступления при жизни. Они переложили свою страшную черную благодать на свое прямое воплощение, своих детей, полностью подтвердив собственную расовую теорию, а по сути – лишь постулаты Христа о доброй и худой смоковнице, дающих соответствующие плоды. Да, вы прикоснулись к одной из самых страшных тайн ушедшего века. К тайне, за обладание которой приходится платить до сих пор.
– С ней очень тяжело жить. Так же как и примириться с явной несправедливостью. Если бы я только мог, я постарался бы исправить ошибки Нюрнбергского процесса и довести его до логического конца. Только ради одного этого я хотел бы полностью вылечиться.
– Я причащу вас, Марк. И благословлю на войну, ибо вы воин. Воин Христа, воин добра. Если у вас когда-нибудь получится вернуться на эту стезю, то вы совершите богоугодное дело. Если же нет, то никто не вправе будет судить вас. Вот вам мое пастырское слово и благословение. Тело Христово.
Отец Игорь протянул мне облатку Причастия.
– Аминь. Спасибо, святой отец. Вы меня полностью починили изнутри.
– Это то, что я делаю всегда с большим удовольствием. До скорой встречи, Марк. Возвращайтесь в церковь, чаще бывайте в храме и чаще смотрите по сторонам. Вы выбрали себе неспокойный промысел. Я предрекаю вам, что так же, как Господь явил вам свою кару, а затем прощение, так же он явит вам свою милость. Всего вам доброго!
И священник ушел. А я почувствовал себя так, словно бы меня освободили от необходимости бесконечно разгружать вереницы вагонов с кирпичами вручную. И с того дня я пошел на поправку.
Собачье счастье
Я тебя вспоминаю,
Когда тяжело и убого,
Когда лошади в стойле
И некому руку пожать,
Я тебя вспоминаю,
Когда строчки ложатся не в строчку,
Когда дым над водою
И поздно что-либо решать.
Беспорядочных дней
Окончание жизни в футляре,
Навевает апрель
Привычную лирику рук,
Под часами на башне
Проходит заметнее время,
Позвонит иногда
Уставший от скорости друг.
Полустертые клавиши,
Без конца беспросветное небо,
Где-то жить хорошо,
Там, где нету и не было нас.
Обналичить проблемы,
Поставить наш парус по ветру
И поплыть к горизонту
Под задумчиво бешеный джаз.
В суету городов
Окунуться, плывя против жизни,
Оторваться от лишних
Опостылевших резких дождей,
Вспоминать о тебе,
Думать легкие летние мысли,
И подальше от леса,
Полного мелких зверей.
Иногда вспоминал о Клаудии. Я не звонил ей, и она так ни разу и не позвонила мне. Думаю, что мы оба не знали бы, что сказать друг другу. Слишком многое нас разделяло теперь. Вернее, это разделение существовало всегда, еще до нашего знакомства. Я хотел бы увидеть ее, но не настолько сильно, чтобы попытаться осуществить это в реальной жизни.
