Кэрол Брант - Скажи волкам, что я дома
— Джун, солнышко, не волнуйся. Все будет хорошо.
Я покачала головой.
— Нет. Мама, послушай…
И тут Грета встала. Запустила руку под юбку из пальмовых листьев, под которой была надета другая, обычная, юбка и вытащила из кармана резинку для волос. Собрала волосы в аккуратный пучок и закрепила его резинкой. Потом сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и обвела взглядом кухню. Поочередно заглянула в глаза всем, кто там был, и произнесла четко и громко, как будто со сцены:
— Это я виновата.
В комнате стало тихо.
Только часы тикали на стене.
У меня так сильно дрожали руки, что мне пришлось засунуть их в карманы.
Когда Грета заговорила, я могла лишь стоять и смотреть, открыв рот, на этого человека — свою сестру. На человека, который может так вот с ходу придумать целую историю. Она сказала, что знает Тоби. Что она виделась с ним один раз, когда они с подругами ездили в город. Они оказались на улице, где жил Финн. И когда проходили мимо его дома, из подъезда как раз вышел Тоби. Грета сказала, что он окликнул ее. Потому что узнал по портрету и по зарисовкам, которые остались от Финна. Он окликнул ее, подошел. Объяснил, кто он такой. И она его вспомнила. Она его видела на похоронах.
— Ты нам тогда на него указал, помнишь, папа?
Она рассказывала очень подробно. Как они с подругами зашли в «Грейс Папайю» и взяли напитки навынос. Она взяла пинью коладу — безалкогольную, добавила Грета, взглянув на родителей, — а подружки выбрали манговый сок. И Грета как раз собиралась выбросить в урну пустой стакан, когда увидела Тоби. Она сказала, что не собиралась с ним разговаривать. Но потом все же решила, что можно и поговорить. Пару минут.
— Я знаю, что сделала глупость, — сказала она. — Но он был такой грустный, такой несчастный. Все твердил, как он тоскует по Финну. Как ему плохо и одиноко. Это был просто ужас какой-то. Я не знала, что ему сказать. И как-то само собой вышло, что я пригласила его на вечеринку. Сказала, что ему надо развеяться. Как-то отвлечься. И пригласила на вечеринку. — Грета сморщила лоб, изображая растерянность. — Я… я просто не знала, что ему сказать.
Все молчали, и Грета продолжила свой рассказ:
— Я думала, он не придет. В смысле, я его пригласила просто из вежливости. И он должен был это понять. И потом, я подумала, что у него наверняка есть дела поинтереснее…
— Ты, значит, подумала? — спросила мама, поджав губы.
— Данни, дай ей закончить, — сказал папа.
— Но в итоге даже хорошо, что он пришел, правда? Я напилась. Очень сильно напилась. Если бы не Тоби, я бы, наверное, до сих пор валялась бы там без сознания. В лесу, под дождем.
— Но ведь вечеринка была у Ридсов?
— Официальная — да. Официальная вечеринка была у Ридсов, но…
Грета ни разу не взглянула на меня, пока говорила. Она как будто давала спектакль. Как хорошая актриса, она делала паузы в тех местах, где они были нужны, чтобы подчеркнуть смысл сказанного. Меняла выражение лица именно в те моменты, когда это было необходимо. Выбирала, на кого из присутствующих смотреть, когда говорила особенно тяжелые вещи.
— Это ничего не объясняет, Грета, — сказала мама. — Взрослый мужчина, да еще больной СПИДом, — на вечеринке у старшеклассников? Нет. Тут что-то не так. Тут все не так. Почему он вышел из леса, держа на руках мою дочь? И еще паспорт Джун. Как паспорт Джун оказался у него в кармане?
— Паспорта у нас хранятся в закрытой шкатулке, — пояснил папа офицеру Геллски. — Которая запирается на замок. Я тоже совершенно ничего не понимаю.
Ну почему у меня не такие мозги, как у Греты?! В эту минуту я отдала бы все на свете за способность внятно и убедительно объяснить, как вышло, что мой паспорт оказался в кармане у человека по имени Тобиас Олдшоу. Но мысли путались, голова была словно набита ватой. Вероятность придумать разумное объяснение равнялась нулю.
— Да. Бред какой-то, — сказала мама. — Как паспорт Джун оказался в кармане у этого человека? — повторила она.
Я посмотрела на Грету. Похоже, она растерялась и тоже не знала, что тут можно придумать. Она молчала, а я наблюдала за ней, пока не увидела перемену. Я уловила этот момент, когда Грета сделала виноватое лицо. Уставилась в пол, потом подняла глаза и принялась теребить браслеты у себя на руке, старательно изображая маленькую виноватую девочку. А потом — очень спокойно и невозмутимо — рассказала об изготовлении фальшивых удостоверений личности, чтобы можно было покупать алкоголь.
— Себе я такое уже давно сделала. Я понимаю, что это плохо, но Джун тоже хотела такое же. Я думала, что она придет на вечеринку. И сказала ей, что попытаюсь что-нибудь для нее сделать, и…
Оба полицейских стояли, серьезно кивая.
— Да, такое бывает, миссис Элбас, — сказал молодой полицейский. — Я знаю, что, когда дело касается собственных детей, в это трудно поверить. И тем не менее так бывает.
— Ты хочешь сказать, Тоби помогал тебе сделать фальшивые документы?
— Нет-нет, — Грета решительно помотала головой. — Паспорт, наверное, выпал у меня из кармана. А Тоби поднял, чтобы потом отдать мне.
Вид у родителей был совершенно ошеломленный. Я так и не поняла, верят они в историю Греты или нет. Но, с другой-то стороны, а во что им еще было верить? В то, что умирающий пытался похитить нас с Гретой? Могут ли они в это поверить? Неужели они могут подумать, что Финн связал бы себя с таким сумасшедшим маньяком?
— А где он сейчас? — спросил папа. — Мне кажется, нам стоит поговорить.
Офицер Галлски ответил не сразу. Как будто обдумывал, что сказать.
— Сидит в патрульной машине.
Все посмотрели в сторону окна в гостиной — окна, выходящего на подъездную дорожку у дома. Тоби был там. Совсем рядом.
Папа шагнул к двери, но офицер Галлски протянул руку, не давая ему пройти.
— Не сейчас, мистер Элбас. Мы отвезем его в участок. Сначала мы сами с ним побеседуем, а уж потом, может быть, через день или два…
— Я хочу в туалет, — выпалила я.
— Иди. Только быстро, — сказала мама. — И сразу же возвращайся. Тебя это тоже касается, Джун.
Больше всего мне хотелось броситься во двор, к Тоби. И просить и просить прощения — пока он мне не поверит. Пока не удостоверюсь, что он понял: я действительно безумно сожалею, что все так получилось. Но я не могла выйти к нему, мне надо было держать себя в руках.
На цыпочках я спустилась в подвал. Нашла там большую картонную коробку белого цвета и написала у нее на боку толстым черным маркером: НЕ ГОВОРИТЕ ИМ НИЧЕГО!!!!!!
Окно моей комнаты, как и окно гостиной, выходило прямо на подъездную дорожку. Я поднялась к себе, убрала с подоконника фальшивые свечи и распахнула окно во всю ширь.
