Александра Маринина - Дорога
В один момент Родислав все-таки взял себя в руки, позвонил Лизе и сказал, что хочет приехать к детям. Лиза отреагировала спокойно и разрешила приехать в любое время, когда ему удобно. Она была мила, предложила чашку кофе, от которой Родислав отказался, шутливо намекала на возможность возобновить отношения, но он делал вид, что намеков не понимает. Шестилетняя Даша дерзила Родиславу, называла его дядей Родиком, а не папой, не слушалась и капризничала, принесенные отцом игрушки тут же демонстративно сломала, а конфеты швырнула на пол. Пятимесячный Дениска в тот день не плакал, он тихонько лежал в кроватке, улыбался и пускал слюни, но за те два часа, которые Родислав провел у Лизы, умудрился три раза обкакаться. Лиза, поняв, что бывший возлюбленный не стремится возобновлять отношения, рассвирепела и с визгливыми нотками в голосе предложила отцу самому поменять испачканные подгузники, а заодно и постирать их.
– Ты так ловко прикидываешься заботливым отцом – вот и позаботься о своем сыне, – с вызовом сказала она, закидывая ногу на ногу и закуривая сигарету. – Сделай для него хоть что-нибудь, не все же одной мне корячиться. А я пока отдохну.
Родислав молча подчинился, но эксперимент ему не понравился. Он не знал, с какой стороны подойти к ребенку, как его взять, как перевернуть, как переодеть. Пока подрастали Леля и Николаша, Люба полностью оградила мужа от подобных забот, и он чаще всего видел спокойных чистеньких деток-ангелочков, любовь к которым не требовала никаких душевных и физических затрат. Перепачканные подгузники малыша вызвали у Родислава острое чувство брезгливости, и он стирал их, с трудом подавляя рвоту. «Я не хочу быть отцом этих детей, – твердил он про себя. – Они мне не нужны. Господи, зачем ты допустил, чтобы они родились?»
Его удивило, что Лиза курила в квартире, да и сама квартира выглядела еще более неухоженной и грязной, чем прежде.
– Зачем ты куришь? – недовольно спросил Родислав. – Здесь же маленькие дети. Вышла бы на лестницу, если уж так невтерпеж. И приберись, пожалуйста, у тебя не жилище, а хлев. Если тебе самой грязь не мешает, так хоть о малышах подумай.
Это было более чем неосмотрительно – Лиза немедленно разразилась длинной тирадой на тему о том, что если Родислав так хорошо знает, как растить детей, то пусть их и растит, а ее, Лизу, освободит от этой тягостной обязанности.
– Тебе наши дети не нужны?! – кричала она. – Ты нас бросил, как паршивых бездомных щенков, на помойку выкинул! Так вот имей в виду: мне эти щенки тоже не нужны. Бери их и воспитывай сам вместе со своей дорогой женой. Она же у тебя такая золотая, такая бриллиантовая, вот пусть теперь и моих детей вырастит, тем более что они на самом деле твои. Что? Не хочешь? Тогда сиди на заднице ровно и не высовывайся со своими советами, я сама как-нибудь разберусь, и детей выращу, и без тебя не пропаду.
Он слушал и изумлялся: откуда в Лизе столько злобной глупости, столько тупого оголтелого хамства? Ведь раньше ничего этого не было. Или было, но он не замечал? Не видел, не слышал?
В тот раз он оставил деньги – сто рублей – и решил, что больше никаких визитов к детям не будет. Раз в месяц принес деньги – и до свидания.
В сентябре он сказал Лизе по телефону, что собирается привезти дотацию, и спросил, когда и где она будет гулять с Денисом. Заходить в квартиру ему не хотелось. Лиза подумала немного и ответила, что через два дня собирается везти малыша в поликлинику на прививку и, если Родислав хочет быть полезным своему ребенку, он может к трем часам подъехать и отвезти их на машине. Ровно без десяти три в назначенный день Родислав сидел в машине перед подъездом дома на улице Маршала Бирюзова. В три часа Лиза не вышла. Не вышла она и в половине четвертого. Родислав запер машину и поднялся в квартиру. Ключей у него не было, он оставил связку Лизе еще в июле, когда уходил с чемоданом. На звонок долго не открывали, он нажимал кнопку снова и снова, пока не услышал за дверью тяжелые незнакомые шаги.
Ему открыл какой-то не вполне трезвый мужчина со следами привычного пьянства на испитом, но когда-то очень красивом лице.
– Лиза дома? – коротко спросил Родислав.
– А как же! – ответил незнакомец, дыхнув отвратительной смесью свежего и застарелого перегара. – Заходи, третьим будешь. Лизка! К нам гости пожаловали.
Родислав молча прошел в квартиру и увидел то, что видел и раньше, когда Лиза была беременна Денисом. Дым коромыслом, бутылки, объедки, окурки. Ему стало тошно. И еще – страшно за маленького Дениса. Да, он мало заботился о собственных детях, да, Люба всем занималась сама, но представление о том, в каких условиях должны расти малыши, у Родислава все-таки было. Он понимал, что выговаривать Лизе, учить ее жизни и тем более скандалить бесполезно, все равно она пьяна и ничего не понимает. Он быстро прошел в заднюю комнатку, взял на руки плачущего Дениса и вышел из квартиры. Коляска стояла на лестничной площадке, потому что в крошечную прихожую не помещалась. Где находилась поликлиника, он хорошо знал: в течение того месяца, что он прожил у Лизы, ему приходилось там бывать.
– Папочка, вы пропустили прививку в четыре с половиной месяца, – строго сказала педиатр, листая медицинскую карту. – Это не дело. Вы должны были прийти с двадцать пятого по тридцатое июля. Почему не пришли?
Родислав не знал, что ответить. Он ушел от Лизы двадцать четвертого, и почему она не приносила Дениса на прививку, он понятия не имел. Наверное, была так расстроена, что обо всем забыла. А может быть, окунулась в пьяное веселье, чтобы залить горе.
– Не знаю, – пробормотал он, – я был в командировке, меня в Москве не было.
Медсестра набрала в пипетку раствор и сунула малышу в рот. Родислав вышел с Денисом на руках в коридор. Перепуганный процедурой и незнакомыми людьми, мальчик расплакался и срыгнул, испачкав отцу пиджак на плече. Родислав брезгливо поморщился и даже не подумал о том, что ребенок срыгнул вакцину и надо бы вернуться и повторить прививку, он быстрым шагом направлялся к выходу, думая только о том, как бы поскорее покончить с тягостной обязанностью такого ненужного ему отцовства.
Вечером он рассказывал об этом Любе и заново переживал и свое отвращение к Лизиному жилью, и негодование в адрес нерадивой матери, и жалость к маленькому, никому не нужному комочку плоти, который был его родным сыном. Дениска – его плоть и кровь, его семя, и это слабое, беззащитное существо живет без материнской любви и заботы. К Даше ничего подобного Родислав не испытывал, дочь была для него капризным, злобным ребенком, от которого не приходится ждать никаких положительных эмоций. Но Денис, с какой-то недетской тревогой глядящий на каждого, кто подходит к его кроватке, и с благодарной улыбкой принимающий любые знаки внимания, вызвал в Родиславе ранее незнакомое щемящее чувство, от которого щипало в глазах. Ах, если бы можно было забрать мальчика у Лизы и растить его вместе с Любой! Но это невозможно, потому что невозможно объяснить появление Дениса никому – ни Николаю Дмитриевичу, ни Кларе Степановне, ни детям, ни друзьям. Невозможно признаться в том, что много лет жил двойной жизнью, в результате которой появились на свет двое детишек. Невозможно признаться в том, что идеальный брак, которым так гордятся мать Родислава и его тесть и которым искренне восхищаются друзья, знакомые и сослуживцы – все те, кто бывает в доме Романовых, что этот брак – не более чем фикция, иллюзия, обман, а они с Любой – лжецы и лицемеры. Нет, это решительно невозможно.