Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2012)
Тем не менее торгово-экономические отношения с Германией не прервались, но сильно ухудшились, и та, встретив “долгожданное взаимопонимание со стороны западных держав”, стала на путь сближения с Западом.
В этом же номере заканчивается публикация т. н. “Письма В. М. Молотова в ЦК КПСС” (1964), которая длилась на протяжении 12 (!) номеров “Вопросов истории”. Феноменальный с антропологической точки зрения документ раннего “антихрущевского” извода с финальной цитатой из Сталина (иезуитский тост последнего “за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа” на приеме в Кремле 24 мая 1945 года). Впрочем, исключенный из партии в 1962-м, Молотов своего добился: через 20 лет после написания этого письма Черненко, как мы знаем, вернул ему партбилет, и Вячеслав Михайлович умер коммунистом при Горбачеве, успев публично назвать свою старость “счастливой”.
Наталья Михайлова. “…от Пушкина”. — “Наше наследие”, 2011, № 100 <http://www.nasledie-rus.ru>.
Один из первых текстов юбилейного номера журнала открывается сенсационным фотоснимком — шмуцтитул альманаха “Северные цветы” за 1832 год с открывшимся публике и исследователям автографом Пушкина, дарственной надписью поэта Петру Плетневу:
“ Плетневу
от Пушкина
В память Дельвига
1832
15 февр.
С.П.Б.”
Зная, о ком и о чем идет речь, можно ли представить что-то лаконичней, выразительнее и точнее? Почти сорок лет проработавшая директором РГАЛИ Н. Б. Волкова (вдова И. С. Зильберштейна) передала альманах в родной архив. Поэтической тризной по Антону Дельвигу называл Александр Пушкин сей номер “Северных цветов”.
Юбилейный номер “НН”, как всегда, переполнен чудесами. Но вместе с тем и тревожно: достанет ли В. П. Енишерлову сил и возможностей вести этот не имеющий аналогов журнальный корабль все дальше (не понаслышке знаю, что выход каждого номера — сродни военно-полевой победе). Вослед обзорам выставок “Святая Русь” на берегах Сены, Москвы-реки и Невы идет статья Марии Нащокиной “Что имеем — не храним…” об исчезнувшей усадьбе Лубенькино на озере Удомля, забытом и неизвестном творении Ивана Жолтовского (1867 — 1959). Далее — архивные и современные публикации о Ломоносове, придворном портретисте-аквалеристе Владимире Гау, письма Д. С. Лихачева военных лет и расшифровка беседы вдовы Роберта Фалька Ангелины Щекин-Кротовой (1910 — 1992) с Виктором Дувакиным (1909 — 1982)…
По материалам архивов Михаила Ларионова и Глеба Струве Е. Степанов и А. Устинов подготовили великолепную публикацию “Николай Гумилев. Встречи в Париже в 1917 — 1918 годах”. Кажется, такого количества портретов Гумилева — кряду — не публиковалось ни разу. И то: изрядная часть — из иностранных архивов. Опубликованная впервые сегодняшняя фотография офицерских погон Н. С. Гумилева (архив Гуверовского института) впечатляет особо. Сильнейшей публикацией номера назову и подготовленные М. А. Рашковской дневниковые записи (“Олонецкие записки”) 1917 года Сергея Николаевича Дурылина (1886 — 1954), хранящиеся в РГАЛИ. Помимо прочего — страшного и светлого — здесь помещено его поразительное духовное письмо о воспитании детей. “…И вот к чему я пришел ценою многих ошибок и грубых заблуждений, ценою отмены многого, во что я прежде верил как в самоочевидную истину”.
Художественным приложением к номеру (закатано в тот же упаковочный целлофан) неожиданно стала фантасмагорическая, “насквозь цитатная” пьеса У. Диванова “Ревизия” (“по пьесе Гоголя комедия сборная в двух действиях с эпилогом или без”). Завершающее список действующих лиц — обозначение места действия или времени (ну, как бывает — “Осень”, “Гостиная в усадьбе” и т. п.), тут — “СТЫД”. Судя по копирайтам, автор текста — Дмитрий Константинович Иванов, который трудится в “НН” с незапамятных времен.
Мария Нащокина. Георг Куфальт. “Гений места” русских парков Серебряного века. — “Русская усадьба” (сборник Общества изучения русской усадьбы), Санкт-Петербург, 2011, вып. 16 (32) [альманах выпущен при содействии журнала “Наше наследие”].
Статья доктора искусствоведения, члена-корреспондента РААСН, заместителя председателя Общества изучения русской усадьбы и научного редактора-составителя настоящего альманаха — по сути, первый опыт создания на русском языке полной творческой биографии и аналитического обзора наиболее важных сочинений забытого, но самого крупного ландшафтного архитектора России конца XIX — начала XX века (до начала Первой мировой войны Г. К. был директором рижских садов и парков), который создал модель парков отдыха с аттракционами и спортплощадками, вложился в Александровский сад на Исаакиевской площади и в сад-цветник у Зимнего дворца. Германофобия 1910-х выместила Куфальда в Германию, где он и умер в 1938-м. Вослед исследованию публикуется предсмертная работа Г. К. “Немецкие садовники в царской России” (пер. А. В. Вознесенского): “Мы, немецкие садовники, все, кто в довоенное время жил и трудился в России, с благодарностью и грустью вспоминаем прекрасные, богатые трудами времена в этой огромной замечательной стране, ставшей для нас второй родиной и предоставившей нам столь богатые возможности для благодарной деятельности во всех ее областях”.
Руслан Поддубцев. Русская трилогия. — “Православное книжное обозрение”, 2012, № 2 (015) <http://www.izdatsovet.ru>.
О легендарном, наиболее полном по составу издании “Черная книга. Трилогия московского человека” “стилистического говоруна” Геннадия Русского (Генриха Гунькина), выпущенном недавно столичной “Никеей”. Сочинение ходило в свое время в самиздате, часть его публиковалась и в “Посеве”. Это сказ, “побывальщина”, без которой, как справедливо говорит здесь редактор издания Егор Агафонов, невозможно рассуждать о полноте неподцензурной российской прозы 60 — 70-х годов. Читать ее нелегко: автор то ёрничает, то торжествует; художник Александр Смирнов не зря объединил в своих иллюстрациях графический формализм 1920-х — с лубком.
В рубрике “Презентация” о книге Геннадия Русского говорят священники, музееведы, искусствоведы, этнографы. В обсуждении участвует и вдова писателя и ученого Лидия Иовлева. Добавим, что Генрих Павлович (под именем Генриха Гунна) отдал немало сил изучению культуры, истории и природы русского Севера, в Каргополе есть даже библиотека имени Генриха Гунна.
В номере также сообщается о выходе книги “Дневниковые записи митрополита Иоанна (Снычева)”: “Можно предположить, что составители поставили себе задачу дать читателям наиболее близкий к реальности, избавленный от позднейших кривотолков образ митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна”.
Геза Сёч. Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи. Перевод с венгерского и вступление Вячеслава Середы. Иллюстрации Тибора Эдеда. — “Иностранная литература”, 2012, № 3.
В оригинальном издании автор романа, занимающего две трети этого номера журнала, отнесен в подзаголовок: “На язык homo sapiens перевел, обработал и подготовил к печати Геза Сёч”. Во вступлении читателя просят никак не связывать сочинение трансильванца о тяге жителей страусиной фермы к побегу и полету — с политикой (Сёч был активным участником сопротивления режиму Чаушеску, выдворялся из страны, куда нынче вернулся). При этом здесь вспоминают и Оруэлла, и Баха, и Пелевина. “Пародийности не чужд в своей полной гротеска, языковой игры и неподражаемого юмора сказке и Геза Сёч, намеренно смешивающий старомодные приемы письма (тут и найденная рукопись, и повествователь-посредник, и линейное развитие сюжета, и даже положительный герой, точнее сказать, героиня) с иронически переосмысленными атрибутами письма постмодернистского — многочисленными отступлениями, комментариями и цитированием идей и текстов, заимствованных и своих, поэтических, философских и социальных”.
Небольшие авторские комментарии к роману (“заметки автора-переводчика”), особенно “о языке страусов”, разумеется — часть повествования. А вот трехстраничные “дополнительные комментарии переводчика, переводившего этот текст с венгерского языка на русский” — беспрецедентное изъявление благодарности тем, чей переводческий труд здесь также задействован (от Исии Сороки и Марины Бородицкой до Владимира Державина, о чем он, увы, не узнает). И — объяснение таинственного посвящения романа —писателю-индейцу Уильяму Хит-Муну.
Нет, без политики тут обойтись, конечно, никак не могло.