Турмуд Хауген - Сказочные повести
Флоринда открыла дверь и остановилась на пороге, совсем как недавно в квартире Владимира.
В прихожей одиноко горела лампа. Неужели ее прихожая действительно так выглядит? Николай снял куртку и пошел на кухню, он шел и шел по длинному коридору.
Неужели коридор такой длинный?
Наконец дверь за Николаем закрылась. Флоринда не могла оторвать глаз от коридора. «Сколько же километров я прошагала по нему за все эти годы?» — подумала она. Зашумел кран. Это Николай наливал воду в чайник.
Первый раз Флоринде показалось, что в квартире слишком темно. Раньше она никогда этого не замечала.
Как была, в пальто, Флоринда прошла в гостиную и зажгла люстру и все три бра. Золотистые бархатные шторы, закрывавшие балконную дверь, слегка колыхались — должно быть, она прошла мимо слишком быстро. К тому же в балконной двери была щель, из которой зимой всегда тянуло.
Вернувшись в прихожую, Флоринда пожалела, что в свое время не повесила там люстру. Флоринда стала звонить Владимиру. Его номер она помнила наизусть, хотя звонила ему теперь очень редко. «С головой у меня пока все в порядке», — думала она, слушая телефонные гудки в трубке.
— Почему я постоянно думаю об этом? — вслух спросила она себя.
Телефон Владимира молчал. Прошло минут двадцать, как она уехала от него.
Флоринда подавила страх, сжавший ей сердце.
Она сняла пальто и надела легкие домашние туфли. Тапочек она не любила, от них веяло беспомощной старостью.
Проходя мимо столовой, она увидела там на пороге капли воды. Флоринда нахмурилась. Она не заходила сюда в сапогах, а Николай разулся, как только вошел в квартиру.
Флоринда осторожно приоткрыла дверь в темную столовую и зажгла люстру, заигравшую всеми цветами радуги.
Разумеется, в столовой никого не было. Да и кто тут мог быть?
— Флоринда! — позвал Николай из кухни.
— Иду! — откликнулась она, с облегчением услышав его голос.
В дверях кухни она остановилась. Три висячих шкафчика были открыты. Странно. Она никогда не забывала закрывать их, а сами по себе они не открываются!
— Это ты открыл шкафчики? — спросила она у Николая.
— Нет, они были открыты.
Занавески слегка колыхались, как будто за ними кто-то прятался.
— Подожди здесь! — сказала она Николаю и схватила большой кухонный нож. — Нет, лучше идем со мной, только держись сзади.
— Что случилось?
— По-моему, в гостиной за шторами кто-то прячется.
Они бесшумно прошли в гостиную.
— Там, возле балкона, — прошептала Флоринда и сжала в руке нож. — Выходи! Я знаю, что ты там! — В отличие от ее воинственного вида, голос у нее звучал не очень решительно.
Никто не отозвался. Штора спускалась тяжелыми складками до самого пола. Флоринда услыхала звук собственных шагов, они показались ей чужими.
Помедлив, она откинула штору — из окна на нее глянуло серое утро.
— Кажется, я стала трусихой, — улыбнулась Флоринда.
— А по-моему, ты очень храбрая! — Николай обнял Флоринду. Они были одного роста.
Он был высокий мальчик, она — невысокая, старая женщина.
— Я рад, что ты вернулась. Мне так надо поговорить с тобой. В последнее время случилось столько непонятного. Я приехал к тебе за помощью.
Флоринда нежно обхватила его руками, ей хотелось продлить это объятие.
— А я возвращалась домой и думала: сейчас позвоню Николаю и попрошу его срочно приехать ко мне. Я догадывалась, что вокруг тебя творятся странные вещи. — Она отпустила его. — Идем пить чай, ты мне все расскажешь. А я — тебе. По-моему, мы с тобой оказались в центре одних и тех же таинственных событий.
— Утром надо пить горячий чай из дикой яблони, — сказала она уже на кухне. — Он придает мужество. А мы оба в нем нуждаемся.
— Флоринда!.. — Николай помедлил. — Флоринда, позвони, пожалуйста, в школу и скажи, что я тяжело заболел и неизвестно, когда поправлюсь. Хорошо?
Она кивнула, не задавая лишних вопросов.
Зябко поеживаясь, Максим вышел из дому. Утро было холодное. После ночной ссоры он больше не разговаривал с Лидией. Теперь он уже раскаивался, что не сдержался, но неожиданно для себя самого он оказался жалок, беспомощен и ревнив.
Лобовое стекло занесло снегом. Максим не нашел скребка и вместо него воспользовался широким перочинным ножом, который лежал в отделении для перчаток. Потом завел мотор и, отъехав от тротуара, нашел кассету с концертом для флейты Вивальди. Он слушал этот концерт каждое утро по пути на работу.
Но вместо желанных первых аккордов он услышал мужской голос.
От страха Максим затормозил посреди перекрестка, перекрыв движение в обе стороны. Наконец он выключил магнитофон и миновал перекресток. Остановив машину у тротуара, он снова пустил кассету.
Голос он узнал сразу. Тот же человек, спрятавшись за яркой лампой, рассказывал ему вчера о царских камнях.
— Это лишь маленькое напоминание, Максим, чтобы вы не забыли о нашем уговоре. Время идет, неделя коротка. Надеюсь, память не подведет вас. Забывчивость опасна для вас большими неприятностями. Прощайте!
Максим доехал до своего магазина, так и не послушав Вивальди.
В магазине он первым делом повесил на дверь табличку с надписью ЗАКРЫТО. Заниматься сейчас покупателями было просто немыслимо. Максиму нужно было все обдумать, но голова у него работала плохо.
Он прошел в свой маленький кабинет, который так любил. Возвращаясь сюда после каждой, пусть даже двухдневной отлучки, он смотрел на кабинет новыми глазами. И радовался возвращению.
Он разделся и сел к письменному столу, но не знал, с чего начать. Его помощник должен был прийти только после обеда.
Черепаха! Максим гордился своим тайником и не боялся, что черепаху украдут. Кто польстится на такую некрасивую вещь?
Ему захотелось полюбоваться ослепительным блеском алмазов. При виде их у него всегда появлялись на глазах слезы. Должно быть, потому, что он представлял себе деньги, обеспеченную и приятную жизнь, которую они обещали ему и его семье…
В черепахе не оказалось ни одного алмаза! Максим не верил собственным глазам. Он долго и тупо смотрел в пустой живот черепахи. Потом выронил ее и закричал.
Кошмар, вошедший в его жизнь, продолжался.
«Это, конечно, Лидия», — сразу подумал он.
Максим тут же устыдился этой мысли, но последние полгода он подозревал, что она часто заходит к нему в кабинет. Правда, уличить ее в этом он не мог — все его уловки не давали никаких результатов. Максима удивляло, что она перестала интересоваться, как обстоят дела с контрабандой алмазов, о которой он в свое время рассказал ей, умолчав, однако, о том, что немало привозит и для себя.
Дикими глазами Максим оглядел кабинет, стараясь обнаружить хоть какой-нибудь след злоумышленника или пропажу.
Взгляд его остановился на сейфе. Он всхлипнул, на лбу выступили капельки пота. Дрожащими руками он открыл дверцу. Сейф был полон бумаг, но Максим сразу увидел, что бухгалтерские книги с шифрованными записями исчезли. Он принес их сюда из дома, потому что не доверял Лидии.
По лицу у него бежали ручейки пота. Признаков взлома нет. Просто кто-то знал код.
Кто же это, если не Лидия? Человек, прятавшийся за лампой? Может, этим он хотел показать, как ему легко расправиться с Максимом?
Максим вернулся к столу и тяжело упал в кресло, сиденье заскрипело. Раньше этого не случалось.
«Зачем я впутался в эту историю?» — думал Максим, закрыв лицо руками.
— Ты должен драться, должен отвечать за свои поступки, — начал он внутренний разговор с самим собой.
— Но я не представляю себе, что делать.
— А ты поработай мозгами.
— Как раз сейчас они у меня и не работают.
— Ясно одно: за тобой кто-то следит и тебе надо срочно что-то предпринять.
— Если бы я мог поговорить с Лидией! Но это исключено. Слишком во многом я ее подозреваю.
— У тебя есть Харри Лим. Вы вместе работаете и на него можно положиться.
— Да, возможно, Харри мне поможет.
Максим поднял голову и схватил телефонную трубку. Было очень рано, всего половина восьмого и если Харри накануне лег поздно… Но это не остановило Максима.
К телефону никто не подошел.
— Мне хотелось только спокойной, обеспеченной жизни. Хотелось никогда ни в чем не нуждаться, — продолжил он разговор с самим собой.
— Найди себе оправдание и успокой тем самым свою совесть.
— Какое же? Мое несчастное детство?
— А почему бы и нет?
— Вообще-то верно. Мать от меня сбежала. Отец бросил. И бабушка не захотела меня воспитывать.
— Вот ты и решил добиться обеспеченной жизни, отомстить…
— Одним словом, когда Гус ван Даан пять лет назад намекнул мне о контрабанде, я решил ею заняться.
— Остается сказать, что я горько сожалею о сделанном.
