Майкл Муркок - Лондон, любовь моя
— Я и так потрясен всем, что вы делаете для меня. Передавай этому старому хрычу мои лучшие пожелания, если он, конечно, еще помнит, кто я такой. — Бодро улыбаясь, Бен развел руками. — Лучшая компания с шестьдесят восьмого года. Мы сидим как в старые времена.
— Не совсем так, — скривился Джозеф Кисс. — В шестьдесят восьмом у тебя был шанс победить.
Теперь я, пожалуй, была бы не прочь выйти за него замуж, думает Мэри Газали. Но, кажется, момент не самый благоприятный.
— Жалкий пессимизм! — нападает на мистера Кисса Джудит, не подозревая, как он любит отчаянных новых денди, таких же, как и во времена Регентства.
— Ага! — Осушив пинту, Джозеф Кисс встает, чтобы предложить всем еще по одной. — Если бы только я мог заново начать жизнь! Осознанная театральность предпочтительнее благочестивой скуки. Всем еще вина? — Окинув взглядом их бокалы, он удалился легкой походкой.
Они обсудили план защиты, выдвинутый адвокатом.
— За тебя, Бен! — Джозеф Кисс опустил поднос и поднял стакан с пивом в знак приветствия. — Мы выстоим. Можно сказать, мы все — ветераны паранормальных войн.
А сколько женщин не выжили в этом огне? В Дрездене, в Токио, во Вьетнаме. Прецедента нет. Нам повезло. А завтра может не повезти. Но Мэри улыбается вместе со всеми, чтобы поддержать Бена. Она не спала всю ночь и почти всю предыдущую ночь, потому что на ее пороге появилась рыдающая Фиона Паттерсон-Холл, бывшая подружка Хелен. Она нравилась Мэри своей справедливостью и щедростью. Фиона возвращалась домой из Хаммерсмит-Пале и около Чаринг-Кросской больницы ее изнасиловали. Она пришла к Мэри, потому что вспомнила, что та живет неподалеку. Она просила не звонить в полицию, но Мэри взяла на себя такую ответственность. Когда симпатичная женщина из полиции старательно записала сбивчивые показания Фионы и вызвала врача, Фиона все еще была напугана. Сейчас, напичканная валиумом, она спала в постели Мэри в ее квартире в Куинз-Клаб-Гарденз. Женщина из полиции сказала Мэри, что шансов поймать насильника не много. «Я даже думаю, что он не из этого района». Фиона была сильно смущена еще и потому, что работала в группе по правам человека и не хотела, чтобы в полиции узнали, что насильник был чернокожим. «Они все звери, милая, не важно, какого цвета, — сказала ей женщина-полицейский, видя, что Фиона не отваживается об этом заговорить. — Если у мужчин нет ни над кем власти, они проявляют ее в отношении женщин, детей или собак. Они привыкли получать то, что хотят. Тем и ужасна эта работа, что приходится об этом узнавать постоянно. Иногда я их всех просто ненавижу, и в то же время я замужем за очень милым парнем».
— Это не может быть вопросом денег, — говорит Леон. — И первородный грех здесь тоже ни при чем. Ты же не баптист.
— А я верю в первородный грех, — отвечает Мэри, чтобы убежать от своих мыслей, — при том, что я вовсе не религиозна. И все же иногда захожу в церковь, когда там пусто. Хороший способ привести мысли в порядок. Но в первородный грех я верю. Да, верю.
— И это точка зрения самой невинной женщины в мире! — Данди благодарно смеется. Потом, взглянув на ковер, удивляется тому, что дорожка, ведущая от бара к камину, так истерта.
— Но у меня никогда не было тех возможностей, которые есть у других. — Мэри не верит в то, что все кругом порочны. — Некоторые люди, Данди, — в самом деле по-настоящему плохие. У них страшные мысли.
— Я бы отправил их на кошачий корм, — миролюбиво предлагает мистер Кисс. — «Рагу из подонка для маленького котенка сохранит жизнь не одному кенгуру!» А потом мы подумаем над тем, как избавиться от мух! — Он уже немного пьян. — Но вернемся к делу. Не годится ли кто-нибудь из нас в свидетели, Бен?
тра-ля-ля тра-ля-ля для начала вот сюда
— Я возьму у Дейви список и завтра передам его адвокату, — произносит Бен, растягивая слова и почесывая голову. Ему хочется прекратить разговор о предстоящем суде. — Никто не хочет послушать мое новое стихотворение?
Мэри согласна с Джозефом и Дэвидом, которые считают, что Бен слабый поэт, однако ей кажется неудобным в такой момент отказать ему в аудитории, тем более что он уже разворачивает пачку листов, которую достал из кармана рубашки. Обе стороны каждого листа исписаны его мелким круглым почерком. Он еще не начал читать, а ей уже хочется сбежать в Страну грез. Ох, Кэтрин, как бы мне сейчас не помешала толика здравого смысла! Все мои подруги уже спятили. Когда она собиралась идти на это собрание, Фиона попросила ее рассказать о коме. Мэри когда-то рассказала Хелен часть своих снов. «Почему ты хочешь об этом узнать? Это вполне обычное состояние. Когда они везли нас в карете „скорой помощи“, то подумали, что я просто без сознания. У меня была обожжена спина. До сих пор на спине следы ожога. Но потом они подумали, что у меня какое-то внутреннее заболевание. Пока я спала, они брали анализы, ставили надо мной эксперименты. Какое-то время я даже подозревала, что они заменили мне лицо. Пока я спала, прошло пятнадцать лет, а мне сказали, что я не постарела ни на один день. Я думала, что они были добры ко мне, но нас с Хелен до сих пор считают сестрами. Словно мне позволили вернуть утраченные годы. И в то же время они говорили мне, что их поражают мои знания. Но ведь там, в Стране грез, меня окружала весьма ученая компания. Считалось, что я не постарела, потому что не имела опыта. Но у меня богатый опыт. Так что же тебе хочется узнать, милая?» Но Фиона уже заснула. «Наверное, тебе хочется узнать, зачем я проснулась?»
Мелочи
меня не интересуют.
Совсем.
Есть что-то скучное
в вещах
миниатюрных.
Начал читать Бен Френч свое подражание позднему Паунду.
Все смущены. Вот до чего доводит доброта.
Бог знает, думает Джозеф Кисс, может быть, единственное, за что я готов благодарить свою сестру, так это за отказ тратить деньги налогоплательщиков на поддержку этого паренька. С другой стороны, было бы чудесно, если бы их комитетам пришлось день за днем заседать в мраморных залах, слушая декламации бесчисленных поэтов-экспериментаторов, претендующих на гранты Совета по искусству. А председательствовала бы во всех этих комитетах моя сестрица, и выслушать они должны были бы от каждого минимум по увесистой пачке виршей. Воображая себе неловкое положение, в котором оказалась бы в таком случае его сестра, он начинает широко улыбаться. Она бы скоро взмолилась о должности младшего секретаря Министерства внутренних дел, где всех-то забот что подправлять криминальную статистику. А заседателям комитетов следует вменить в обязанность устройство выставок картин, скульптур и гобеленов тех художников, которым они дают гранты и которые должны располагаться в их собственных домах, пока не истечет срок. А артисты должны давать представления на их вечерних приемах. А еще они обязаны селить у себя дома заезжих оперных звезд: худшее из всех несчастий. Он начинает весело перебирать в уме иные изощренные наказания. В этом случае вместо государства, выступающего в роли мецената, меценатами станут заседатели комитетов, которые будут получать солидные средства на поддержку творцов прямо у себя дома. Выражение умиления еще явственней проступает на его лице, когда он представляет себе, как сэр Найджел Спенс хлопочет, заказывая Бену Френчу завтрак за тем же столиком, что и Эдуарду Паолоцци. Неужели в этом случае карьера куратора по культуре по-прежнему казалась бы привлекательной? Удовольствие становится еще большим, когда он думает о том, как в доме его сестры гостит какой-нибудь чокнутый композитор, так что к тому времени, когда многозначительное сопение Бена Френча затихает, Джозеф Кисс аплодирует с неподдельным энтузиазмом. Данди Банаджи встает с растерянным видом, чтобы, в свою очередь, заказать всем еще по одному бокалу, надеясь, что время закрытия бара настанет прежде, чем Бен снова решит почитать стихи.
— Честно говоря, — шепчет он приятелю своей бывшей жены, когда они стоят рядышком у писсуаров, — он заслуживает того, чтобы его повесили.
— И не просто, а на мясном крюке, — отвечает Леон, застегивая ширинку. — Давным-давно я научился тому, что, если представить своего обидчика распятым на крюках в мясной лавке, это очень поднимает настроение и помогает сохранить вполне заинтересованное выражение лица. Впервые я использовал этот прием на своем учителе, милейшем старичке, но жутком зануде. Я боялся, что он заметит, как он меня утомляет, и постоянно подвешивал его, в мечтах, на мясном крюке. Конечно, каждый должен использовать свой собственный метод. Я не говорю о том, что мой способ подходит всем.
— И это подойдет, пока я не придумаю чего-нибудь получше, — говорит Данди с чувством.
доктор Фаджит был без ума от современного танца он сказал что всегда забывает о времени отвез их обоих в Вест-Энд летучий отряд был заинтересован в одном из них я должен был найти пять сотен к следующему утру но как еще могу я это сделать если не украсть сказал я как ты их добудешь дело твое а ты мне говорил что в полиции одни неподкупные парни
