Валентин Гнатюк - Перуновы дети
Особенно тяжело приходилось в вечерние часы, когда во многих местах отсутствовало освещение, а водители часто пренебрегали правилами дорожного движения. Обычно местные таксисты после каскада мата кричали вслед таким «лихачам», покручивая пальцем у виска: «Шо, права за сало купыв?»
Чумаков понял, что если неукоснительно будет следовать правилам, то долго не проездит. Здесь требовалась ещё догадка, чутьё: если идущая впереди машина не показывает никаких знаков, то это отнюдь не значит, что она и дальше поедет прямо. Водитель совершенно неожиданно может свернуть, поменять рядность либо остановиться прямо перед носом, и ты ещё останешься должен ему за помятый бампер.
Удостоверившись, что подвеска в порядке, Вячеслав Михайлович сел за руль, сильно хлопнул дверцей, чтобы закрылась, и уже медленнее поехал вперёд.
Почему он выбрал именно Днепропетровск? Может, просто за компанию с соседом-афганцем, который ехал из санатория домой и расписал, какой «классный город Днепр». Может, потому, что родителей не было, возвращаться в родные места не захотелось. Вячеслав решил попробовать начать новый период жизни там, где его никто не знал.
За этот год перемены произошли потрясающие. Оказавшись в Украине, он вдруг стал гражданином другой страны. Советский Союз распался, Россия и прочие республики перешли в статус «заграницы». Друзья, знакомые пребывали теперь в «иных державах», и это вызывало двойственность чувств. С одной стороны, он стал вольным человеком – и это ему необычайно нравилось. Конечно, стали жёстче условия выживания, но к трудностям ему было не привыкать. Хорошо, что успел получить однокомнатную квартиру, ещё сработала прежняя система. Чумаков умел довольствоваться малым, а когда пенсии стало явно не хватать, занялся переводами и таксированием. Но, с другой стороны, «расчленение» Союза было мучительным: Вячеслав Михайлович не мог смириться, что от него буквально «отрезали» несколько огромных кусков географического «тела». Ощущение было сродни ампутации, когда продолжают болеть несуществующие руки и ноги.
Кое-кто из прежних сослуживцев, с которыми он вначале перезванивался, скорее из жалости предлагал какие-то нудные канцелярские должности. Но Чумакову претила сама мысль о зависимости от чиновников. По той же причине отверг и коммерческие структуры, где зависимость была ещё большей, на сей раз ещё и от денег. Вячеслав Михайлович видел, как стремительно меняется психология людей. Милая молодая пара, муж и жена, с которыми Чумаков познакомился, когда получил квартиру, часто приглашали в гости и сами приходили к нему, – угощения, разговоры за полночь, обсуждения планов: они только зарегистрировали «малое предприятие». Потом встречи стали реже, разговоры – конкретнее: о товарах, ценах, прибыли. К ним стали захаживать всякие сомнительные личности, начались разборки, сведения счетов, с Чумаковым только «Привет!» на лестнице. По обмолвкам понял, что они несколько раз крупно «залетели», а через некоторое время перестал встречать их вовсе. Куда-то исчезли, растворились: то ли переехали, скрываясь от долгов, то ли вовсе угодили за решётку, Чумаков не знал.
Знакомый афганец, с которым приехал в Днепр, устроился вначале охранником в коммерческий банк, потом стал заведующим одним из отделов. Когда однажды Чумаков по привычке позвонил ему, спросить, как дела и прочее, тот холодно ответил: «Подожди, у меня клиенты…» Больше Чумаков ему не звонил.
Заметив на остановке мужчину, махнувшего рукой, Чумаков притормозил.
– До издательства «Проминь» подбросите? – Мужчина наклонился к опущенному стеклу.
– А где это?
– На проспекте Карла Маркса, рядом с главпочтамтом.
Вячеслав кивнул и открыл дверь.
Высадив пассажира у длинного углового здания старой конструкции с лепными карнизами, Чумаков помедлил, соображая, куда податься. Может, дальше, к «Озёрке», или ехать домой заниматься переводами…
Впереди остановился милицейский уазик. Из него выскочили два гаишника и споро стали откручивать номера от припаркованных рядом машин. Хотя у Чумакова был инвалидный знак – чёрный треугольник в жёлтом кружке, – Вячеслав решил ехать от греха подальше. Завёл мотор, включил первую скорость. Прямо напротив машины остановилась вышедшая из старинного здания девушка. Раскрыв сумку, стала перебирать бумаги, словно проверяя, всё ли взяла. Длинные тёмные волосы, чуть мелкие приятные черты лица.
«Это же… Не может быть!..»
От неожиданности Чумаков отпустил сцепление, и машина, дёрнувшись, заглохла. Девушка закрыла сумку и пошла по тротуару.
Чумаков быстро завёл машину, рванул с места и лихо притормозил у обочины, открыв дверцу.
– Мадемуазель! – окликнул он.
Несколько прохожих удивлённо повернули головы, девушка тоже.
– Такси заказывали, мадемуазель? – глядя на неё, спросил Чумаков по-французски.
Лида, а это была именно она, некоторое время глядела растерянно и недоумевающе. Чумаков, улыбаясь, ждал.
Но вот целая гамма чувств разом пробежала по её лицу.
– Вячеслав Михайлович! Товарищ майор, вы? Откуда?!
– Мы перекрываем дорогу транспорту, не хотите ли сесть?
– Ой, а я правда так растерялась, – призналась Лида, садясь в машину.
– Куда прикажете?
– А куда вы едете? – в свою очередь спросила она.
– Куда пожелаете. Машина и водитель в полном вашем распоряжении, мадемуазель! – сделав подчёркнуто официальное лицо, опять по-французски сказал Чумаков.
– Я, признаться, уже почти всё забыла, – рассмеялась Лида.
Чумаков почувствовал, что его начинает «нести», как когда-то в юности, когда он слыл весельчаком и балагуром, у которого не только на языке, но и в каждом рукаве было по шутке. Куда-то отошли события последнего времени, ранение, инвалидность. Ему захотелось вновь стать весёлым и бесшабашным.
– Я, Лидочка, теперь совершенно свободный человек, куда хочу, туда лечу, никому не должен, ничем не обязан. Так что, как говаривал джинн из сказки: «Слушаю и повинуюсь!»
Голос получился похожим, и Лида опять засмеялась.
– Тогда, если можно, ко мне в больницу, надо бумаги дооформить.
– Ты здесь живёшь и работаешь?
– Да, после практики попросила направление. Недалеко, в селе, мои живут: мама с бабушкой. Мне комнату в общежитии дали, так что работаю в городе, а на выходные домой езжу.
– А куда бумаги оформляешь, если не секрет?
– Не секрет. В пионерлагерь медсестрой посылают. У остальных семьи, дети, а я молодой специалист…
– И далеко?
– Нет, за городом. Знаете, жилмассив Приднепровск? Оттуда вдоль Днепра сёла Любимовка, Первомайка. И детские летние лагеря там.
Чумаков широко улыбнулся.
– Можешь не рассказывать, я живу в Приднепровске…
– Правда? – изумилась Лида.
– Уже почти год. А в издательстве, если не секрет, что делала?
Лида немного смутилась.
– Стихи носила…
– Свои?
– Да… Я давно пишу, ещё со школы. В институте на все капустники сценарии сочиняла, в газетах кое-что печатали. Накопилось порядочно, вот собралась с духом, пошла в кабинет молодого автора…
– Ну и как? – серьёзно спросил Чумаков.
– Говорят, есть хорошие. Обещали, как будет возможность, дать где-нибудь подборку…
Чумаков, помедлив, признался:
– Я тоже с госпиталя писать пытаюсь, только никому не показываю, чепуха получается. Невероятно трудно выразить мысль на бумаге, даже прозой, а в стихах, по-моему, – это вообще высшая степень литературного искусства.
– Не скажите, – возразила Лида. – Некоторые считают, что стихи писать легче, и называют их менее серьёзным жанром, чем проза…
– На мой взгляд, главное – какие ты вкладываешь мысли, а уж форма – дело второстепенное, – ответил Чумаков.
Они подъехали к больнице, потом ещё в несколько мест, где Лида решала свои дела.
– Кажется, всё! – наконец облегчённо вздохнула она. – Спасибо вам, Вячеслав Михайлович, я сама бы точно не успела!
Чумаков притворно насупился.
– Так! – многозначительно произнёс он. – Это никуда не годится!
Остановив машину у магазина, вышел. Вскоре вернулся с бутылкой сухого вина и коробкой конфет.
– Всё, пора кончать это безобразие! – повторил он.
– Какое? – улыбнулась Лида, понимая, что это шутка.
– А такое, милая девушка, что всякий раз вы напоминаете о том, что я старый и больной человек, мне это надоело.
– Я? Напоминаю? – изумилась и даже возмутилась Лида.
– Да, напоминаете своим выканьем. Сейчас мы поедем ко мне, выпьем, как говорится, на брудершафт и после этого перейдем на «ты». Тем более что день на закате, а мы ещё не обмыли нашу встречу!
Лида опять улыбнулась, как показалось Чумакову, печально и чуть устало. В этот момент он почувствовал себя мальчишкой рядом с серьёзной и мудрой женщиной.
