Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь
— А зачем тебе с работы уходить?
— Потому что нужен виноватый. Тебе придется объяснить, откуда у тебя доклад. Вот я и буду крайней: это я нечаянно перемешала сверхсекретные документы с пачкой старых формуляров на выброс. Вполне правдоподобно: сегодня Лиззи выбросила две коробки старых бумаг. Завтра утром Вуд сыграет на опережение и объявит о моем увольнении. Это будет кстати: пора сменить работу. Я не могу больше выносить атмосферу слушаний на Комиссии.
Я потерял дар речи.
Ширли захихикала, от чего я вздрогнул. Она встала с дивана, отобрала у меня стакан, сделала из него глоток, а потом прижалась своими пахнущими виски губами к моим губам.
И тут я задал глупый вопрос, который давно хотелось задать:
— Эти духи тебе Вуд подарил? И не вчера…
— Ты и это понял?
Она странно взглянула на меня. То ли она гордилась моими дедуктивными способностями, то ли ей было наплевать на мою ревность. Она заставила меня снова положить доклад в коробку от пиццы:
— В этом мире за все надо платить, дорогой мой Ал. И твой долг передо мной будет на тебя чудовищно давить, если ты его теперь не отдашь.
Она обвила мою шею руками и прошептала:
— Может, для начала ты снимешь с меня этот идиотский костюм?
Позднее, уже ночью, Ширли сказала мне:
— Я стала всерьез думать о Марине, когда ты попросил у меня для нее одежду. Я задавала себе вопрос, что за женщина носит мои вещи и что у нее внутри. Я сама примерила то, что купила для нее. А еще я хотела отдать ей некоторые свои платья. Я смотрела на себя в зеркало, чтобы понять, подойдет ли ей все это, представляла себе, как она будет выглядеть. И тут мне пришла странная мысль. Марина так хороша, как только женщина может пожелать. Есть от чего ревновать. Но она несет свою красоту, словно шрам от увечья. Будто эта красота уже давно ее убила.
От этих слов я похолодел. Но я не нашел в себе сил рассказать Ширли о Марининых страданиях в Хабаровске и в ГУЛАГе. Она лежала подле меня нагая, и я словно боялся физически ранить ее кошмарным повествованием. Я дождался, пока Ширли заснет, и стал читать доклад агента Управления стратегических служб Оверти.
Управление стратегических служб
Вашингтон, округ Колумбия
Тихоокеанский отдел № 407
Совершенно секретно
Миссия «СССР — Новая Земля»
(22/06/1942 — 03/10/1945)
Доклад
(докл./Н.-З. — СССР 407/24)
Агент Юлиус С. Оверти
УСС (лейт. — аг.-102)
Тема: арест и смерть Майкла Дэвида Эпрона
(кап. — аг.-88) (25 июля 1945 г.)
29 ноября 1945 г.
СПРАВКА
22 апреля 1942 г. М. Д. Эпрон и я были внедрены на территорию Восточной Сибири во время операции «Новая Земля» для долгосрочной миссии.
В соответствии с планом миссии Эпрон направился в Биробиджан.
18 июля 1942 г. я устроился на работу парикмахером в службу быта секретариата исполкома г. Хабаровска под именем Виктор Овалдян (паспорт выдан в Уссурийске). В мои задачи входили получение и передача сведений, полученных Эпроном в Биробиджане и на маньчжурской границе, а также сбор и передача информации по Хабаровскому краю. С этой точки зрения бесплатная парикмахерская для сотрудников секретариата исполкома оказалась удачным местом работы.
ФАКТЫ ПО ДЕЛУ:
13 октября 1943 г. до меня дошли слухи об аресте американского агента (и женщины) в Биробиджане.
14 октября 1943 г. информация была опубликована в газетах «Биробиджанская звезда» и «Хабаровская правда». В статьях фигурировало имя Эпрона, именовавшегося «американским шпионом». Имя женщины, арестованной вместе с ним, в газетах не называлось.
15 октября я получил подтверждение перевода Эпрона в центр временного содержания в Хабаровске. Тогда же я узнал имя его «соучастницы»: Марина Андреевна Гусеева (подтверждено по другим источникам). Ранее «Биробиджанская звезда» публиковала многочисленные статьи и фотографии, посвященные этой женщине, являвшейся актрисой Биробиджанского театра. Она иногда появлялась в компании Эпрона. Учитывая высокий риск того, что в результате допросов Эпрона НКВД выйдет на меня, 16 октября я воспользовался процедурой, предусмотренной для подобных обстоятельств: изготовил повестку о моем призыве на военную службу в район Уссурийска/Владивостока.
27 октября мной во Владивостоке был установлен контакт со связным Отдела № 407, которого я проинформировал об аресте Эпрона и запросил дальнейших указаний (возвращение или продолжение работы в Восточной Сибири).
12 декабря я получил приказ продолжить миссию в той степени, в какой это позволяет моя безопасность (о новой миссии «Цитадель» см. отдельный доклад: докл./лейт.-aг.-102/Цитадель — СССР — 407/25). Мне также было передано поручение отслеживать информацию по Эпрону, в частности по месту его содержания.
С 12 декабря 1943 г. по 24 ноября 1944 г. мне не удалось получить какой-либо информации по аресту Эпрона, так как поиск соответствующей информации в большой степени ставил под угрозу мою безопасность и выполнение новой миссии, в то время как военное противостояние с Японией в регионе Южная Сибирь — Корея — Маньчжурия существенно активизировалось.
24 ноября 1944 г. капитан рудовоза, осуществлявшего перевозки в акватории Татарского пролива (остров Сахалин — восточное побережье Сибири, где насчитываются десятки лагерей), сообщил мне, что один из членов его экипажа, пострадавший в чрезвычайной ситуации во время рейса, получил медицинскую помощь от заключенного врача в порту рудодобывающего лагеря в Гроссевичах. Капитан отметил, что охранники и зэки называли заключенного врача америкосом.
Цит.:
«Ни на наших судах, ни в порту мы не можем иметь врача. Если среди заключенных в лагере есть врачи — это удача. Этот, похоже, был хороший врач. Мой парень был совсем плох, а этот доктор его воскресил. Но доктору самому нужна была помощь. С руками и головой было в порядке, но он еле на ногах стоял».
26 ноября 1944 г. я был освобожден от выполнения миссии «Цитадель» и получил приказ подтвердить нахождение Эпрона в заключении в Гроссевичах и оценить возможность организации его побега.
Мною было установлено, что лагерь (добыча меди плюс порт) находится на 48-м градусе северной широты (широта Хабаровска). В течение зимних месяцев (октябрь — апрель) сообщение с пунктом возможно только по морю. В остальное время лагерь связан с Хабаровском дорогой (несколько сотен километров), пролегающей по перевалам (более 1700 км) и безлюдной лесной территории (тайга). В лагере единовременно находится порядка восьмисот заключенных, в том числе несколько сотен уголовников, а также около тридцати охранников. Женских лагерей в Гроссевичах нет.
