Франсуаза Саган - Женщина в гриме
В оправдание капитана следует сказать, что он был совершенно выбит из колеи случившейся за день до этого дракой. Несмотря на свое мощное телосложение и диктаторские замашки, Элледок вовсе не был воинственной личностью. Он вовсе не был одним из тех могучих моряков, у которых всегда кулаки наготове, которые, как в романах Джека Лондона, валят, как дубы, всех подряд направо и налево после сотни апперкотов и двадцати бутылок: как раз наоборот! За всю свою долгую, но совсем не бурную карьеру капитан Элледок участвовал только в двух схватках, причем оба раза защищался, обозванный дураком набитым, тюфяком, рогоносцем и трусом, он не имел другого выхода, как только кинуться на своего обидчика, дабы не подвергаться насмешкам своего экипажа. Более того, в обоих случаях его буквально разделали под орех люди значительно меньше его ростом: квартирмейстер-ирландец и повар-китаец. Эти двое какими-то тремя движениями отправили Элледока в нокаут, оставив его самого, его фуражку, его авторитет валяться между табуретами. Быстрота действий и яростный характер схватки Жюльен – Эрик заставили капитана восхищаться обоими, тогда как до сих пор он относился и к тому и к другому с презрением, окрашенным некоторой снисходительностью по отношению к Жюльену, укротителю злобных собак и светских женщин, но не к Эрику, журналюге, работающему на коммунистов. Однако на это восхищение накладывался страх за последствия столь серьезного инцидента. Пребывание одного из участников драки в медпункте и сплетни относительно счастья, выпавшего на долю другого, лишь усилили паническое настроение капитана. Ему уже виделись собравшиеся на залитой кровью палубе все четверо братьев Поттэн, комиссар каннской полиции, а то и министр внутренних дел, которым он в слезах дает показания и кается в том, что оказался не в состоянии поддержать порядок на борту в соответствии с инструкцией. Вот почему все утро и весь день капитан прохаживался с озабоченным видом и в конце концов в очередной раз обратился к Чарли, и тот, вникнув в суть проблемы, дал толковый совет. Капитану следовало лично, с оливковой ветвью, подобно голубю мира, посетить обе воюющие стороны и вырвать у каждой из них обещание жить в мире. Капитан начал с Жюльена Пейра, чей Марке, о котором на борту говорили все, стал предлогом визита.
– Хорошая штука… Мило… – пробормотал Элледок под видом комментария, как только очутился в каюте Жюльена перед снежным пейзажем.
– Вам нравится? – спросил Жюльен Пейра, глядя куда-то в сторону, однако с приветливой улыбкой на лице.
Элледок вновь пробормотал: «Хорошая штука… Хорошая штука…», правда, на сей раз с раздражением. Он все еще не решался приступить к делу. Своего рода мужская стыдливость удерживала его от того, чтобы требовать у взрослого человека, у мужчины моложе его максимум на пятнадцать лет, обещание не молотить кулаками другого типа того же возраста (как будто эти двое были мальчишками из одной школы, а он – главным надзирателем). Элледок тщательно высморкался и, изучив собственный платок, сложил его и убрал в карман, к величайшему облегчению Жюльена.
– Вы и этот тип из «Форума»… – начал Элледок, – нелегко пришлось, верно?.. Раз-два… – продолжал капитан и с силой ударил себя кулаком по руке, чтобы проиллюстрировать и прояснить свои рассуждения.
– Да, – проговорил заинтригованный Жюльен, – да, действительно. Сожалею, командир.
– Но скоро начнете все сначала? – сухо осведомился Элледок.
Жюльен рассмеялся.
– Я не строю планов на будущее, – проговорил он. – И потому не могу ничего вам гарантировать… Вас это устраивает?.. Это ведь неплохо – подраться по-настоящему, не так ли? – вдруг заявил он с довольным видом, и глаза у него засверкали.
Тут Элледок задался вопросом, а не лучше ли было бы обойти эту тему, коль скоро его собеседнику она явно доставляет удовольствие.
– На этом судне драки запрещены, – строгим голосом произнес капитан. – В следующий раз вы оба пойдете под арест.
– Под арест? – Тут Жюльен безудержно расхохотался. – Под арест?.. Это за такую цену?.. Командир, вы не посмеете отдать под арест людей, потративших девять миллионов на один восьмидневный круиз под открытым небом… Или лучше отправьте туда заодно и Ганса-Гельмута Кройце с его фортепиано! Нашего дорогого Ганса-Гельмута Кройце с его партитурами, если, конечно, вы не желаете, чтобы мы потребовали возврата денег… Это было бы очень мило: музыка, узники в цепях и т. д.
И капитан вынужден был ретироваться, так и не получив никаких заверений со стороны этого сумасброда! Однако гораздо более успешным оказался разговор с другим обормотом, который вопреки ожиданиям целиком и полностью согласился с капитаном Элледоком – к величайшему его удивлению. Эрик Летюийе выказал не просто готовность пойти на мировую, но и пообещал пожать руку, как мужчина мужчине, своему бывшему противнику. Не обращая внимания на граничащее со страхом недоумение, написанное на лице экс-клоунессы, ставшей свидетелем разговора, Элледок тотчас же доложил об этом предложении первому из противников, который, как показалось капитану, тоже удивился, но последовал за капитаном в каюту мира, где он и был заключен. Там Элледок их оставил, будучи в восторге от самого себя. Он был, однако, немало удивлен, что отчет о переговорах, сделанный им Чарли и Эдме Боте-Лебреш – естественно, в порядке светской болтовни, – не вызвал ни проявлений любопытства, ни взрыва энтузиазма, на которые, как казалось капитану, он вправе был рассчитывать. По правде говоря, этот мир вызвал у Эдмы сплошные подозрения и сплошные опасения.
Вместе со свежими фруктами, свежими продуктами, цветами для ваз и корреспонденцией на «Нарцисс» была занесена чума в виде газет. Точнее, одной конкретной газеты. Той самой, которую Ольга спрятала у себя в сумке, которую кто-то шутки ради выставил на информационном стенде компании «Поттэн» среди прочей периодики. Само собой, на эту газету наткнулся Арман, которого светские сплетни интересовали меньше всего и который долго держал газету у себя из-за финансового раздела. Он не понял с самого начала, не понял и позднее и вообще не понял, почему крошка Ольга с такой настойчивостью стала ходить за ним по пятам и жеманно просить совета по биржевым делам. В конце концов Арман развернул газеты. Как только перед глазами появился роковой снимок, последовали охи, ахи, вздохи, и, бросив украдкой изучающий взгляд из-под очков на молодую женщину, Арман поправил указательным пальцем галстук в клеточку и заявил:
– Вы великолепно выглядите на этом снимке, вы на самом деле очень фотогеничны.
– Да, – согласилась Ольга и пожала плечами. – Да и месье Летюийе вышел неплохо, – продолжала она небрежным тоном, а потом заявила: – Вы позволите? – после чего завладела газетой и исчезла.
