Вильям Козлов - Волосы Вероники
— Мои глаза изменчивые? — перебивает она.
— Когда я думаю о тебе, прежде всего передо мной возникают твои глаза с двумя яркими бликами. А потом я вижу твои чудесные волосы и даже ощущаю щекотание в кончиках пальцев, до того мне хочется их потрогать.
И я погружаю свои руки в ее теплые душистые волосы. Они, будто электричество, заряжают меня энергией.
— Ты хорошо сказал,— целует она меня.— Говори, говори еще!
— Я начал о счастье… Боюсь, оно долго не может находиться в человеке, слишком уж беспокойное и неуловимое. И, по-моему, глупое. Случается, подваливает к тому, кто совсем его недостоин. Счастье внутри нас самих, как кровь, сердце, легкие… Только прячется на самом дне нашей души. Мы боимся своего счастья, не верим ему, потому что, когда оно уходит, остается несчастье.
— Ты пессимист!
— Нет, наверное, просто в моей жизни было мало счастья, и я отношусь к нему с осторожностью… Вот ты рядом со мной, и я очень счастлив, но ведь может случиться и такое, что тебя не будет рядом?
— Такое не случится,— шепчет она.
— Никто этого не знает.
— Георгий, обними меня! — Она требовательно смотрит мне в глаза. Блики в них разгораются все ярче. Волосы неровной путаной рамкой обрамляют лицо.
Я обнимаю, целую. Мое сердце начинает бухать в груди, я тону в ее глазищах… Каждое ее движение, взмах длинных ресниц, блеск глаз, легкая улыбка на полных губах — все это восхищает меня. Ее гладкое горячее тело, крепкая грудь, рассыпанные по плечам и падающие на глаза длинные, пахнущие молодым березовым листом волосы обволакивают меня. Вот оно, мое счастье, сильное, острое, властное. А какого оно цвета, я не знаю. Мое счастье вобрало в себя все цвета спектра. И видимые, и невидимые.
Можно быть счастливым с такой женщиной, как Вероника, но я вдвойне счастлив, потому что чувствую, что и она счастлива. Теряя голову от сумасшедшей близости с этой женщиной, я вдруг подумал, что мое счастье столь огромно, что мне сейчас и умереть не страшно.
Будто из преисподней донесся назойливый звонок телефона. Опять междугородная. Медленно приходя в себя от только что испытанного наслаждения, я открываю глаза. Вероника смотрит на меня, блики растворились в ее зрачках, глаза сейчас у нее светлые, почти прозрачные. По-моему, она не слышит звонка. Нетерпеливый, требовательный, он дребезжит и дребезжит. Я бросаю взгляд на письменный стол: на часах двадцать минут третьего.
— Нет уж,— слышу я ее чуть осипший голос.— Ему не удастся еще раз испортить мне настроение.
Прижимается ко мне и закрывает глаза. На ее виске пульсирует тоненькая голубая жилка. От ресниц на розовой щеке — тень. Белое округлое плечо доверчиво уткнулось в мою грудь. Кажется, я мог бы все сделать для нее — выпрыгнуть в окно, сразиться с бандитами,— а вот защитить от телефонного звонка не могу. Слушая непрерывные трели, я чувствую, как будто в песок уходит из меня счастье, еще только что едва вмещавшееся во мне.
Улыбаясь про себя, я подумал: вот и подтвердилась моя мысль о недолговечности человеческого счастья — ночной телефонный звонок взял да и спугнул его.
Вечером за чаем Варюха сказала:
— Знаешь, па, я хочу перейти на философский факультет.
— Ты это правильно решила,— ответил я.— Великие мыслители нам позарез нужны. А философ в юбке — это даже оригинально.
— Я могу и джинсы носить,— усмехнулась дочь.
— У тебя ведь способности к иностранным языкам.
— Мне философия древних больше по душе,— сказала Варя.— На курсе девочки поэзией увлекаются, музыкой, дискотекой, а я читаю Монтеня, Аристотеля, Платона…
— Читай себе на здоровье философов, но только не сходи с ума. Кстати, знание иностранных языков дает возможность читать твоих любимых философов в подлинниках.
— Ты меня не переубедил,— заявила Варя.— Платон сказал: «Кто сам не убедится, того не убедишь».
— Если тебе интересно мое мнение, говорю: не делай глупости!
— Всегда глупым не бывает никто, иногда бывает — каждый,— изрекла чей-то афоризм дочь.
— Я тебе тоже отвечу словами философа: «Заблуждаться свойственно всякому, но упорствует в своем заблуждении лишь глупец».
— Кто это сказал? — совсем по-детски заинтересовалась Варя.— Монтень?
— Цицерон,— усмехнулся я.— Он еще сказал умные слова: «Истина сама себя защитит без труда».
— Завтра же возьму в библиотеке его сочинения…
— А ты упрямая,— упрекнул я.— Раньше я такого за тобой не замечал!
— Ты вообще меня не замечал,— сварливо ответила она.
Это она зря, с ней маленькой я охотно занимался, водил в зоопарк, на детские утренники, вечером читал книжки, даже сказки сочинял, когда она плохо засыпала.
— Мне как-то трудно представить тебя на кафедре,— сказал я.— Одно дело читать философа, а совсем другое — стать философом.
— Браво! Ты изрекаешь афоризмы! Гидом в туристском автобусе меня проще тебе представить? — Она насмешливо посмотрела на меня.— Посмотрите направо, посмотрите налево…
— В Ленинграде есть на что посмотреть,— сказал я.
— Я так и знала, что тебе не понравится мое решение,— все тем же тоном продолжала она.
— Почему?
— Все отцы почему-то считают, что дети должны идти по их стопам.
— Я только рад буду, если в нашем роду появится великий философ…
— На звание философа я не претендую, а вот преподавать в учебном заведении философию, наверное, смогу.
— Насколько мне известно, философами были лишь мужчины,— я встал из-за стола, сходил в кабинет и вернулся с толстой книжкой в коричневом переплете, я в нее записывал понравившиеся мне изречения великих людей.
— Послушай, что пишет Жан-Жак Руссо: «Когда женщина бывает до конца женщиной, она представляет больше ценности, нежели когда она играет роль мужчины. Развивать в женщине мужские свойства, пренебрегая присущими ей качествами,— значит, действовать ей во вред».
Варя помолчала, осмысливая услышанное, улыбнулась и сказала:
— Леонардо да Винчи утверждал, мол, кто в споре ссылается на авторитет, тот применяет не свой ум, а, скорее, память!
— Хочешь, я подарю тебе эту книжку? — сказал я.— В ней много записано мыслей замечательных людей… А факультет свой не бросай, еще раз повторяю: это глупо!
— Я согласна изучать английский, если ты убедишь меня в том, что он мне пригодится.
— Еще как пригодится,— убежденно сказал я.— Кстати, истинные философы знали по нескольку языков, я уж не говорю про латынь, и читали научные труды древних на их языке.
— Давай каждый день один час разговаривать на английском языке? — вдруг предложила Варя.
