Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки
— Черт! — нетерпеливо сказала Алена, нажимая на кнопку. — Восьмерка занята!
— Может, мы сойдемся с тобой? А, Аленка?
— Ну, если ты меня быстро соединишь, то, может, и сойдемся. — Алена в сердцах бросила трубку на аппарат. — Ну, ты можешь меня соединить?
Виктор удивился:
— Нервная ты стала… Конечно, автоматика у нас еще того, не очень фурычит… — Он взял трубку, набрал какой-то номер и попросил: — Зина, дай мне Тверь по-быстрому. Не можешь? А через Воронеж? Ну, давай через Клин. Кто там сегодня?.. Маша, это Виктор, сделай мне «восьмерку». Спасибо. — И Виктор победно подвинул к Алене телефонный аппарат: — Набирай свою Францию.
Алена набрала длинный номер и закричала в трубку:
— Алло! Марго! Это Алена! Что случилось? Я откуда? Из России! Из Долгих Криков! Что у тебя случилось?
А там, в Вильфранше, Маргарита, сидя на веранде своей виллы, отвечала ей в полной панике:
— Ой, дорогая! Просто кошмар! Банк прислал мне уведомление, что сокращает отсрочку по кредиту. Эти негодяи Жискар и Жан-Клод своего добились! Банк с полугода срезал мне отсрочку до четырех месяцев, и осталось две недели. Мы должны выплатить миллион франков, иначе отнимут виллу! Приезжай немедленно — или я погибну!
— Марго, где ж я возьму миллион? Ты соображаешь?
— Но ты хоть умеешь воевать с этими мерзавцами, а я не умею. Приезжай и верни отсрочку, которая у нас была!
— А через два месяца все равно придется платить!
— Приезжай, я тебя умоляю!
Алена положила трубку и спохватилась:
— Ой, я ж забыла ей про Феклу сказать…
— Может, мы на дискотеку сходим? — спросил Виктор. — А? У нас новая…
Алена, думая о своем, переспросила:
— Что? Чего у вас новая?
— Ну, дискотека. Может, сходим?
— Да какая дискотека! Ё-моё! — в сердцах воскликнула Алена. — Мне во Францию нужно ехать!
— Ну вот! Опять! — огорчился Виктор. — Далась тебе эта Франция! Чем тебе тут плохо?
— Сколько я должна за телефон?
— Да ничего ты мне не должна…
Но Алена открыла сумочку:
— Как не должна? Почта твоя или казенная? Говори — сколько?
— Сто восемнадцать рублей.
Алена достала сто рублей и принялась рыться в поисках мелочи, потом вытряхнула всю сумку на стойку. Из сумки высыпались монеты — французские, немецкие, испанские, русские. Алена стала выбирать среди них рубли, а Виктор, рассматривая иностранные монетки, спросил:
— Это что у тебя?
— Это франк…
— А это?
— Это песо, Испания.
— Да, ты наездила… А это что, с дыркой?
— Ну-ка дай. — Алена взяла у него монетку. — Это тугрик, только фальшивый.
— Как — фальшивый?
Но Алена уже не отвечала, а смотрела на фальшивый тугрик.
— Блин! — произнесла она тихо. — Как же я забыла…
119
Когда она подошла к дому бабы Феклы и толкнула калитку, изнутри, со двора на нее бросился огромный пес. Алена отпрянула, пес, натягивая цепь, зашелся в злобном лае, а из дома вышел какой-то тип бандитского вида.
— Чё надо?
— Здравствуй, — сказала она. — Я Алена Бочкарева.
Тип, смерив ее взглядом, исчез в доме, Алена ждала, а пес продолжал лаять и бросаться на калитку до тех пор, пока из дома не вышел здоровенный братан с цепью на шее.
— Пшел! Место! — приказал он псу, и тот, поджав хвост, ушел в будку. Братан повернулся к Алене: — Чё надо?
— Я хочу со своим братом поговорить. Со Стасом.
— Ну, я Стас.
— А я Алена. Здравствуй.
— Ну и чё надо?
Но Алена проигнорировала его грубый тон, улыбнулась:
— Я хотела узнать — может, тут от бабушки что осталось…
— Ничего не осталось.
— Может, фотки какие? Вещи… Она хотела мне фотографии оставить.
— Не знаю. Я все сжег.
— Как — сжег?
— А так. На помойке. Зачем оно мне?
— Да?.. Ну а в дом-то можно зайти?
— Зачем?
— Но это же и моя бабка.
Стас темно усмехнулся:
— Ты откуда взялась? Что — за домом явилась? Или за половиной? Так тут все мое! Я тут родился, поняла? Я тут до одиннадцати лет на каждую доску в заборе ссал! А ты откуда приехала?
— Я из Долгих Криков.
— Вот и вали в свои долбаные Крики! — Он повернулся к собачьей будке: — Козел! Фас!
Пес резво выскочил из будки и бросился на калитку с такой злобой, что Алена испуганно отшатнулась.
А Стас расхохотался и ушел в дом.
— Ладно, блин! — мстительно пообещала Алена ему вдогонку.
Но испечь брату «блин» оказалось не так-то просто. В Твери, в областном суде молоденький длинноволосый юрист с вдохновенным лицом Паганини, положив на стол ноги в американских джинсах и подбитых подковками ботинках, нагло разглядывал Алену и спрашивал, крутя в зубах карандаш:
— Где ваш отец?
— Не знаю, сгинул…
— А кроме него, у вашей бабки сколько детей?
— Никого.
— Значит, отец ваш — ее единственный сын?
— Да.
— Ну и где он? Он жив или нет?
— Я не знаю. Он нас бросил. В детстве.
— Понятно. Значит, ситуация такая, девушка. Пока не определится, жив ваш отец или нет, ни вы, ни ваш брат не можете претендовать на этот дом. Потому что не вы прямые наследники. А прямым наследником является ваш отец.
— Но Стас уже занял дом…
— Я вам, девушка, объясняю с точки зрения закона. Пока нет ясности с прямым наследником, суд не примет дело к рассмотрению.
— Выходит, он там может жить, а я и зайти не могу?
— Выходит, что так. — Паганини соизволил вытащить из зубов карандаш и повернулся к двери своего кабинета: — Следующий!..
* * *
— Мама, кто мой отец? Куда он делся?
Мать, готовя ужин, повернулась от плиты:
— А зачем тебе?
— Нужно.
— Зачем?
— Ма, в конце концов, я же не в капусте родилась! — нервно сказала Алена. — У меня был отец. Кто он? Куда он делся?
Мать подошла к кухонному столу, за которым Настя делала уроки, села, вытерла руки передником.
— Хорошо… Настя, выйди из дома.
— Это еще почему? — сказала Настя.
— Выйди, я сказала!
— Но это ж и мой отец!
— У тебя другой. Выйди.
Настя, собрав учебники, вышла, обиженно хлопнув дверью.
Проводив ее взглядом, мать сказала Алене:
— Твоего отца посадили.
Алена опешила:
— Как это? Когда?
— Поэтому я тебе ничего о нем не говорила.
— А за что посадили? На сколько?
— Посадили его за дурь, за то, что лез куда не надо. И дали по полной, пятнадцать, — с непонятным ожесточением сказала мать. — А выжил он или в тюрьме сгинул — не знаю, он мне не сообщал. Теперь понятно?
