Флора Шрайбер - Сивилла
— Возможно, — добавил Сид, — Сивилла сумеет делать вещи, которые хотим делать мы с Майком, но нам не позволяют. Возможно, нет ничего необычного в том, чтобы женщина строила перегородки. Может быть, она и сумеет стать такой женщиной, какой хочет, и сделать карьеру. Со способностями Майка и с моими, с нашим энтузиазмом она наверняка сможет. В общем, мы с Майком не против того, что она собирается делать. Нам нравится новая Сивилла.
Новая Сивилла? «Кто я?» — спрашивала она себя. «Кто она?» — задавала себе тот же вопрос доктор Уилбур. По тому что, хотя Сивилла еще не превратилась в цельную личность, она перестала быть всего лишь бодрствующим «я».
Единственным из Дорсеттов, кто являлся в этот период на сеансы, была новая Сивилла. Если доктор Уилбур хотела связаться с кем-нибудь из других «я», то она могла сделать это только с помощью гипноза.
Вскоре после того, как Мэри вышла из своего иглу, она объединилась с Сивиллой Энн. Ванесса, которая всегда была ближе к Сивилле, чем большинство других «я», продвинулась дальше в том же направлении. Страстное осуждение лицемерия Ванессой повлияло на обостренное восприятие Сивиллой этого явления как в прошлом, так и в настоящем, сформировав у бодрствующего «я» новые воззрения. Марсия, ранее представлявшая собой типичный страх пациентки перед выздоровлением, выздоровела, воссоединившись с Сивиллой. Воссоединение это произошло после того, как Марсия осознала, что желала смерти своей матери.
Пегги не появлялась, даже когда ее вызывали. Пегги Лу и Пегги Энн еще раньше консолидировались в одну Пегги; теперь процесс консолидации продвинулся дальше. Эти хранительницы неинтегрированного прошлого с его воспоминаниями, проникнутыми гневом и страхом, соединились с Сивиллой. Нарисовав портрет, которым восхищался Рамон, — свою самую последнюю работу, — Пегги прекратила существование в качестве самостоятельного явления. Однако ее уверенность была очень заметна в облике новой Сивиллы.
В то же время эта вновь возникающая Сивилла весьма отличалась от того образа, который рисовала себе когда-то доктор Уилбур. Поскольку Вики обладала всей суммой воспоминаний и носила в себе больше черт исходной Сивиллы, чем Сивилла бодрствующая, доктор полагала поначалу, что неплохо будет избавиться от всех остальных «я», включая бодрствующую Сивиллу, и выстроить единое «я» на основе Вики. Однако выяснилось, что Вики, подобно остальным «я», существовала с определенной целью — чтобы скрывать те чувства, которые бодрствующее, или центральное, «я» было не в силах переживать.
Таким образом, задача состояла в том, чтобы сохранить бодрствующее «я» и вернуть ему все воспоминания, эмоции, знания и стереотипы поведения, присущие другим «я», то есть восстановить врожденные способности исходного ребенка. Необходимо было также вернуть бодрствующему «я» переживания той трети жизни Сивиллы, которую прожили за нее другие «я». В этой области доктор Уилбур была первооткрывателем.
Доктор знала, что все «я» сблизились с Сивиллой. Менялась Сивилла — менялись и остальные «я». Поначалу существовало два уровня отрицания матери Сивиллы. Сивилла признавала Хэтти Дорсетт своей матерью, но отрицала ненависть к ней. Другие «я» отрицали, что ненавистная им женщина была их матерью. После того как Сивилла в момент духовного очищения в автомобиле признала свою ненависть, другие «я» согласились смириться с Хэтти и назвать ее «нашей матерью». Даже Вики, родители которой так и не приехали за ней из Франции, была вынуждена наконец признать: «Мать Сивиллы является и моей матерью».
Сивилла стала перенимать стереотипы поведения других «я». Например, Сивилла начала рисовать в черно-белых тонах, что прежде было исключительной привилегией Пегги Лу. Вообще, взаимное наложение стилей живописи стало отмечаться у всех «я». С другой стороны, хотя Пегги вернула Сивилле таблицу умножения, которую выучила в пятом классе у мисс Хендерсон, Сивилла до сих пор не вполне уверенно применяла ее.
В мае — июне 1965 года использование гипноза еще более сузилось, ограничиваясь теперь практически лишь общением с теми «я», до которых было не добраться иным путем. Дни диссоциации Сивиллы и спонтанного появления вторичных «я», похоже, ушли безвозвратно.
Сидя в своей квартире, Сивилла заполняла анкету для агентства по найму учителей, где она зарегистрировалась, надеясь получить какую-нибудь работу за пределами Нью-Йорка. Она чувствовала, что может справиться с собой без помощи доктора Уилбур, и стремилась доказать свою независимость. Сивилла стучала по клавишам пишущей машинки, и вдруг ее пальцы стали неметь. Испугавшись, она попыталась дозвониться до доктора Уилбур, но безуспешно. Тогда она позвонила Флоре. К тому времени, как Флора сняла трубку, Сивилла почувствовала, что у нее онемело все тело.
— Мне очень плохо! — закричала она в трубку. — Если со мной что-нибудь случится, продай альбом с марками и позаботься, чтобы доктор Уилбур получила гонорар за анализ.
Сивилла пыталась сказать что-то еще, но выронила трубку. Ее руки и ноги начали непроизвольно двигаться. Рванувшись вперед, она ударилась о стену, пролетела через всю комнату и даже коснулась потолка. Потом она со всего размаху грохнулась на пол.
Там Флора и нашла ее — в ужасном виде, всю в синяках и царапинах. Обретя наконец способность говорить, Сивилла победоносно заявила:
— Я за всем этим наблюдала. Я сознавала все происходящее до мельчайших подробностей.
Поднявшись на ноги, Сивилла стала выглядеть выше, чем обычно. Чей-то голос, более молодой, чем у Сивиллы, легкий, живой и веселый, произнес:
— Я — та девушка, которой хотела бы быть Сивилла. У меня светлые волосы и все время хорошее настроение.
Потом она исчезла, и вновь появилась Сивилла.
— Должно быть, я опять отключилась, — сказала она. — До сих пор? Как это может быть?
Флора сразу поняла, что появившаяся на миг блондинка не принадлежит к числу тех пятнадцати «я», с которыми она уже встречалась. Новое «я» на той стадии анализа, когда Сивилла уже почти интегрировалась? Но прежде всего следовало, конечно, уложить Сивиллу в постель, поставить на ушибы холодные компрессы и связаться с доктором Уилбур. А потом?
Вечером доктор Уилбур объяснила Флоре:
— Это было серьезное желудочно-кишечное расстройство, сопровождающееся судорогами и спазмами. Сама Сивилла постоянно сознавала, что с ней происходит.
И тогда Флора сообщила доктору о блондинке.
— Диссоциация продолжалась совсем недолго, не более минуты, — сказала Флора.
— В феврале прошлого года, — задумчиво произнесла доктор Уилбур, — я встречалась с этой блондинкой здесь, в кабинете, хотя в тот момент не поняла этого. Сивилла разговаривала со мной, а потом у нее на минуту опустели глаза, как в старое время. Затем я услышала голос, который вы описываете. Все произошло мимолетно, как вспышка.
На следующий день доктор Уилбур у себя в кабинете загипнотизировала Сивиллу. Первой появилась Мэри Энн.
— У нас был приступ, — объяснила она. — Нам есть из-за чего волноваться. Все эти люди в старой церкви в Уиллоу-Корнерсе — в пустой, безобразной церкви. Мы этих людей ненавидим.
— Вчера вечером в нашей комнате был кто-то чужой, — сказала Вики.
— Блондинка, я ее видела, — добавила Марсия. — Я не знаю, как ее зовут.
— А кто знает? — спросила Ванесса.
— Наверное, Вики, — ответила Марсия, — потому что, мне кажется, Вики знакома с ней. Кто она?
— Новая девушка, хотя и не новая, — ответила Вики.
Неожиданно заговорила новенькая — странно, неестественно, как бы произнося заученную речь.
— Я действительно не новенькая, — сказала она. — Я пребываю рядом уже девятнадцать лет. Я являюсь той девушкой, которой хотела бы стать Сивилла. Рожденная в покое, я оставалась незримой. Будучи взрослой, в то время как остальные оставались, в сущности, детьми, я не несла бремени детских травм. Я никогда не знала Хэтти и Уилларда Дорсеттов, никогда не жила в Уиллоу-Корнерсе, никогда не посещала тамошнюю церковь. Я появилась в Омахе. Мне очень нравилось в колледже, и я обожаю Нью-Йорк. Я желала бы вступить в университетский женский клуб, ходить на свидания, стать капитаном болельщиков на спортивных соревнованиях и студенческим лидером. Я люблю жизнь, и мне нравится жить. Единственное, что стояло у меня на пути, так это то, что я не имела возможности быть собой, ходить под этим солнцем и принимать этот мир таким, какой он есть. Но теперь, когда остальные готовы принять его, я буду вместе с ними. Теперь, когда остальные избавились от своих травм, я буду вместе с ними. Моя жизнерадостность даст им силы; мое восприятие жизни придаст им оптимизма; мое безоблачное прошлое даст уверенность. Я, которая никогда не была больна, буду идти рука об руку с Сивиллой в этом реальном мире здоровых людей.
