Альфред Кох - Отходняк после ящика водки
Несколько голлистских дивизий (капля в море) дали возможность причислить Францию к державам-победительницам, и их делегация с умным видом присутствовала на подписании немецкой капитуляции и даже поставила свою закорючку.
Так же, как победитель, Франция получила место в Совете Безопасности ООН, союзники поделились с ней атомными секретами, она стояла у истоков создания НАТО. Еще ей отдали обратно Эльзас и выделили часть оккупационной территории в Германии, а именно самую ее жемчужину – Баден. Само собой разумеется, что она получила с Германии контрибуцию, и все как-то незаметно забыли, что эта страна пять лет работала на Гитлера, и если бы он победил, она так же радостно разделила бы этот успех и с ним.
На Нюрнбергском процессе французские прокуроры были самыми въедливыми и красноречивыми, и на их фоне неотесанные американцы и русские смотрелись бледно. А через шестьдесят лет какой-то французский журналист разъяснил нам, что Россия считается державой-победительницей достаточно условно, поскольку у нее был в 1939 году недолгий флирт с Гитлером, и поэтому она до скончания века этим фактом запятнала свою биографию…
Как говорится, учись, студент! Получить на выходе фактически тот же результат, что и Россия, но значительно, несравнимо меньшими жертвами – это ли не есть настоящее искусство?
Если и теперь наши тридцать[29] миллионов людей не показались вам переплатой, тогда я, с вашего разрешения, продолжу.
Немного об эксплуатации человека человеком
Нынешние молодые люди не помнят, а вот я знаю это словосочетание – «эксплуатация человека человеком». Это был фетиш. На этом стоял марксистский догмат о преимуществе коммунизма над капитализмом. Будто бы при коммунизме будет ликвидирована эксплуатация человека человеком.
Я не знаю, как при коммунизме, – когда должен был победить «свободный труд свободно собравшихся людей», я, как, впрочем, и все остальные, до него не дожил, – но кое-что про сталинскую эксплуатацию людей мне порассказали.
При капитализме, безусловно, присутствует эксплуатация человека человеком. Но эксплуатируемый отдает свой труд в обмен на вознаграждение и добровольно. Он всегда волен прекратить взаимоотношения со своим эксплуататором и перейти к другому или, при определенных обстоятельствах, сам может стать эксплуататором. И потом, при капитализме все люди одновременно являются и эксплуататорами и эксплуатируемыми. После работы, где тебя эксплуатировали, ты садишься на такси и эксплуатируешь таксиста, а потом, в кафе за ужином, эксплуатируешь уже официанта и так далее.
В сталинские времена было иначе. Принуждение было прямым и явным. Поскольку большинство нации составляли крестьяне, то будем прежде всего говорить о них. Они не имели никакого договора, на основании которого их обязывали трудиться. Они не могли отказаться работать, не могли поменять место жительства, не могли уйти к другому эксплуататору.
Норма эксплуатации была максимальной. Из этих людей нельзя было выжать больше, чем из них выжимал Сталин. Весь произведенный продукт изымался, и крестьянам оставляли ровно столько еды, сколько было необходимо для простого физического выживания. А иногда и меньше того, чему свидетельство – голодомор 30-х и послевоенный голод 46-го года.
Добавим к этому массовые расстрелы, тотальные ссылки на север и в Казахстан, бесконечные потоки заключенных в лагеря ГУЛАГа, ежегодный призыв в армию – и мы поймем, что если для кого-то Сталин и строил коммунизм, то уж точно не для русского мужика. Этот самый мужик, как, впрочем, и татарский, и казахский, и всякий другой мужик Страны Советов, должен был, по-видимому, послужить всего лишь расходным материалом для этого храма счастья.
К чему я вот тут пишу все эти банальности? Да к тому, что большинство жителей Совдепии в тот период были рабами, чего уж кривить душой. Нет, конечно, можно придумать некую демагогию, доказывающую, что есть микроскопические различия между положением колхозного крестьянина сталинского периода и классического римского раба. Но для нормальных людей, не одержимых труднообъяснимой манией украшательства истории, здесь дискуссии быть не может. Если, конечно, ознакомиться с предметом по фактам, а не по агиткам тов. Зюганова в духе «Кубанских казаков».
Так вот у раба есть одно преимущество перед свободным человеком – его положение нельзя ухудшить. Всякое изменение может быть только к лучшему. Хуже может быть только смерть, а в ней не заинтересован никакой эксплуататор. Раб хорош живой, а мертвый раб – только морока, его надо хоронить; и потом, а кто вместо него работать будет?
Я вполне согласен с тем, что Гитлер хотел поработить русский народ. Как, впрочем, все народы, населявшие СССР.[30] Этому есть море документальных и прочих других свидетельств. Иными словами, он не предполагал сделать с ними ничего плохого по отношению к тому, что с ними и так уже случилось. Посудите сами: у рабов поменялся бы хозяин. На жизни раба это бы никоим образом не сказалось. Как вкалывал бы он за кукиш с маслом, так бы и продолжал вкалывать. Как сажали бы его за малейшую провинность в лагерь, так и сажали. С точки зрения простого русского мужика, что фашист, что коммунист – один черт захребетник и насильник, кровопийца и враг народа.
Таким образом, если смотреть на ситуацию объективно, боязнь порабощения не была для русского солдата, а это практически сплошь были крестьяне и их дети, значимым стимулом для сопротивления врагу. Рабства он не боялся, поскольку и так в нем находился. Причем в одной из самых страшных его форм – колхозе.
Как хлебом-солью встречали наступающую немецкую армию на Украине, на которой Сталин уморил голодом 5 миллионов человек, как фактически без сопротивления весь сорок первый год миллионами сдавались в плен сталинские крестьянские армии, про это написаны горы литературы, сняты километры кинохроники, есть бесконечное число свидетельств очевидцев. Не хотели крестьяне защищать то государство, которое построил их враг – русский большевизм.
И только к зиме, а еще сильнее к концу 42-го, а еще крепче после приказа «Ни шагу назад» и введения заградотрядов НКВД, стрелявших в спину своим солдатам, немецкое наступление удалось остановить под Сталинградом. Ну так Сталин здесь не открыл Америки. Аналогичным образом во время Гражданской войны создавал боеспособную Красную армию его заклятый враг, наркомвоенмор товарищ Троцкий. Те же репрессии в тылу, те же расстрелы дезертиров и отступающих, тот же страх неминуемой смерти, который гнал вперед, в штыковую русского солдата, где в рукопашной схватке смерть не была так неизбежна, как от пули энкавэдэшника.
Как хотите, но я не могу согласиться и с тем тезисом, что тридцать миллионов убитых людей – это справедливая плата за избежание гитлеровского рабства. Те, кто в этом рабстве оказался, не нашли в нем каких-либо существенных отличий от сталинского. Оно было как минимум не хуже. Во всяком случае, в этом рабстве погибло бы существенно меньше людей, чем в борьбе с ним. И ладно бы дрались за свободу, а то ведь гибли, чтобы и дальше горбатиться на старого ненавистного Хозяина.
Упаси Боже, я отнюдь не собираюсь доказывать, что Гитлер был лучше Сталина. Если была бы возможность, фашисты угнетали бы людей еще сильнее, чем коммунисты. Но сильнее было невозможно. Сталин достиг в этом вопросе абсолютного максимума.
Как пропагандистский ход сопротивление гитлеровскому рабству годится для объяснения необходимости жертв, но как реальная причина – нет.
И опять свербит у меня в голове мысль – неужели все эти люди погибли только лишь для того, чтобы сохранить и дальше большевистский режим, чтобы спасти задницы этих преступников – Сталина, Молотова, Берии, Хрущева и прочих? Тридцать миллионов людей убиты лишь для того, чтобы эти сволочи и дальше могли издеваться над оставшимися в живых?
Услышу, найду ли я ответ на этот мой вопрос? Вряд ли… Но и не поставить его я не могу.
Несколько слов о любви к Родине
Есть еще версия, что подвиг советского солдата объясняется его патриотизмом, любовью к Родине. Рассмотрим эту версию подробнее.
Я вот так понимаю, что любовь к Родине – это прежде всего (а по мне – так и исключительно) любовь к своему народу. Но ведь если это так, то русский человек, только получив винтовку в руки, должен был ее направить против коммунистов, как самых главных врагов народа. Однако он этого не сделал, а, напротив, погиб, защищая этих самых засранцев от неминуемого краха.
Есть такая притча, а может быть, и не притча, а быль. Во всяком случае, у меня язык не поворачивается назвать эту историю анекдотом. Слишком она верна и не смешна.
Однажды заходит Ягода к Сталину и говорит:
– Иосиф Виссарионович, никак мы не можем вернуть Горького на Родину. Уж мы и так и сяк. И долги его оплатили, и полное собрание сочинений издали, и бабу молодую, красивую подсунули, а он, гад, не едет – и все тут!
