Церемония жизни - Мурата Саяка
— И что? Я же не собираюсь вас соблазнять. А эти блюда из моего друга приготовлены по рецептам, которые он же сам и рекомендовал!
Мужчина с любопытством взглянул на еду — и присел рядом.
— Как экзотично! До сих пор я пробовал человечину только вареной в супе мисо…
— Обычно ее так и готовят. Но тушенная с кешью куда вкуснее!
— Ну что ж, попробуем. Итадакимас!
Вглядываясь в ночное море, мы принялись за еду.
— Здорово… На самом деле я еще не ужинал. И жутко проголодался.
— Вот и славно. Угощайтесь сколько душа пожелает!
Частички Ямамото разносились по белу свету — и, оседая в чужих желудках, превращались в энергию чьих-то жизней. Сама мысль об этом приводила меня в восторг.
— Но все-таки. Угощение ваше я съем, а для осеменения не гожусь… А ведь, если бы не ночь, вы еще могли бы встретить какого-нибудь приятного мужчину!
Я усмехнулась.
— О, не волнуйтесь. Я не из тех, кто жаждет осемениться во что бы то ни стало… Если на то пошло, все мы — словно цветочная пыльца! Когда жизнь заканчивается, мы разлетаемся, оседаем на чьих-то пестиках — и зарождаем новую жизнь.
— Ну да. Так и есть! Сплошная мистика, если вдуматься…
— Хотя и странно. Если пестик — я сама, зачем мне куда-то летать?
— Ну… Отчего бы и пестику не полетать? — Расщепив одноразовые палочки, мужчина сунул в рот кусочек рагу и блаженно прищурился. — А он и правда вкусный, этот ваш Ямамото с кешью. Просто деликатес!
— Еще бы! Он вообще здорово сочетается с кешью. Хотя при его жизни я этого не замечала…
Вслушиваясь в шелест волн, я внезапно спросила:
— А скажите…
— Что?
— Вы хорошо помните, как все было лет тридцать назад?
— В смысле?
Доедая свой рисовый колобок, я дрейфовала в звуках прибоя — и болтала что в голову придет. Похоже, выпитое вино до сих пор не отпускало меня.
— В те времена есть человечину было не принято, — ответила я. — Или для вас это слишком давно?
— Но… я тогда еще не родился на свет. Мне всего двадцать четыре. И в моем детстве, помню, это уже считалось нормальным.
— Вот как?
Мужчина озадаченно повертел головой. Будто хотел уточнить: «А что такого?»
— Ну, а если бы люди того времени увидели, как мы с вами едим Ямамото с кешью? Думаете, они приняли бы нас за сумасшедших?
На секунду задумавшись, он кивнул.
— Да… Наверное, приняли бы.
— Но разве это не странно? Мир меняется так стремительно, уже и не разберешь, что правильно, что нет. Вот и рагу из Ямамото мы едим только потому, что в нынешнем мире так принято. Вам это не кажется чем-то вроде безумия?
— Да нет, не кажется… Быть нормальным — тоже форма безумия, разве нет? Ту из форм безумия, которая на данный момент нам дозволена, мы и считаем нормой.
— Хм-м…
— Так что почему бы и нет? В нынешнем мире Ямамото с кешью — деликатес, а мы совершенно нормальны. Даже если нас и назовут сумасшедшими лет через сто…
Волны все шелестели. Те самые, о которых так любил вспоминать Ямамото.
Дожевав онигири, мужчина поднялся на ноги.
— Ну что ж. А теперь мне, наверно, пора. Спасибо за угощение!
— Да не за что…
— И вас не нужно провожать до станции?
— О, нет! Я еще прогуляюсь, а потом найду где заночевать.
— Ну смотрите…
Мы распрощались, и я побрела по песку. На глаза вдруг попалась парочка, осеменявшаяся неподалеку в прибое. Интересно, как же этот процесс воспринимался во времена, когда его называли сексом? Теперь его величают осеменением и почитают как священнодействие, но тогда? Считали чем-то грязным и постыдным? Если им старались заниматься подальше от чужих глаз — наверное, так и было…
Рассеянно думая обо всем этом, я брела по песку, когда кто-то сзади вдруг хлопнул меня по плечу.
Удивившись, я обернулась. Все тот же незнакомец.
— Простите, если напугал, но… если что… В общем, это вам!
— Что?
Он протянул мне крошечный прозрачный флакончик.
— Я поместил его сюда. Если вдруг захотите…
Я пригляделась. Во флакончике белела какая-то мутная жидкость.
— Набрал в туалете, — продолжал он. — Я слышал, при контакте с воздухом оно умирает. Так что даже не знаю, имеет ли смысл… Просто захотелось как-то вам… помочь?
— Большое спасибо!
Я бережно взяла из его пальцев еще теплую бутылочку.
— Вот здорово! Уверена, оно еще живое… А мне говорили, что сперматозоиды на воздухе не умирают, пока их защищает жидкий слой. А в благоприятных условиях могут жить до трех дней… Какой бесценный дар! Я постараюсь сберечь его!
Процесс извергания, видимо, дался ему непросто. Легкая испарина поблескивала на его лбу при свете луны.
— Буду рад, если пригожусь… Ямамото-сан просто таял на языке! Сам-то я на церемонии редко хожу. Но как только вы меня угостили, сразу захотел хоть как-нибудь поучаствовать.
— Это прекрасно… Ямамото тоже очень обрадуется!
Я вгляделась в бутылочку у себя на ладони.
— Изначально это был флакончик со звездной пылью, — пояснил он. — Сувенир такой. Ничего более подходящего у меня в рюкзаке не нашлось.
— Да что вы? Просто не верится… Как красиво! — пробормотала я. Белая жидкость мерцала в лунном сиянии, словно перерождение звездной пыли.
— Ого… — вдруг воскликнул он удивленно. — Как круто!
— Вы о чем?
— С ума сойти… Это вы их с собой привели?
Я обернулась и вздрогнула. Откуда ни возьмись, по всему пляжу вдруг замаячили силуэты людей. Приглядевшись, я поняла, что все они осеменялись.
— Вообще-то местные выходят сюда осеменяться после каждой церемонии жизни. Целыми толпами. Но сегодня вроде ничего подобного не планировалось! — Смущенно покрутив головой, он добавил: — Значит, мой звездный флакончик вам не пригодится?
— Нет-нет, что вы! Даже не сомневайтесь. Я обязательно им воспользуюсь!
Он робко улыбнулся.
— Ну, тогда я пойду…
Оставшись одна, я закатала джинсы до колен — и, сжимая в пальцах флакончик, ступила в море.
Полоса прибоя буквально кишела осеменяющимися. Их белесые тела, неустанно сплетаясь конечностями, извивались на темном песке. Никогда прежде я не видела ничего подобного. То была сцена из начала времен, когда наши древние предки еще только выбрались из моря на сушу. Она словно будила во мне щемящие, хотя и чужие воспоминания о том, чего я сама еще не испытывала. Я смотрела, не мигая, на эти белые силуэты в черном прибое, слушала, как голос Ямамото, волна за волной, повторяет мне: «Море — наша величайшая ностальгия…» — и впервые ощущала всем телом, чтó он имеет в виду.
Лавируя меж осеменяющихся парочек, я заходила в море все дальше, и волны окатывали мои ноги все выше. При свете луны бледные силуэты людей напоминали деревья, что вырастают из морского дна, и я забредала все глубже в их заповедную чащу.
Когда волны достигли моих колен, я спустила джинсы. И, плеснув из флакончика белой жидкости на ладонь, медленно втерла ее в себя.
Капли семени стекали с кончиков пальцев. Жизнь Ямамото, вырвавшись из горячей кастрюли в его тесной квартире, растекалась по морю и всему белу свету.
Кто знает — возможно, случится чудо, и я забеременею. Но даже если не повезет — стоит признать: мир, в котором доступна и такая форма осеменения, однозначно прекрасен.
Я стояла по колено в шелестящих волнах. Капли мужского семени стекали по моему телу прямо в воду — и волны, щедро оплодотворенные столькими жизнями, ласкали мои бедра то снаружи, то изнутри.
Посреди бесконечно долгой жизни планеты Земля — сейчас, в этот самый миг, мое тело вбирало в себя чье-то семя.
Впервые в жизни я так радостно растворялась в нормальности того, что со мной происходит. Мир вокруг переливался всеми оттенками, и я растворялась в нем, становясь его частью.
Ночь сгущалась, небо и море погружались во мглу. Моя плоть жадно впитывала жизнь Ямамото. Мы сливались с ним воедино. Я закрыла глаза. Древнее море обнимало меня за бедра, и ностальгический шепот волн ласкал барабанные перепонки всех, кто предавался осеменению вместе со мной.
