Михаил Веллер - Легенды Арбата
- Я обязан ознакомиться с проектом застройки, - негромко и самопожертвенно известил Суслов. Долг и партийная дисциплина изнуряли его, но благо державы требовало не роптать.
Тихий нрав Суслова знали. Сталинская выучка. Назавтра в его кабинете вмиг составили макет всей стройки от Бульварного кольца до Садового.
Михаил Андреевич утомленно насладился игрушечной городской красотой на огромном столе для заседаний. Потом он перекрутился в костюме, будто с вечера его завязали на узел, а утром забыли развязать. Лицо его стало терять цвет и выражение. Сталью из глаз он продрал строй проектировщиков как метлой, сдирая с костей мясо и обнажая преступную суть.
- Кто это сделал? - тихим ровным голосом поинтересовался он. Кровавый призрак занял почетное место. Кто это сделал, лорды?
Посохин набрал воздуха, выдвинул грудь впереди шеренги, показал меж губ зубной протез и признался в авторстве. Хотя мы все, Михаил Андреевич.
- Вы еврей? - спросил Суслов.
Подобный вопрос, в прямой форме и на высшем уровне, звучал тогда обвинением в государственной измене. В сущности, порядочный человек не имел права быть евреем. Тайным сионистом и потенциальным перебежчиком из первой в мире страны победившего социализма; с непредсказуемыми родственниками в несчитанных странах.
- Никак нет, - по-военному четко отрекся Главный Архитектор. - Я русский, Михаил Андреевич. - И всем существом жаждая подтвердить этот факт, придал лицу уставное выражение: преданной и радостной придурковатости.
- Тогда вам не могла прийти в голову идея этого проекта, Михаил Васильевич, - ровным угасающим тоном инквизитора, начавшего пытку, констатировал Суслов.
Архитектор восстановил в памяти зарождение идеи и побелел. Рентгеновская проницательность руководства парализовала его волю. Но отступление было невозможно.
- Авторство мое… воплощение коллективное… - капнул каплю оскорбленности в бочку преданности По-сохин.
- С коллективом мы еще разберемся, - мягко пообещал Суслов и стал думать.
- Кто из ваших родственников еврей? - спросил он.
- Жена… вторая… - упавшим голосом сказал архитектор.
- Вторая? - поднял бровь Суслов. - А всего их у вас сколько?
- Первая умерла… Она была русская.
- Я ее понимаю, - скорбно сказал Суслов, и это прозвучало так, что вторая жена уморила первую с целью занять ее место.
- Вот! - подытожил он.
- Я не понимаю… - прошептал архитектор.
- Подпал под влияние, - пояснил Суслов. - Вы любите вашу жену?
- Э-э-э… как все… - выбрал соглашательскую линию архитектор, вертясь в ожиданиях напасти.
- Как все не бывает, - ровно и безжизненно, как танк во сне, наезжал Суслов. - Некоторые от своих жен отрекались. И такое бывало.
Дело врачей-убийц и безродных космополитов гремело не так уж и давно. Архитектор подернулся бело-голубым камуфляжем на фоне своего макета.
- Посмотрите, - указал Суслов. - Эти здания - что они по форме напоминают?
- Книгу. Раскрытую книгу. Немного… возможно… напоминают… нам…
- Да. Именно. Я согласен с вами. А все вместе, взятые рядом, что они напоминают?
Молчание было знаком согласия, поддержки и восхищения любой трактовкой верховного идеолога. Проектировщики от преданности аж рыли ковер каблуками. Вы член Политбюро, Партия - вот наш ум, и честь, и совесть.
- Ну?
- Библиотеку? - неуверенно сказал главный архитектор.
- Стаю птиц… - предположил генеральный директор.
- Путь по предначертанной программе в светлое будущее, - продекламировал главный инженер, лучше коллег владевший новоязом.
Суслов устало прикрыл глаза тонкими складчатыми веками, как старый гриф, пообедавший старым индюком.
- Сколько - у вас - здесь - книг? - спросил он, не открывая глаз.
- Н у, пять… - сказали все, бессильно чуя подвох.
- Разъяснения нужны? - спросил Суслов.
- Э-э-э… мнэ-э… - извивались все.
- Как - называется - это!! - рассердился Суслов, обводя жестом макет.
- Калининский проспект?
- Вы ошибаетесь, товарищи. Коммунист и атеист Михаил Иванович Калинин не может иметь отношения к вашему творчеству. То, что вы здесь изобразили, называется «Пятикнижие».
Недоумение сложило мозги присутствующих в кукиш. Коммунисты и атеисты силились понять смысл загадочного прорицания верховного жреца.
- Что такое Пятикнижие? - допросил экзаменатор.
- Э-э-э… мнэ-э…
- Me! Бе! А по-русски!
- Пять томов «Капитала» Маркса? - просветлел главный архитектор.
- Пятикнижие - это священная книга сионизма, - ледяным тоном открыл Суслов, и авторы посинели от ужаса. - Пятикнижие - это учение об иудейской власти над миром. Пятикнижие - это символ буржуазного национализма, религиозности, идеализма, реакционности и мракобесия. Пятикнижие - это знак власти ортодоксальных раввинов над всеми народами земли.
Авторы втянулись внутрь себя, как черепахи. В их контурах засквозило что-то прозрачное. Они стремились слиться с окружающей средой, задрать лапки и притвориться дохлыми.
- Спасибо за облик Москвы, товарищи, - поблагодарил Суслов. В зал пустили газ «Циклон-Б», и потолок обрушился, прищемив когтистую лапу мировой закулисы.
Незадолго до этого журналу «Юность» приказали заменить шестиконечные типографские звездочки в тексте - на пятиконечные! за политическую халатность главному редактору отвесили пилюлей и строго предупредили с занесением в учетную карточку насчет идеологической диверсии.
- Я. Вспомнил. Товарищ. Суслов. - Покаянно выпадают слова из главархитектора.
- Фью-фью? - свистит ноздрей инквизитор. Иногда ученик предает учителя, иногда учитель предает ученика, иногда кто кого опередит.
- Это… один из моих помощников… Он… я поручил некоторые детали… черты, так сказать. И он - вот! Предложил… именно пять!., а я… мы… Утеряли бдительность! Товарищ Суслов! Ваше гениальное видение обстановки!
- Фамилия? - удовлетворенно переспросил Суслов.
- Дубровский!
- Н-ну-с. Ладно. Давайте сюда вашего этого. Если можно, пусть там поторопится. А мы здесь подождем!
Можно! Можно, Михаил Андреевич! Поторопятся, не сомневайтесь!
И перепуганного молодого, архитектора-стоматолога в обнимку с его идеей, швыряют в машину и под сиреной мчат по Москве быстрей последней мысли.
- Ваши товарищи и коллеги утверждают, что автор идеи этого проекта - вы, - доброжелательно обращается к нему Суслов. И строй товарищей дружно кивает: «Он-он».
Охреневший от этой доставки в Политбюро самовывозом, молодой неверно истолковывает альтруизм коллег. Его озаряет, что сегодня в мире победила справедливость. И его талант будет вознагражден непосредственно здесь и сейчас. Его отметят, поощрят и выдвинут, не обходя больше.
