Дина Рубина - Синдикат
— Что значит — намеком? — спросила я.
— Ну, скажем, устраиваешь ты семинар. И называется он не в лоб, не грубо: «Восхождение в Страну», — а как-нибудь культурно, вроде бы ты со своим департаментом имеешь к Синдикату опосредованное отношение… Евреи в Москве высокомерны и пугливы, как лоси… Они как только чуют, что их хотят загнать в загоны, тут же взбрыкивают… А ты им — «спокойно, ребята, я — своя, я, типа, сама отвязный писатель, служу здесь по части фенечек, тусовок, пикников…»
— Каких это пикников?
— Ну, каких… А вот, вывозишь ты их за город, воздухом подышать…
— Воздухом?! Но это ведь уйма казенных денег!
— Это уйма американских денег. А у тебя бюджет, и если ты его не потратишь к концу года, в будущем году его сократят… Райкина еще помнишь, — рояль на овощную базу?
Я ужасно разволновалась.
— Но ведь можно тратить деньги на нужные вещи!
Он ложечкой аккуратно отвалил кусок орехового торта, поддел его и осторожно понес ко рту. Кусок был слишком велик, подрагивал и грозил рухнуть на скатерть. Но все же благополучно достиг седых кустов его рта.
— …Нужные? — прожевав и обтерев салфеткой усы, повторил он. — Какие же это нужные?
— Ну… Не знаю пока…
— Не знаешь… — подтвердил он удовлетворенно. — А между тем ты — фонд, и немалый. Ты сидишь на мешке с деньгами. А в Москве — чуть ли не пару сотен еврейских организаций, и каждая в свое время явится с протянутой рукой.
— И каждой я должна дать?! Сколько?! — меня охватила паника, как всегда при возникновении темы денег. (Интимная семейная тайна: я не умею считать.) Он улыбнулся туманно.
— А вот в этом и весь кайф. И даже — острое наслаждение. Можешь дать, а можешь и не дать… Тут все зависит от отношений, а отношения штука тонкая… Понесут к тебе проекты, разного рода затеи, которые тебе и в голову не могли бы прийти от строительства Новой Вавилонской Башни в Лужниках до проекта космической станции с изучением иврита в космосе… И знаешь, это даже познавательно, тебе и в профессиональном смысле пригодится — наблюдения над всеми этими еврейскими Кулибиными… еще и роман какой-нибудь потом отбацаешь… Ты изумишься — сколько идиотов приходится на одного здравомыслящего человека!.. Далее: каждый праздник начнется у тебя не с вечерней звезды, а со звонка Фиры Ватник, знаменитой нашей певицы Эсфирь Диамант — великая доярка, она каждый год собирает с коровы по имени Синдикат рекордный надой молока. Затем, обязательно явятся гуськом Клара Тихонькая с Саввой Белужным, — это общество «Узник», — и не отвертишься, дашь, дашь на ежегодный торжественный Вечер Памяти, да еще и прослезишься: тема такая — память шести миллионов убиенных… Только держи себя в руках и не швырни в нее, в Клару, чем-нибудь тяжелым… М-да… ну и бесконечные сумасшедшие…
— Что — сумасшедшие? — упавшим голосом спросила я.
— А для тебя секрет, что евреи — сумасшедшие?
— Ну не все же…
— Все! — жестко отсек он, доедая последний кусочек торта. — Только каждый по-своему… Один Кручинер чего стоит. А вот, погоди, как пойдут к тебе писатели!.. Словно баржи караванов поплывут из темноты. Колонна за колонной, батальон за батальоном повзводно, и у каждого в руках — папка с рукописью… К тебе не зарастет народная тропа… И каждый скажет: — «Вы должны меня понять, вы ж сами немного пишите…»
Я разозлилась. Он явно брал меня на испуг, явно ревновал к своему кабинету, к своему насиженному ортопедическому креслу, которое, как сплетничали, — он заказал себе специально для своего ишиаса, а тут я метила в него своей здоровой наглой задницей…
— Так что, — сухо спросила я, — во всей Москве уж и поговорить нынче не с кем?
— Ну почему же… есть чертовски обаятельные люди. Ты, знаешь, держись научного мира. Там уж, если и встретишь чудака, так хоть знаешь, что это профессор, автор книг, умница и полиглот. А то, что он в бабочке и штанины задраны… так это от бедности. Ты им подкидывай на их конференции, рука дающего, знаешь…
— Расскажи-ка о моих непосредственных подчиненных, — попросила я.
— О, это — отдельная тема… Ну, пиши: Маша, секретарь. Девчонка вздорная, невоспитанная, нерадивая, всем хамит. К тому же дохлая, все время болеет, падает в обмороки. Уволь ее, к чертовой матери, я просто не успел…
Дальше: старуха Эльза Трофимовна, мониторинг прессы. Газеты прочитывает от корки до корки, глаз навострен на нашу тему, заметку вырежет, склеит, отошлет по факсу в Центр, напишет грамотный обзор прессы, но не требуй от нее большего ни на копейку. Это — лошадь, которая знает только одну борозду. К тому же имеет обыкновение выбрасывать или рвать сверхважные для Синдиката бумаги. За ней нужен глаз да глаз. Если утомит, уволь, к едрене фене…
Так: Женя, сидит на сайте Синдиката. Собирает Базу данных. Говорят, гений компьютерного дизайна, но с большим приветом… Рыбок развела в отделе…
— В каком смысле?
— В смысле — аквариум поставила… Кормит, воду меняет, отсаживает мальков в баночку… Если тебе эти радости безразличны, уволь вместе с рыбками и Базой данных.
Дальше — Костян. Этот — толковый, умеет делать все, например, работает на ризографе, собирает брошюры, поэтому на нем сидят верхом все департаменты. Однако склонен преувеличивать свое значение в истории еврейского народа. Время от времени требует повышения зарплаты — у него семья. Если станет зарываться, проучи: уволь…
Да, еще — наш департамент издает газету «Курьер Синдиката», ее делает Галина Шмак, баба совершенно чокнутая. Вообще, дело свое она знает, газета в срок выйдет, но вся штука — с чем? Все материалы надо проверять лично, иначе скандалу не оберешься. У нее даже и опечатки скандальные. В прошлом номере в слове «хай-тек» вместо «а» было пропущено «у». Учитывая нынешнюю ситуацию в Стране, — чистая правда, но не для нашего ведомственного издания, созданного для пропаганды и рекламы Страны и всего, что в ней ползает и летает… Вот где у меня сидят ее опечатки (он прижал ладонь почему-то к пояснице, где гнездился застарелый его ишиас)… К тому же вечно она несется, как полоумная, и на виражах может вышибить мозги себе и всем, с кем сталкивается. Если уж совсем взвоешь от ее штучек, — уволь.
Ну и, наконец, Рома Жмудяк, работничек тот еще…
— А уволить его нельзя? — с усталой готовностью спросила я.
Он вздохнул и сказал: — Это женщина, сидит на рекламе… И вот ее-то, единственную, уволить не получится. Она жена Гройса… — и посмотрев в мои, не сморгнувшие глаза, спросил с недоверием:
— Ты что, о Гройсе не слышала? Не может быть, его знают все. В начале Бог сотворил Гройса, а тот уж наплодил кучу еврейских организаций — Потемкин удавился бы от зависти! Он крупный общественный деятель, очень влиятельное лицо. В Новой Еврейской истории исполнил роль Авраама. Помнишь? — «и размножу потомство твое как песку морского…»… Ну и Рома, разумеется, за его спиною. Главное, не пытайся заставить ее работать, она все равно ускользнет. В отпуск уйдет, заболеет, будет на дачу переезжать, потом с дачи — на квартиру, по утрам — в пробке застрянет… Хотя сначала производит впечатление энтузиастки любой вожжи под хвост. Это какой-то сплошной гудок порожней баржи. Замучаешься ее толкать. Бороться с ней бессмысленно, упрешься в Гройса… Да и не надо, ей же Богу, в него упираться. Себе дороже.
