Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
Председатель сельсовета вновь обратился взором в сторону Грозного. По-прежнему над городом пылал маскарадом ночной небосвод. В двух шагах Домба был от цели, от правильной цели, которая могла облегчить существование в стране Советов, и надо же – вновь на пути этот «урод-Самбиев». «А может он спас меня? – пронеслось в голове, – и все эти затраты – как неизбежная плата за спасение от неверного шага… Тогда Самбиев – друг, спаситель. Да, по-моему, этот вывод вернее. Денсухар спас меня, и я свободен. А деньги я займу у председателя колхоза. Потом подпишу очередной акт потравы пшеничного поля сельским стадом – и в расчете… Все нормально».
Докуев аж зевнул в облегчении, плюнул в сторону городского зарева и побрел к жене, спать. Подумав об Алпату, он, к своему неудовольствию, вспомнил разговор о женитьбе Самбиева. Решив, что Денсухар шутит, он успокоился. «А если даже не шутил, то мне показалось все шуткой», – успокоил себя председатель сельсовета.
* * *
Женился Самбиев в начале июня. Весь свадебный ритуал имел жалкий вид. Кое-чем помогли товарищи с завода, дальние родственники и односельчане. Как и положено в Чечне, невесту привезли в Ники-Хита, в дом недалекого родственника. В родовом селе провели необходимые обряды. Имея повод для веселья, никихитцы два вечера гарцевали лезгинку. Были гости и из соседних сел – Автуры, Курчалой, Марзой-Мохк. Больше всех гулял сам виновник торжества: пил сутками напролет, вопреки традициям гор – открыто радовался. Через неделю он повел молодую жену на край села, во двор сельсовета.
– Вот смотри, какой у меня дом, какой у нас участок! А этот бук каков? Ему триста лет… Вот так жили мои предки.
Супруга Самбиева – двадцатилетняя Кемса, – потеряв всех родственников во время выселения, как могла цеплялась за жизнь: работала в трех местах уборщицей, жила в женском общежитии Грозного. Она не могла понять, какие чувства испытывала к Денсухару до свадьбы. Просто она хотела выйти замуж, этот процесс она считала естественным и желательным в жизни любой женщины. Однако побыв только недельку замужем, она горько пожалела о своей свободе: до того ей стал противен этот вечно пьяный, нищий и к тому же очень самодовольный тип. И теперь, услышав очередное бахвальство, она с осуждающей суровостью впилась светло-серыми глазами в мужа и вроде покорно, но с четкими нотками упрека сказала:
– Да, твои предки были людьми достойными.
Денсухар замер, ожидая продолжения фразы, но Кемса ничего не добавила, просто стала любоваться величественной кроной бука.
Это было ясным днем. А глубокой ночью Денсухар тайком пробрался во двор сельсовета, долго сидел, о чем-то думая, на мощном корневище дерева-великана.
– Нет, не должен на мне оборваться род Самбиевых. Клянусь памятью предков, я с Божьей помощью возвращу себе этот дом и этот участок, и под этим буком и в этой реке будут играть мои дети и их потомки. Аминь! – прошептал он.
В задорно бурлящем русле, освежаясь кристальной прохладой, он совершил тщательное омовение, потом долго молился, и, еще будучи на коленях, дал слово больше не потреблять спиртного и по возможности не пропускать ни одного намаза… Началась новая жизнь. Новая внутри Самбиева. А внешне более обремененная, тоскливая, загнанная в каморку советского общежития.
Через год у Самбиевых родился сын Арзо, и им дали более просторную комнатенку. А когда в 1961 году родился второй сын Лорса, они не смогли жить в стесненных условиях города на одну зарплату рабочего Денсухара и детские пособия. Выпросив разрешение у органов милиции, перебрались в Ники-Хита, арендуя за символическую плату часть дома у одиноких стариков – дальних родственников Денсухара. В селе они обзавелись коровой, барашками, большим подспорьем стал огород.
С 1963 года Денсухар Самбиев, как и абсолютное большинство сельских мужчин, стал ездить на так называемую «шабашку» в российскую глубинку. Не имея никакой возможности трудиться дома, безработные вайнахи (с пятнадцатилетнего возраста, а иногда и моложе) уезжали весной в Сибирь и на Урал и до поздней осени, а порой и до зимы выполняли самые тяжелые работы: начиная от очистки выгребных ям и кончая строительством домов культуры и автомобильных трасс в таежной глухомани.
Изредка Самбиеву удавалось привезти приличные деньги, но в основном весь сезонный заработок уходил на латание дыр, и по весне Денсухар в очередной раз брал в долг под расписку у Докуева на дорогу до Сибири и расставался с семьей на семь-восемь месяцев.
Мысль о возвращении родового дома постоянно терзала душу Денсухара. Не имея других способов, он просто писал письма-просьбы во все инстанции страны вплоть до ЦК КПСС и газеты «Правда». На письма реагировали. Вся корреспонденция возвращалась по кругу обратно в райисполком с многочисленными резолюциями «разобраться на месте».
И все-таки судьба сжалилась над Денсухаром, ему просто повезло. В декабре 1966 года, когда в семье Самбиевых родился четвертый ребенок – дочь Марет (за год до этого появилась девочка Седа), в центре Ники-Хита построили восьмилетнюю школу, медпункт и новое помещение под сельсовет. После этого сбылась мечта Денсухара, он вселился в родовой дом. Однако было одно огорчение: урезали в пользу местного колхоза три четверти земельного участка, издревле принадлежавшего Самбиевым, объяснив, что советский гражданин, даже многодетный, не имеет права владеть целым гектаром земли в личной собственности.
Денсухар так не думал; заимев часть, он требовал все. Вопреки решению властей, он дважды огораживал свой надел, и дважды милиция и новый, после уехавшего в Грозный Докуева, председатель сельсовета сносили забор. Все это сопровождалось скандалами, руганью и угрозами. В конце концов приехал районный следователь прокуратуры, который объявил, что за самовольный захват земель грозит солидный срок. Тогда Денсухар внешне сдался (больше забора не строил), однако ни один колхозник, ни житель села не смел ступить на землю Самбиева. Так и оставил он западную сторону надела не огороженной, как бы обозначая, что указанную границу он не признает, и вопрос с территорией оставляет открытым до лучших времен, но не спорным. Это его земля, и пусть хоть один человек, или даже власть большевиков, посмеет топтать эту благодатную почву, облитую потом и кровью его предков. Нет, больше этого не будет! По крайней мере, пока Денсухар жив.
Вдохновленные обретением родного очага, Денсухар и Кемса всю короткую сырую кавказскую зиму занимались ремонтом дома: реставрировали кровли; меняли некоторые прогнившие стропила и обрешетки; прочищали дымоход; белили и красили.
Измотанный домашним ремонтом, в начале марта Самбиев, как обычно, помчался на заработки в Западную Сибирь, и там в августе сердце не выдержало физических и нравственных нагрузок. Два месяца он провалялся в районной больнице. Вдобавок к этой печали, ослабленный, возвращаясь поездом на Кавказ, простыл, и как следствие – воспаление легких, перешедшее в туберкулез. Несколько лет Денсухар лечился в тубдиспансере, дома, ездил по льготной путевке в санаторий, однако на поправку дело не шло.