Маша Трауб - Плохая мать
Прижав к себе сына, он впадал в оцепенение, вывести из которого его мог только Гоша, который требовал или еды, или смены пеленок. «У тебя все будет хорошо. Я обещаю. Ты будешь самым счастливым мальчиком, – мысленно обращался он к сыну, – я все сделаю, все, что от меня будет зависеть». Гоша хватал отца ручонкой за палец и засыпал. Александр Маркович осторожно целовал эту маленькую ручку с такими длинными красивыми пальчиками.
– Скажи, мальчик красивый, – говорил он жене.
– Красивый. Все маленькие дети красивые, – отвечала она.
– Нет, Гоша не все. Он самый красивый. Я таких младенцев больше не видел. Смотри, какие у него умные глазки. Как он смотрит. Взрослый, осмысленный взгляд. Он будет очень талантливым. Я это чувствую!
Александр Маркович был фанатичным отцом. Поздний ребенок – самое натуральное помешательство. От счастья тоже можно сойти с ума.
Александр Маркович стал подозрительным и въедливым. Он доводил участкового педиатра вопросами о режиме дня, воспитании и детских болячках. Участковой хватало терпения рассказывать по нескольку раз одно и то же и уверять, что у Гоши все хорошо. Александр Маркович врачу и верил, и не верил. Он набрал в библиотеке книг по воспитанию, вооружился медицинским справочником и поднял на ноги всех знакомых в поисках «специалиста».
– А то, что он срыгивает, это нормально? – строго спрашивал Александр Маркович очередного «очень хорошего» рекомендованного врача. – А какой именно должен быть стул? Какой консистенции? Как пластилин или как каша? А цвет – болотный или травяной? А сколько именно он должен съедать за кормление?
Дома Александр Маркович мучил Гошу. На взятых на прокат медицинских весах он взвешивал сына до и после кормления, все аккуратно записывал в блокнот и, морща лоб, высчитывал съеденное за сутки.
– Вчера он не доел двадцать граммов, – сообщал Александр Маркович жене.
– Ну и что?
– Как что? Сегодня не доел двадцать граммов, завтра еще двадцать, мы так не наберем месячную норму!
– По-моему, он нормально ест.
Однажды Александр Маркович накричал на жену. Впервые за всю совместную жизнь. Гоша плакал во время кормления, выплевывал грудь, крутил головой, опять хватал сосок и выплевывал.
– Гошенька, что, что не так? – прыгал над женой и сыном Александр Маркович. – Что с ним такое?
– Не знаю. Может, не хочет?
– Ему пора есть. Он хочет. Ему молоко не нравится.
– Что значит – не нравится?
– Мусичка, что ты ела? Чеснок ела? А лук? Нет? А острое или жирное?
– Ничего я не ела. Только ту запеканку, которую ты сделал! – начинала сердиться жена.
– Вспомни, может, ты колбасы съела? А кофе пила?
– Нет! Все, хватит. Проголодается – поест, что ты панику поднимаешь?
– Надо разобраться, из-за чего он плачет. Если из-за молока – это одно, а если у него живот болит, то надо к врачу ехать.
– Я таблетку от головы выпила, – призналась жена, – две сразу...
– Как ты могла? – тихо сказал Александр Маркович. Выражение лица у него в этот момент было страшное. Он мог убить не задумываясь.
– У меня голова раскалывалась. Я терпела сколько могла, – начала оправдываться жена, – в конце концов, всего две таблетки, ничего такого... может, молоко горчит немного.
– Немного горчит? Голова у тебя болела?
Александр Маркович дико вращал глазами и наступал на жену. Она пятилась к окну, думая, что муж точно свихнулся от своего отцовства.
– Ты могла его отравить... ты не понимаешь... лекарства в период лактации... это очень опасно... это ты опасна... для Гоши... – Александр Маркович продолжал наступать. Жена зажмурилась, готовая ко всему.
Из транса Александра Марковича вывел Гоша, который до этого тихо подхныкивал и вдруг разразился резким, громким криком. Жена схватила сына и приложила его к груди. К счастью, Гоша взял грудь и начал сосать.
– Прости меня, – тихо сказал Александр Маркович, – я совсем с ума сошел.
Жена хотела сказать что-нибудь едкое в ответ, но благоразумно промолчала. Она больше не была его любимой женщиной. Она была матерью его обожаемого сына.
Вечером, когда Гоша был уложен, Александр Маркович принес жене чашку чая в постель, чего не делал после рождения сына.
– Спасибо, – сказала жена. Она была тронута.
– Мусичка, прости меня, – сказал он.
– Ничего. Тебе поспать нужно. Это от недосыпа.
– Да, конечно.
– Спи, я встану к Гоше ночью, – великодушно предложила жена. Вставать ей совсем не хотелось, но она понимала, что мужу нужна передышка, иначе в следующий раз он ее точно убьет из-за какой-нибудь мелочи. – Ты только разбуди меня, если я не услышу.
– Ты? Встанешь? Зачем? – испугался Александр Маркович. – Не надо, я сам. Спи. Тебе нужно высыпаться, чтобы молоко было.
Неизвестно, чего больше боялся Александр Маркович – того, что у жены молоко пропадет, или того, что он потеряет контроль над ситуацией хотя бы на несколько часов. На жену надежды не было. Она обладала на удивление здоровой психикой и на сон не жаловалась. Легко и быстро засыпала, глубоко спала, вставала выспавшаяся. Не слышала шума улицы, криков соседей. Могла спать при свете и незадернутых шторах. Александр Маркович просыпался, стоило Гоше пошевелиться под пеленкой. Жена просыпалась, когда Гоша начинал плакать. Но эта особенность имела и оборотную сторону. Александр Маркович с хроническим недосыпом мог работать, соображать и не кидался на людей. Она же, привыкшая к полноценному непрерывному девятичасовому сну, ходила вареная, отупевшая и злая целый день, встав на два часа раньше обычного.
– Гоша сегодня ночью бурчал, – говорил утром Александр Маркович.
– Да? Я не слышала...
– Мы ушли, чтобы тебя не будить. Мы и песни пели, и гуляли... потом подремали немного вместе.
Жена ничего не слышала. Она даже не слышала, как вставал муж и подходил к сыну, хотя кроватка стояла с ее стороны кровати.
– А сколько нужно детей грудью кормить? – спросила она, решив зайти издалека.
– До года – точно. Это же иммунитет на всю жизнь, – ответил Александр Маркович. – А что?
– Ну, бывает же так, что молока мало или оно пропадает... – осторожно продолжила жена. – И ничего, дети вырастают на смесях. Нормальные...
– Ага, все в диатезе и болячках. Даже слышать не хочу. Бедные, бедные... Да таких родителей... не знаю, что с ними надо делать.
– Но послушай, – возмутилась жена, – нельзя так говорить. Бывают операции у женщины, стрессы, трагедии, мало ли что, она же не виновата, что молоко пропало...
– В таких случаях – да. Но у нас такого не будет, правда, маленький, – привычно засюсюкал Александр Маркович, – мы будем молочко кушать. Вкусное, полезное. А не всякие гадкие смеси...
– Не сюсюкайся, – оборвала его жена, – не люблю. И почему ты говоришь «мы»?
