София Кульбицкая - Порочестер или Контрвиртуал
А именно: на горизонте появился Порочестер.
Знакомство их — это вообще что-то. Мне повезло наблюдать всё это в мельчайших подробностях. Старый жук случайно (а, может, и по чьей-то наводке) наткнулся на умопомрачительную, всю в инновациях и экспериментах, страницу новенькой — и затрепетал от особого чувства, адской смеси ярости, возбуждения и азарта, которая часто охватывала его тонкую натуру при столкновении с особо кощунственными оскорблениями святого Искусства. Вам-то смешно, а мне пришлось выслушать такооое!.. Недели две, если не больше, он изводил меня ежедневными отчётами о своих героических изысканиях в крохотной, но, по его словам, отвратительно смрадной кучке «кое-как сляпанных рифмовок недолюбленной дамы».
Это чувство ещё усилилось, когда он перевёл два-три аcidophileen*овых стишка в обычный регистр, снабдив их в нужных местах запятыми: — Нет, ну такой графоманки я ещё не видел!!! Главное, они её ещё и хвалят! В анонсы ставят! (Это было правдой: благодаря активности психоделического «ядрышка» поэтическая репутация Елены росла как на дрожжах). — Я её изничтожу, дружище, вот увидите — изничтожу!
Что ж, я мог только посочувствовать тогда ещё неизвестной мне, но, по-видимому, симпатичной поэтессе, ибо с методами Порочестера я уже был неплохо знаком. К счастью, умная девочка не выложила на сайте своих изображений, что счастливо уберегло её от участи стать героиней порнографической фотожабы или просто какого-нибудь идиотски-унизительного коллажа, на которые мой друг был мастак. Но ничто не могло помешать ему начать словесную атаку, которую он решил вести потихоньку, издалека, с малого — чтобы поиграть с жертвой, посмаковать её реакцию, и лишь потом огреть по хрупкой черепушке обухом грубости и цинизма.
Изобретал подход он долго, со смаком: все уже испытанные приёмы казались ему недостаточно изящными. — Как Вы думаете, дружище, — беспокойно спрашивал он, — боится она матерных словечек? Оскорбят ли они её? Эти психоделистки — такие прожженные твари, от них всего можно ожидать… А если я просто скажу, что она тупая бездарная дура, интересно, это её унизит?..
Я отшучивался, отмахивался, но Порочестера уже ничем нельзя было остановить: когда он что-то задумал — это настоящий бронепоезд. — Может быть, просто попросить её: «Не пишите больше никогда»? Понаставить единиц в «оценках»? Спросить, почему она из всех видов хобби выбрала именно поэзию?..
— Лучше займитесь выращиванием герани! — наконец, нашёл он простенькую, но изящную формулировку… и с болезненно-сладострастным нетерпением стал ждать ответа.
К его удивлению, вместо того, чтобы, подобно своим собратьям, зафырчать, забиться в истерике и начать плеваться нечистотами, загадочная аcidophileen на его дружеский совет даже не обиделась. Очень миролюбиво она ответила, что, мол, у неё на попечении — целый садовый участок, хоть и заросший бурьяном, так что, если Порочестер интересуется геранью и прочими растениями, пусть приезжает в гости и помогает полоть и сажать. Приглашение мой друг, конечно, всерьёз не принял (это будет позже), но заметно сдулся — тут было что-то не так. Впервые в жизни он видел сетевую графоманку, которой было настолько наплевать на оценку собственного творчества. Он не хотел в этом признаваться даже сам себе, но был заинтригован.
— Что же ты, в таком случае, тут забыла? — теперь уже напрямик спросил он, на что получил такой же прямой и честный ответ:
— По вечерам у нас на болотах очень пустынно. Одиноко. Жутко. Охота хоть с кем-то словечком перемолвиться…
И опять та же история — Порочестер был растроган втайне от самого себя. Одиночество — это он хорошо понимал. То ли по инерции, то ли из гордости он ещё некоторое время сопротивлялся и продолжал вредничать, оставляя под стихами новой знакомой то оценку «очень плохо», то глумливую пародию, то до отвращения едкий комментарий на корчащемся «олбанском». Но странная поэтесса всякий раз реагировала до того просто и дружелюбно, что очень скоро бедный карлик окончательно растерял всю свою наносную грубость — и с изумлением обнаружил себя лицом к лицу с живым человеком, да-да, не с сетевой графоманкой, а с ЧЕЛОВЕКОМ — таким же, как и он сам.
Он и сам не заметил, как перестал язвить её своим жалом, а начал спокойно и деловито указывать на явные недостатки — глагольные рифмы, сбои ударений, штампы и прочие выбоины на пути начинающего поэта. Ученица оказалась то ли очень наивна, то ли очень хитра. Всякий раз она так трогательно его благодарила, с таким очаровательным энтузиазмом принималась править свои неловкие вирши, что постепенно наш критик совсем растаял. С каждым днём его замечания становились всё деликатнее, всё нежнее и бережнее, и вот он уже не критиковал, но выращивал её, как мать растит своё дитя, и когда в один прекрасный день уже другой, пришлый критик из Гениев попытался усомниться в литературных способностях аcidophileen, ревнивый Порочестер устроил наглецу такой разнос, что тот не появлялся на сайте несколько дней — зализывал раны — а, когда всё-таки вернулся, то незаметно перешёл на прозу, которую, очевидно, счёл куда более лёгким и безопасным местом приложения сил.
Тут-то все, кто наблюдал за развитием событий, и убедились в том, что между этими двумя происходит нечто тонкое, ажурное, неуловимое.
Перемены в аcidophileen тоже были заметны. Главная выразилась в том, что она решительно порвала с экспериментаторами — и широкими шагами направилась в сторону традиционного стихосложения, для начала снабдив свои тексты запятыми и точками и перенеся всю эту красоту в рубрику «Любовная лирика». Вскоре из её стихов почти исчезли глагольные рифмы, зато появились мысли и оригинальные метафоры. Она даже начала потихоньку замахиваться на таких зверей, как аллитерация и ассонансная рифма, и, в общем, думаю, что Порочестер потихоньку сделал бы из неё поэта — Лена девочка способная, — если бы наш с ним общий протест против виртуальной зависимости, о котором я рассказывал чуть выше, не натолкнул его на совсем другие идеи и замыслы.
Как мы помним, Лене в них отводилось далеко не последнее место.
А та, бедняжка, и не догадывалась о том, что готовит ей судьба. Она вовсю наслаждалась виртуальной жизнью — стряпала стишок за стишком, общалась с новыми друзьями, крутила с Порочестером шашни на форуме, — и только иногда с тревогой замечала, что (прежде уверенный и бравурный) тон её друга в последнее время будто бы несколько… изменился, что ли?.. Он всё чаще казался вялым, уклончивым и каким-то даже… испуганным, — будто кавалеру вовсе и не до дамы своей было, но вежливость и взятая на себя роль обязывали держать марку. Чуткая аcidophileen, не привыкшая незваной лезть в чужую душу, подумала тогда, что, видимо, в заэкранной жизни Порочестера происходит нечто такое, что вовсе её не касается. А раз не касается, то и спрашивать нечего.
А это было как раз в ту пору, как мы с Порочестером завели знакомство в реале — и его тайные помыслы насчёт Елены стали, наконец, высказанными вслух.
Что до меня, то я в те дни в поте лица трудился над будущим костюмом из джинсы. Чертил выкройку, переводил её на ткань, раскраивал, дрожа, как бы не сделать неловкое движение — для другого ведь всегда стараешься больше, чем для себя. Тщеславие!.. Перепроверял всё по десять раз, поэтому работа шла медленно. В тот день, когда самая нудная часть её была закончена, и я, вооружившись иглой и напёрстком, уселся соединять между собой разрозненные части розового денима, мне пришло в голову, что пора бы, пожалуй, что-то предпринять и для их незадачливого хозяина. А то больно уж он в последнее время достал своими розовыми соплями и заунывными причитаниями: «Ацидофилин, ацидофилин…» Известно же, что виртуальному персонажу только дай разок воплотиться в реале — потом не остановишь.
«Вот только, пожалуйста, без самодеятельности, — с досадой думал я, шерудя туда-сюда толстой иглой, в чьё широкое ухо была заправлена контрастная чёрная нить. — Ежу понятно, что тебе, голубчик, воли давать нельзя, а то наломаешь дров. Слишком уж ты восторжен и впечатлителен, а в любви это не лучшие советчики.»
В тот же день, слегка прозондировав почву и кое-что выяснив, я пришёл ещё в больший ужас (настолько, насколько чужие проблемы вообще могли меня взволновать). Оказывается, эти страстные влюблённые даже в личку ни разу друг другу не написали! Не созвонились ни разу! Стеснялись. Я уж молчу о такой интимной вещи, как скайп… Впрочем, этой радости они были лишены ещё и по другой, банально технической причине: ноутбук милой дамы, по её словам, был слишком дряхл, чтобы выдержать подобное испытание. И хорошо ещё, если и вправду так. Хуже, если это была банальная отговорка!
