Олег Суворинов - Петербург-Ад-Петербург
- Что скажешь, Герман?
- Ч-ч-что же это п-получается- заикался я,- мы все погибли?
- Получается так. Но это только с одной стороны, а с другой - мы вроде бы и живы,- улыбнулся он.
- Как же это в-возможно, Константин К-константинович?- спросил я и немного пошатнулся на ногах.
- Все очень просто, я же тебе объяснял. Не хочу сейчас об этом. Хочу насладиться минутой. Уж прости. Мне совершенно не жаль тех, кто погиб. Если бы ты верил в мою теорию, Герман, тебе бы тоже не пришлось расстраиваться. Ведь если мы живы, вполне возможно, что живы и все остальные. Только где они теперь, разве поймаешь кучку душ в бесконечности пространства. Живут, быть может, уже другой жизнью, а кто-то слился с тем, кто его породил. Все возможно... Ну, ты не грусти, я покажу тебе нечто для тебя замечательное. Ты согласен? А впрочем, это не важно, я все равно тебе покажу... Тебе понравится. Закрой глаза…
4
- Можешь открывать,- мило сказал Константин Константинович.- Хотя стой так,- неожиданно крикнул он.- Я хотел рассказать тебе одну историю. Знаешь, что я больше всего не люблю в людях?
- Не знаю, может, гордость, надменность, чувство всесилия, тщеславие, честолюбие, ложь, - перечислял я, не открывая глаз, пытаясь угадать.
- Нет. Ты не угадал, Герман. Больше всего я не люблю человеческое любопытство. Да!- вскрикнул он,- именно его я больше всего ненавижу. Не будь человек так любопытен, он бы избежал многого. Любопытство – есть величайший порок, по моему мнению. И этот извечный вопрос: «А что будет, если?..» Наиглупейший вопрос!
Я чувствовал себя неловко, стоя с закрытыми глазами и слушая его. Ничего не видя, я отлично ощущал легкое дуновение ветерка, слышал щебетание птиц и пр.
- Знаешь,- продолжал он,- сколько зла в мире происходит именно из-за этого вот вопроса. Взять хоть наше железнодорожное происшествие. Виноват в нем водитель автобуса. Он видел, что мигал предупреждающий знак, который сообщал о приближении поезда, но этот болван спросил себя: « А что, если я успею проскочить?» Этот любопытный растяпа и предположить не мог, что автобус заглохнет прямо на переезде! Вот так! И знаешь, сколько таких случаев было и будет еще?
Немного помолчав, он заговорил вновь:
- Расскажу в этом смысле один случай. Я знал одного человека, который был так же любопытен, как и все люди. И любопытство его же и сгубило. У него была красавица жена, в которой он души своей не чаял. Она любила часто ездить к одной своей подруге в гости, на дачу. А он, как любой любопытный и недоверчивый муж, сомневался в правде ее слов. И вот в один из дней она снова поехала на дачу. Кстати, он знал подругу и сам бывал на этой даче. Именно в этот день его любопытство победило его разум, и именно в этот день он задал себе этот пресловутый вопрос: «А что, если?..» Так он решил проверить жену и съездить на дачу, чтобы удостовериться в ее словах. Приезжает он на дачу. Все с виду мирно. Только несколько машин незнакомых во дворе стоят. У нашего любопытного тревога. Он подходит к двери двухэтажного дома, открывает дверь и заходит внутрь. Доносятся непонятные стоны. Пот проступил на лбу любопытного. Он свернул на захламленную террасу. Как ты думаешь,- обратился он ко мне,- что у него в голове?
- Я думаю,- ответил я,- что он подозревает ее в измене.
- Молодец, Герман. Так вот. На террасе, как специально, лежал большой тупой колун. Он, не раздумывая, берёт этот колун и продолжает движение по дому, в котором все стонет. Надо заметить, что смертный был дюжим мужчиной. Он поднимается по лестнице на второй этаж, а стоны все громче и их уже больше, чем должно быть. Он встает перед дверью и слушает. По его подсчетам, там три мужчины и четыре женщины. Рука крепче сжимает колун. Он тихо приоткрывает дверь, и что он видит? Его жена сидит верхом на каком-то мужчине, над ней стоит еще один, подруга её с двумя девушками и парнем развлекаются рядом. Одним словом - оргия. Самая настоящая оргия! Любопытный, долго не размышляя, влетает в комнату. Первым ударом он ломает череп мужчине, который стоит над его женой. Второй удар он наносит по спине своей жене, от чего ее позвоночник хрустнул, как веточка, а кровь изо рта вылетает на лицо мужчины, лежащему под ней… Ну а дальше все остальные, с ещё большей жестокостью. Весь в крови он спускается вниз. Берет канистру с бензином и поджигает дом, в котором семь трупов. А сам, взяв охотничье ружье отца жениной подруги, стреляет себе в рот дробовым патроном так, что от головы его остался только подбородок. Вот тебе и любопытство. Доверие в этом случае лучше, чем любопытство. Не правда ли, Герман?
Я впал в состояние транса от услышанного. Холодок пробежал по спине. Но я собрался и ответил утвердительно.
- Теперь, пожалуй, можешь открыть глаза,- тихо сказал Константин Константинович.
Не хватит никаких слов описать то удивление и даже волнение, вдруг охватившее меня, когда я увидел перед собой свой, давно уже сгоревший деревенский дом, двор, по периметру которого росли столетние липы - в тени этих разросшихся пышной кроной деревьев так приятно задремать в полуденный зной; старый, покосившейся сарай со смоляной крышей, повалившейся забор, который мы вместе с бабушкой подпирали большими, тяжеленными бревнами, криво сколоченную уборную. Полуразрушенная церковь за забором, все та же. В неё я любил в детстве заходить и вслушиваться в тишину, изредка нарушаемую шелестом крыльев пролетевшей вороны... В мое последнее лето в деревне эту церковь стали восстанавливать. Приехал отец Владимир из N со своим многочисленным семейством. Ближе к середине лета, когда уже четвертая часть храма была готова, в церковь по звону колокола стали тянутся богомольные старухи, так мечтавшие увидеть на своем веку действующий храм, который разрушили еще в двадцатых годах прошлого столетия. На службу приходили и из соседних деревень, в которых и вовсе не было церквей.
- Этого просто не может быть!- вскрикнул я и рухнул на траву.- Я не верю своим глазам! Дом-то наш давно сгорел! А здесь он стоит, как там, в моем далеком детстве. Как же это все возможно?
- Очень просто,- спокойно ответил Константин Константинович, и лицо его расплылось в улыбке. Только прошу тебя, не задавай мне никаких вопросов больше. Я не отвечу тебе. Помни одно: нет граней, все слито воедино, и пространство, и время. А теперь у меня для тебя последний сюрприз. Давай выйдем за ограду.- Он подошел к калитке, открыл ее и пропустил меня первым.
Я вышел в залитый солнцем летний день со всей его красотой и многообразием. Судя по солнцу, было около пяти часов пополудни.
- Давай подойдем ближе к церкви,- попросил Константин Константинович,- действие будет разворачиваться именно там.
Мы не спеша направились к храму, к нам навстречу на пригорок вышел отец Владимир, которого я помню еще с детства. Я начинал немного волноваться, на что Константин Константинович сказал мне, будто отец Владимир, равно как и все остальные, кого бы мы ни встретили, нас не видят. Будто это совершенно другое время, в котором нас нет.
- Не паникуй,- сказал он, я лишь хочу напомнить один случай, который ты бережно хранишь в своей памяти. Не удивляйся ничему. Если я сказал, что тебя на самом деле нет в этом времени, то это не совсем точное определение. Ты есть, но тот, который был тогда. Понимаешь?
- Боже, это что, я себя сейчас маленького увижу?- воскликнул я.
- Именно. Стой и смотри. Через минуту ты выйдешь вон из того оврага и подойдешь к отцу Владимиру…
- Да-да-да, я помню, он мне еще предложит…
- Тихо – тихо,- остановил мой начинающийся восторг Константин Константинович.- Давай ближе подойдем к отцу Владимиру, чтобы ты все расслышал. Расслышал свой голос из далекого прошлого, так сказать,- улыбнулся Константин Константинович, демонстрируя свои белые зубы.
Мы подошли вплотную к священнику, который и вправду нас не видел и ни о чем не подозревал. Я был в абсолютном замешательстве от всего происходящего, но старался, изо всех сил старался себя держать в руках.
Через минуту из оврага выбежал маленький, как две капли воды похожий на меня мальчик (это и был, собственно говоря, я лет четырнадцать назад), который направлялся к отцу Владимиру. Через минуту он уже стоял перед ним, совершенно не подозревая о том, что в это же самое время на него смотрит он же, только четырнадцать лет спустя.
- Смотри, Герман,- начал отец Владимир, обращаясь ко мне маленькому, едва сдерживая улыбку от радости,- колокол поставили! Ты видел?
- Да вы что!- воскликнул я - маленький и посмотрел вверх на колокольню, где и в самом деле висел колокол.- Вот это здорово! Он теперь будет звонить?
- Конечно, будет! А как же ещё? Знаешь, что, Герман,- взяв меня - маленького за плечо, улыбаясь, произнес отец Владимир,- сейчас будет служба, и не мог бы ты известить о ней, позвонив в этот колокол?
- Я? Я позвонить в колокол?- воскликнул мальчик, похожий на меня.
- Да, ты, а что в этом такого? Забирайся, только осторожно, по этому мостику наверх и начинай звонить. Только звони спокойно и равномерно, вот так: бом-бом, потом пауза и снова бом-бом... Понял?
