Зуфар Гареев - Ее горячая мамочка
Официант опять расставляет: колу, чипсы, чай, кофе и так далее.
– Мама, как я тебя люблю… Ты одна у меня… И я у тебя тоже…
– Он что, так и сказал: это не задница, а энциклопедия женской души?
– Да, мама. А мне он ничего такого не говорил. Он молча пилит и пилит, мама!
– Молча?
– Да. И готов круглые сутки пилить молча!
– Передай ему, доча: молча нельзя.
– Сейчас это не модная тема. Скажи, моя попа разве не похожа на энциклопедию, мама?
– Она похожа на стихотворение, зайчик! На короткое изящное стихотворение…
– На короткое? Почему моя – на короткое стихотворение, а твоя на энциклопедию?
Дина заводится с полоборота.
– Мама, ты что, умнее меня? Если ты продюсер на своем говенном телевидении, значит, ты умнее меня?
Дина срывает с шеи iPod, швыряет об пол.
– Не забывай, ты вся из говна сделана мама! Ты служишь идеологии правящих властей, ты продажная тварь, мама – и ты умнее меня?
Галкина – об пол чашку!
– Хватит о телевидении! Хватит о телевидении, пока я не сдохла!
Официант уточняет:
– Что еще будем заказывать?
Женщины тупо смотрят друг на друга, синхронно шепчут:
– И это ты, ты… Окстись!
– О, какая ты наглая и мерзкая!
– Зачем ты опять заговорила о телевидении?! Сколько можно говорить о телевидении?!
Дина вносит ясность:
– Так ты умнее меня, мама? Объясни спокойно, без истерики.
– Нет, конечно, кто может быть умнее тебя в этом доме? Никто.
– Я так и знала, мама! Мы опаздываем! Маленькая моя… Чудненькая…
Они целуются, приветливые голоса их вновь звенят звонкими весенними ручьями… Как быстры женские слезы, как моментальны нежные женские улыбки!
Они торопливо рассчитываются, торопятся к машине, на ходу приводя себя в порядок.
Дина врубает музыку, выруливает на проезжую часть.
– Последний раз об этом придурке. Он скот, мама. Он быдло и больше ничего.
Галкина вздыхает:
– Согласна. Но кажется, он немного спас мне жизнь. Я кажется впервые вздохнула свободно… Как-то по-человечески…
– Блин!
– Он поднял мое достоинство, ты понимаешь?
– Нет.
– И пусть это только случайные слова, брошенные вскользь… Ты знаешь, мне наверно этого достаточно, чтобы до конца жизни быть счастливой… Осталось родить Сашу…
– Это не случайные слова, ты забыла? Ты забыла, что он любит старых теток! Он твоей ненаглядной задницей просто бредит. Бре-дит, ты понимаешь?
Лицо ее внезапно холодеет, так разговаривают только с предателями.
– Я не могу это слышать! Мама, выйди из моей машины! Я не могу ехать с твоей задницей в одной машине!
Останавливает машину, уезжает. Вскоре возвращается.
– Ты хочешь сказать, что у меня нет ничего кроме моей позорной задницы? – не понимает Галкина.
– Похоже она заметнее всего, мама!
Галкина садится и хнычет.
– Он слепой, что ли? Неужели он ничего не увидел?
На нее нападает настоящий страх, почти что экзистенциальный.
– Поняла! Все поняла! теперь я сама вижу каких необъятных размеров эта срака! Она заполонила все?! Все, доченька, все!
24«Неужели все?» – размышляет Галкина, рассеянно прислушиваясь к голосу переводчицы.
– Что сказал врач при первичном осмотре Елизаветы Мироновны?
Дедок как всегда рядом:
– Да Вы что, не знаете наших врачей?
Что-то шепчет на ухо переводчице.
– Сколько у нас изнасилованных? – уточняет Галкина.
Надя заглядывает в ежедневник.
– Из Курска еще одну привезут… Из Ростовской области… Ну, в принципе, достаточно.
С ужасом:
– А сексоголиков сколько, Елена Андреевна, подумали?!
Наташа не отступает:
– А что сказал врач при вторичном осмотре? Постарайтесь вспомнить все детали.
Галкина отвечает на вызов мобильного. Дина гневно шипит:
– Впервые он запал на старую тетку, когда ему было 9 лет – у разведенного отца на даче. Отец привел любовницу, Стас случайно увидел ее выходящей из ванной…
Переводчица разводит руками.
– При вторичном половом осмотре врач, к сожалению, был тоже…
– Наша Рашка-говнорашка, – гневается дедок. – А как вы думали?
– Он запал на ее черный треугольник… Ну и прочее…
Галкина оживляется.
– Это был мой черный треугольник, доча… И тетка эта была я, кажется…
Голос Дины истерично мечется в трубке:
– Это очень серьезно, мама! Оставь свои шутки! Все очень серьезно!
– О-о, понимаю! – восклицает Наташа. – А что сказал врач при третичном осмотре изнасилованного тела?
– Да что он может сказать вообще, этот врач Хулудеев у нас? Всю жизнь пил как сапожник!
– С тех пор он мастурбировал по 8 раз в сутки… Ты понимаешь, что это просто сексуальное чудовище, мама?! Монстр!
– Так что сказал врач?
– Что бабушка подозрительно похорошела. Советская медицина! Чтоб ему так подозрительно похорошеть, идиот!
25Нет, это не кончится никогда!
В кабинете за компьютером – сисадмин (серьезный мужчина к тридцати), Пална с «мыльницей». Сисадмин открывает снимок.
«Дико хачу…» Ну и так далее, ничего умного, записки сумасшедшего.
Сычев взволнован – протискивается к экрану.
– Ну-ка… Е-мое… Жесть…
Сисадмин посылает снимок на печать. Пална торопится к принтеру.
Сычев шепотом делится с сисадмином сокровенным:
– Моя мечта – тупые сисястые телки… А твоя?
Сисадмин лишь крякает.
Пална протягивает ему распечатку:
– Каковы нравы наших арендаторов? Полюбуйтесь.
Сисадмин молчит, взволнованно ерзает.
– Не хулиганка, а? Не дрянь конченная?
– Вопрос, я бы сказал непростой… – размышляет сисадмин. – А телефона нет?
– Удушила бы гадину! Убила бы незнамо как! Всех позорит, всех! На! – Протягивает распечатку Сычеву. – Даже в руках эту гадость не могу держать!
Торопятся к Николаю Михайловичу.
Николай Михайлович вертит в руках распечатку. Он явно взволнован, что понятно – он современный человек, он самостоятельно принимает решения, неконфликтен, стрессоустойчив, он – душа молодого дружного коллектива.
– Сергей, ну-ка воды мне… Аж в пот бросило…
– Да у меня холодный пот уже два часа на спине, – жалуется Пална. – Какой нелюдью надо быть, чтобы писать такое?
– Телефон не приписала? – волнуется Долгопят.
Сычев ждал этого вопроса.
– Нет. Досконально проверили.
– Жди, телефон! – машет руками Пална. – Она же подлюка, хамка! Она же исподтишка действует!
– Вот и я говорю! – оживляется после стакана воды старший рабочий по зданию. – Оставь телефон, если ты на такое способна, – и делов! Так записки не пишут, правда Серега!
– Ел-палы… Неграмотная…
– Так и я могу: накарябал и убежал.
– Говно вопрос…
Пална сердито протягивает распечатку Сычеву:
– На, сил моих больше нет смотреть на это!
Уходят.
Николай Михайлович в одиночестве не может сдержать нахлынувшее волнение.
– Тоже мне писательница! Взбудоражит народ – и в кусты! Так люди не делают. Ты оставь телефон – позвоним, разберемся, так Серега?
Вдруг он хватается за сердце, сползает. Сычев возвращается, привлеченный стуком.
– Пална! Катанул! Сдох нахуй Михалыч!
Сычев читает одно веко, потом другое:
– Не-бу-ди… Епта! Пална, звони в скорую!
Влетает Пална.
– Довела! Довела человека, мерзавка! Ветерана!
26Хороши ранние московские ночи, когда по улицам расползается прохлада, город наполняется огнями и девушками, манит, обещает всем удовольствия, музыку, жаркие шепоты, нежные откровения…
Во двор кастинг-центра въезжает машина Ангела, припарковалась.
Ангел пересел в машину Галкиной, подогнал ее удобно к подъезду. Он не торопится выходить из ее авто. Достал мобилу, еще раз просмотрел ролик с Ютуба, где обнаженная Галкина бредет, взяв за руку Михайлова. Вздохнул, засунул телефон в карман…
Предмет его вожделения тем временем дремлет в тиши своего кабинета – в кресле, в полутьме.
Укараулил! Исхитрился!
Рядом стоит Косой и подсвечивая себе фонариком, читает популярную брошюрку «Геннадий Запечный. Как быть красивой и привлекательной».
– «Женщина должна быть умна, интересна, сговорчива и лицом хороша…»
Косой посмотрел на Галкину и добавил душевно от себя:
– Чтоб лицо красивое было, надо чаще сметанкой его мазать как у нас в деревне. В общем, хорошая книжка, Андреевна… Два года писал. Мне долги надо отдавать деду Петро, могут и убить, Андреевна…
Галкина бормочет:
– Убить… Это ведь нехорошо… Некрасиво…
– А с книжкой можно импульсный товар приобрести. Вот носовой платок, 5 рублей по скидке… И лупа всего за 14 рублей, вещь полезная… Могу скидку дать в два процента…
Вошедший Ангел, осторожно трогает Галкину за плечо.
Елена Андреевна открывает глаза.
– Мне снилось… Вечно снится какая-то дрянь…
Трет виски:
– Ангел, Вы такой весь хороший-бла-бла… А я такая плохая-плохая-бля-бля…
– Зачем Вы все время говорите неправду?
