Михаил Федотов - Я вернулся
РЕПОРТАЖ 7
Ах, когда я вернусь.
ГаличВсе консервы третий сорт, даже миноги. Надо писать в день хотя бы долларов на десять, а то при моей финансовой бестолковости протянешь ноги елочкой. Все, что я выиграл на миногах, я проиграл на одалживании в рублях. Надо менять тактику. Я еду по Второму Муринскому и пишу записку подруге в Москву на Седьмую Кожуховскую. Это принцип создания Нью-Йорка: с севера на юг идут Муринские, а с запада на восток Кожуховские. Она живет на седьмой. Я ее еще не разу не видел, но мне так понравилась ее рука, что я предлагаю ей вместе делать журнал по раннему развитию детей. Моя жена Женька говорит, что я рехнулся. И чтобы я не рассчитывал, что мне удастся на старости лет еще на ком-нибудь жениться. Хватит и того, что я испортил жизнь ей и еще десятку женщин. Подходит кондуктор и просит два рубля за проезд. Еще вчера был рубль. Карточку я потерял. Карточка на трамвай сделана из папиросной бумаги. Из нее можно было закручивать козью ножку. Проезд теперь стоит 25 центов. Это не много, но трамвай все-таки очень старый. На углу Институтского проезда 12 берез. Если разделить стоимость проезда на березы, получается по два цента за березу. Я целых двадцать лет мечтал их увидеть, и цена недорогая. Невероятно, до слез красиво. Красненькие, наверное, клены. Я перестаю думать о деньгах и начинаю рассматривать старух. Они в транспорте не платят. Я тоже хочу стать старухой. При такой нервотрепке это не за горами. Мне не заставить себя заниматься с гирями. Бегать по улицам откровенно лень. Еще год назад я таскал по иерусалимским лестницам холодильники. Но родина расслабила мои члены. Может быть, это старость. Это золотая осень. Мы проезжаем мимо радиотехнического политехникума. В трамвай садится двадцать семь студенток. Нет, это еще не осень. Удивительные лошадки учатся в радиополитехникуме. Интересно, на кого они там учатся с такими ногами, с такой необыкновенно веснушчатой грудью. Загадка. Проезжаем Евроавтосервис. Метро Пионерская. В ведрах продают бруснику. Георгины по двадцать пять рубликов штучка. Что все-таки у меня было две недели назад в голове, что я не продал тысячу долларов по двадцать рубликов. Практически по георгинчику за доллар. А сейчас бы я купил две тысячи георгинчиков. Слепой просит милостыню в метро. Слепых не гоняют. Я зажмуриваюсь и слушаю рев метро. Черта с два мне кто-нибудь подаст! У меня вид бомжа, но чужого, заграничного. А я свой! Я вместе со всеми поддался панике и грабил Бадаевские склады. Я накупил каких-то несъедобных селедочных хвостов из буржуазной Эстонии. Не может быть, чтобы это оказалось случайной банкой. У селедок не бывает столько хвостов. Где-то должны скопиться веснушчатые грудки. Эстонцы жрут эти грудки сами и над нами глумятся. Селедку они жарят на сковородке. Если вы никогда не пробовали жареной селедки, то я вам очень рекомендую съездить в Таллинн. Это редкая мерзость. Я терпел этот аромат ровно восемь лет. Таллинн, улица Лейнери, дом 17, возле Кадриорга. Это абсолютно точный адрес. Можете проверить, там наверняка еще пахнет.
Очередь за пенсией. На почте выдают продуктовые наборы. Бабка берет 20 кг. муки и 15 кг соли. Бабка, зачем тебе столько соли? Но она молчит. На перегоне Лесная — Площадь Мужества, «и немедленно выпил», где провалилось метро, стоят две мастерские «Шиномонтаж». На редкость безобразное слово. Потом черной краской написано «партия Лимонова». Ни разу не видел «ху..» или другие части тела. Видимо, изменилась сексуальная активность населения.
«Я не собираюсь рожать тебе третьего ребенка!» — говорит моя жена, профессорская дочь Женька. Я считаю, что это достаточный повод для развода. У всех уже внуки, только у меня, старого идиота, бес в ребро, заботы прежние. Одна женщина спросила меня в троллейбусе, много раз извиняясь, это сын или внук. Чтобы ко мне не обращались с такими вопросами, своего накачанного одиннадцатимесячного сына я вынужден в транспорте вертеть в руках и подбрасывать вниз головой — внуков так не вертят. Я это точно знаю, у меня четыре внука, двое уже в школе. Моим малолетним сыновьям эти школьники приходятся племянниками.
Вечером мы играем в покер. Это ритуальная игра — мы играем раз в десять лет. Когда-то мы играли раз в неделю. Десять лет назад мы играли на Клондайке. В шерстяных носках с налипшими сосульками. Мы знаем все друг о друге, о наших бывших женах, романах, любовницах. Брат Рыжего пришел после армии, и его было не узнать. Он стал каким-то слишком практичным. Это было сорок лет назад, но мы все равно твердим ему, что после армии он очень изменился. Мы даже не становимся стариками, просто десять лет все немного сдали. Клуб профессиональных Дед Морозов. Вызовов нет, и в наклеенных седых бородах и в белоснежных париках три Дед Мороза играют в покер. Я не седею, потому что я бреюсь наголо или просто я провел половину жизни за границей.
Рыжий тасует колоду и рассказывает нам о своей поездке в Америку: «На углу 62-й улицы я попал в сексуальный центр, и мне там предложили услугу за двадцать пять центов. Мне было просто очень интересно узнать, что он могут сделать на эту сумму. Меня завели в темную комнату, а потом открылась шторка, и две бабы катались на роликах, негритоска и рыженькая. В одних роликах. Только в кабинке жутко пахло. За двадцать пять центов можно смотреть пять минут».
Ты сдавай.
Почем чип?
По рублю.
Очень дорого. Игра будет слишком резкой. Рыжий, тебе же самому с твоей техникой не выгодно. Ты сможешь играть только на комбинациях.
Убирайте, убирайте всю еду. Маркуша, нет времени.
До скольки метро?
Сайра — дрянь, самопал.
Слушайте, а сколько карт должно быть в колоде?
Мы играем без шестерок. Тридцать две или тридцать шесть.
Марк, брат Рыжего, сдает и рассказывает, что с женой у него отношения средние и он на всякий случай купил себе комнату в коммунальной квартире.
Трое соседей. Но они не мешают. Он уже десять раз предлагал разным женщинам там переночевать, но почему-то все отказываются. Раньше не отказывались. Начальнице своей предложил два раза, но она тоже отказывается.
Маркуша, ты же у нас еще орел. Сколько тебе лет?
Пятьдесят девять.
Вот я и говорю!
— Пас-пароль.
— Пас.
— Пас. Кто сдает?
— Кто спрашивает.
— А помните Раечку? Единственная была у нас партнерша женского пола, которая прилично играла в покер.
— И Теня еще был.
— Теня не партнерша. Теня — сын корейского генерала!
Теня был одним из легендарных университетских картежников. Жесткий, умный кореец. Прообраз нового русского. Кажется, он таким и начинался, но погиб в катастрофе. Я встречал его лет восемь назад в израильском самолете.
Когда-то я проиграл ему в покер сорок пар женских трусов из Гибралтара. Трусы были прямо с торгового парохода. Теня потом жаловался: просыпается дома утром, а его жена с благодарностью целует. А он просто не успел свой выигрыш спрятать. Дочка, копия Тени, живет теперь где-то в израильском киббуце. Прообраз нового израильского.
— Двадцать и двадцать сверху.
Только ответил.
Открываемся.
Три вольта.
И все?
Ты помнишь, как ставить буржуйку?
Буржуйка не понадобится. Мне две карты. Город они отопят. Вот света может не быть. Утром два часа, вечером два часа.
Надо запасаться свечами. Будешь отвечать? Не очень дорого.
А я еще уксуса взял две бутылки. Сними.
Что ты с ним будешь делать? На Тургеневской площади в ларьке я видел приманку для крыс — пять рублей баночка, не подорожало. Может, стоит запастись? Блант.
Оверблант. Лучшее, что я вчера взял — это подкладки из г. Котлас. Женька сказала, что их нужно прикалывать к штанам булавками.
Может не быть булавок. Меняемся.
Тете Наде стало жарко в синих байковых штанах. И пять сверху.
Рыжий сдает и разговаривает: «…а потом я иду по галерее, и стоят три умопомрачительные красавицы. И одна мне говорит: всего пять долларов, но не мне, а в кассу. И заводит меня в темную кабинку, а сама, я так понимаю, за пятерку спешит раздеться. Но снова поднимается шторка. Вообще в темноте в этих вонючих кабинах довольно неприятно сидеть. И она действительно раздевается, но за стеклом, за толстым. Пуля не берет. Раздевается она здорово. Я получаю большое эстетическое наслаждение. Прекрасно сложена, высокая грудь. Но вот в самом конце она преподносит небольшой сюрприз и немного снижает мне удовольствие. Один известный режиссер называет интимные части своих актеров манюрка и чечирка. Манюркой называется и сама обладательница манюрки. Одним словом никакой манюркой там не пахнет. Девушка моя раздевается, и выясняется, что там имеется основательный прибор».
Ты не тяни, Рыжий, сдавай, в метро пускают до половины первого.
Нет ничего грустнее, чем покер Дед Морозов через тридцать лет.
