Дмитрий Силкан - Равноденствия. Новая мистическая волна
Когда приехала охрана правителя, она так и сидела — воя на трупе, не вынув пальцы из развороченных глазниц. Снег, полностью покрывший её длинные волосы, шёл стеной, быстро укрыв все следы — крови почти не было видно… Только тело почему-то не становилось белым и нелепо серело нарочито недорогим пиджаком среди наступившей наконец зимы. Охрана стреляла практически наугад, прекрасно понимая, что Правителю уже всё равно. Вой стих, и девушка упала усталой ветошью рядом с серой массой былого величия республики. Не важно, что пишут газеты. Охрана стояла — каждый на своём месте, не решаясь подойти и поверить в то, что прогулка Правителя по городу теперь закончена. Снег покрывал тела, дорогу, головы застывших зрителей, словно ставя немую сцену безумного спектакля.
Шёл снег… Да, тогда шёл снег…
Обиталище
Под тёмной сентябрьской водой закопошился холод.
Вопреки недобрым слухам погода улучшилась, и Она всплыла.
Со вздохами и скрежетом распугивая морских чудовищ, поднялась на поверхность — погреться в лучах скупого осеннего солнца. Её обитатели, посмеиваясь на неуклюжих водолазов, не спеша стряхивали водоросли и ракушек. Повыбравшись, расселись на корпусе, подальше от ржавых провалов и трещин. Суровые лица бледнели на фоне Её невозможных конструкций, и даже вечно голодные птицы не смели приблизиться к месту всплытия. Иногда где-нибудь поблизости — прямо над кромкой воды — приподнималось любопытное тулово водной твари. Частенько вздыхали призраки. Но, лишь взглянув наверх, и те, и другие в ужасе уносились обратно в живую солёную толщу, затравленно вздрагивая воспоминаниями.
Она тем временем преспокойно грелась, обдуваемая лёгким морским ветерком, и, раскорячив морду жутковатее прежнего, нежила существ, по-выползавших из Её мутного нутра.
Внутри что-то жило. На страх леденящий, на удивление. Постукивало, позвякивало, а изредка даже грело. И тогда жители пробирались сквозь заросли кустов и донного зверья и, прижавшись своими непрочными телами, тревожно впитывали жаркие крохи.
А теперь добрались и до солнышка…
Оно и радо бы спрятаться, но держат цепкие взгляды обитателей, изголодавшихся в Её антрацитовой тьме. Крючковатые пальцы скребут — прямо по солнечным бликам. Дерут, хохоча, но знают, как короток северный день, как зыбко он бьётся в настенном календаре. Шажок — и его оторвали, скомкали, отдали чертям на съедение. Вместе с ним и кое-кого в придачу… За пропащим уже проступает из пекла, дрожа и ругаясь, новый, такой же недолгий — на птичий поскок, на одну седую дорожку — денёк. Едва опрокинет стакан — и его волокут в те же смурные бредни.
Вокруг посерело.
То ли от страха, то ли при виде подкрадывающейся ночи, один из обитателей — в его глазницах светилось какое-то неуместное буйство — забрался повыше, на ржаво выступающий рваный угол, и стал размахивать невидимым флагом. А другой, давно уже вросший в Её оболочку, от этого впал в тоску. По-своему, неразличимо для людского слуха, он запел:
"Таким нет места не Земле!" —
Кричат цветы в рассветной мгле.
И Тьма, зачатая во мне,
Проклятья пишет на стене.
Не в силах страхи обуздать…
Но до Луны рукой подать.
И, в белом шорохе кружа,
Цветы осеменяет Тьма.
Но это не помогло — ночь наступала.
Протянувшись по кромке воды, забралась и стала пугать обитателей. Сами сродни теням, они прятались, жались, ютились, из самых последних сил забиваясь в такие углы, где и вода-то плескалась с трудом. И тогда Она, окончательно растревоженная, утомлённая и светом, и мраком, тихо пустилась в путь. Волны вокруг резко залязгали гребешками в предвкушении жертвы. Щупальца ночи, почуяв неладное, заметались по дырам и норам. Но Она продолжала — вниз, вниз и вниз, и волны рвали ночную плоть под шорох скребущихся обитателей. Луна появилась, и уже её блики затрепетали, кочуя по миру. Снова стал свет. Волны доели добычу, а ночь уползла в закрома, в ужасе озираясь на лунное торжество. Обитатели скрылись, и чья-то рука сорвала лепесток.
Короток, короток, короток…
Странные люди
Сторож Проктор Брудовский боялся странных людей. Он никогда их не видел, никогда даже не слышал об их злодеяниях. Жизнь его была тиха и размеренна, словно мутный ручей, она текла так неторопливо, что в минуты тяжкого похмелья Проктор спрашивал сам себя: "Да разве ж это жизнь?" И только страх, иррациональный страх, который невозможно понять и изжить, говорил ему — "Ты жив, ещё как жив, но это поправимо!" Сидя в своей крошечной будке, он изо дня в день вглядывался в лица прохожих в поисках того самого Странного Человека.
"Главное — быть начеку! Главное — не пропустить! Ведь как оно бывает: расслабишься — а он, подлец, тут как тут. Хвать тебя, тёпленького, и обухом по голове! Вот на той неделе голову в водохранилище нашли. В сумке она лежала, как кочан капусты. Не к добру это, эх не к добру… Доберутся и до меня, старика. Ведь молодежь что — ей не до этого, ей бы всё ногами дрыгать. Совсем распустились! А Странные Люди здесь, да, я знаю, тут они — только и ждут, когда напасть. Но я-то начеку, потом спасибо скажете. А кому спасибо? Прошке спасибо, Прошке-дураку! Смейтесь, смейтесь, пока кровавые слёзы не полились из глаз из бесстыжих!" Так размышлял старый сторож, спрятавшись за грязной занавеской. Иногда ему казалось, что вот он — враг, но в последний момент чутьё подсказывало ему, что Странный Человек пока таится, ворочается в своей тайной берлоге, вынашивая во сне зловещие и непостижимые замыслы. В этом была суть Странного Человека — он был непостижим. Его мысли были тайной за семью печатями, его поступки — абсурдным бредом. Его суть — кошмаром, непостижимым и враждебным.
По ночам сторож Брудовский метался по постели, падал на пол, кричал, просыпался в холодном поту. Во сне его преследовали лица — бледные лица, на которых чернели хитрозловредные щёлочки глаз. Лица летали вокруг него и говорили, говорили… Бормотали непонятные слова, опутывали заклинаниями, а потом принимались душить Проктора невидимыми щупальцами. Он просыпался, выпивал из горла пару глотков водочки и, обливаясь потом, бормотал до утра: "Не-ет, не возьмёте… не возьмёте…" И, когда немного светлело, бежал на работу — к заветному окошку, мимо которого сновали толпы людей, мимо которого в любой момент мог пройти Странный Человек. Сжимая старенькое ружьё, Проктор готовил себя к последнему бою, неизбежному и ужасному.
Дни сменяли друг друга, окошко то покрывалось крупными каплями дождя, то изморозью и снегом, то тополиный пух вдруг прилипал и мешал обозревать простор. Проктор уже начинал думать, что пропустил злыдня и теперь Странный Человек сам наблюдает за ним, идет по пятам, слушает его ночные крики, расставив по дому маленькие приборчики. Проктор верил, что враг должен был пройти мимо его окошка, даже взглянуть ему в глаза…
Всё вышло совсем не так, как предполагал Брудовский. Как-то раз он возвращался домой, как всегда слегка нетрезвый, почему-то совсем не думая о столь привычных кошмарах и странностях. В подъезде он увидел молодого человека, вид которого был жалок — явно, что принял чего-то не того и теперь безуспешно пытался выяснить, в каком же мире ему лучше живётся. "Эх ты, что ж ты так!" — сказал Проктор и покачал беззубой головой. "Да я вообще странный чувак", — ответил юноша. Тут перед сторожем пронеслась вся его жизнь, весь его страх. Он понял, что час пробил. Проктор накинулся на Странного Человека и повис у него на шее в попытке задушить.
В течение нескольких минут соседи не решались выйти посмотреть, что же происходит. Всё это время молодой человек избивал внезапного агрессора — сперва сбросил с шеи, хорошенько стукнув о стену, а потом стал топтать тяжёлыми сапогами, превращая несостоявшегося героя в кровавое месиво. Когда, наконец, прибыл отряд милиции, всё было кончено. Стены подъезда были забрызганы; кровью, а сам убийца стоял, созерцая, с непониманием взирая на дело своих рук и ног, повторяя: "Странно… странно…" Соседи, услышав это, вспомнили россказни покойного и поняли, насколько же он был прав.
Юнца того, конечно, посадили и теперь принудительно лечат от наркомании. Но не век же ему сидеть! И жильцы того дома с ужасом изо дня в, день вглядываются в лица прохожих, думая о Странном Человеке, который рано или поздно вернётся, надев кованые сапоги, сжав окрепшие кулаки, смежив чёрные щёлочки глаз.
Дочь хозяина
Данный текст ни в коем случае не имеет своей целью придание огласке фактов чьей-то биографии и истории болезни. Автор заранее приносит извинения всем тем, чьи судьбы были подшиты в это "дело".
И главное — знайте: что бы Вы ни сказали, это только подтвердит Ваш диагноз.
