Ольга Коренева - Не грусти, гад ползучий
- Это у тебя от погоды такой настрой, Леня, - сказала я. - Да бог с ним, не думай.
- Бог! Модное ныне словечко, Бог. - Не унимался Солнышкин. - А кто знает, ЧТО есть Бог? - (на слове "что" он сделал упор). - Козырь в политической игре? У американских индейцев тоже был свой Бог: Великий Дух. Впрочем, Бог есть, и есть его посланцы, но кто ж знает его подлинное имя и все такое. Известно только, что Бог — откуда-то сверху, а команду себе вербовал на Земле. Кто он, как знать? Не исключено, что он - высший сверхразум, космический сгусток какой-то суперэнергии, постичь его невозможно. И зачем постигать?
- А как же Библия, заветы, молитвы? А посты, ведь временами надо поститься?
- Ну какие там еще заветы, он на мелочевку не разменивался. - Сказал Леня так, будто какой-нибудь час назад парился вместе с Богом в общей бане и невзначай перебросился с ним парой слов о людях. - Смешно прямо, сверхразум и какие-то человечьи правила, молитвы с целью мелкого подхалимажа и попрошайничества, что-то вроде заклинаний, система диеты под кодовым названием "пост", и так далее. Наверно, Богу все же важнее что-то более существенное: биоэнергетика души? Хотя, и она, возможно, зависит от питания, и тогда посты вовсе не ерунда, и помыслы наши тоже. И все наши насилия над собственной душой и волей во имя веры, значит, имеют смысл. Во имя любой веры.
Мне смешно было смотреть, как Леня аж взмок от напряжения, путаясь в рассуждениях. Чудак, к чему об этом думать? Хочешь верить - верь, желаешь - молись, выбери себе религию по вкусу и веруй. Хоть в коммунизм, хоть в Будду, или в демократию, или в любовь с первого взгляда, да на здоровье. Хоть в сатану, если тебя это радует и жить помогает, главное — другим не мешай. "И каждому воздастся по вере его". Аминь. И все проблемы. А станешь размышлять - запутаешься и свихнешься. Есть вещи, о которых лучше не рассуждать. Просто, кое-что надо решить для себя раз и навсегда. И больше к этому не возвращаться. Я, например, верю в Христа. А что: молодой, симпатичный, и не бабник. Принципиальный, с характером, то что надо. Это мой мужчина! Святые угодники мне тоже нравятся. Также Богоматерь, Бог-отец и Дух Святой. Сильные личности. Еще мне нравится носить крестик на красивой цепочке, красить яйца на Пасху и гадать в Крещенский вечер. Также я верю в переселение душ, и надеюсь в своем следующем рождении появиться в семье какого-нибудь австралийского миллиардера, или даже на Гавайях, если там не будет ядерного полигона или другой гадости. Всю жизнь мечтаю об Австралии и Гавайях! И еще в удачу верю.
Да нет, все это к слову, и Солнышкин здесь случайно, просто зашел на чашечку чая, потому что - дождь, а он промок, пока добирался до магазина "Сантехника" в поисках прокладок для крана.
А вот в прошлый месяц дождь был похлеще. Это было нечто! Потрясающий был дождь, ураган, чуть окна не повышибало! Это был Бог Дождей, страстный, как любовь! Форточка бухнула и распахнулась от удара ветра! Тугая струя воздуха рванула шторы - они взвились и судорожно забились о стены! Что-то крутилось в бурлящей вспыхивающей тьме за окнами, металось там среди молний... Я высунулась было на балкон, чуть приотворив дверь. Порыв ветра накрыл меня с головой, отшвырнул внутрь комнаты, и яростно треснул дверью по корпусу телевизора.
В комнате все было не так. Листы рукописи и газеты, раскиданные сквозняком, ползали по полу и кровати. На стене трепетала карта мира. Только темное изображение Нила Столобенского, нечто среднее между иконкой и деревянным языческим идолом - не знаю, как уж оно называется - невозмутимо стояло на своем месте: в углу письменного стола. Эту диковинку я выкопала на даче в огороде, когда рыла яму для куста облепихи. Нил был очарователен в своей отточенной строгости. Темный и суровый, с окладистой бородой, на которой рукой мастера была прорезана каждая волосинка, в одеянии монаха-отшельника, он склонил голову и смотрел вниз, словно скорбел о чем-то. Мне эта деревянная фигурка показалась забавной и какой-то старинной. Она была покрыта полустершимися золочеными знаками, похожими на церковнославянские буквы. Позднее я узнала, что этот Нил - особенный святой Тверской губернии, в минувшем веке он был сильной личностью, подвижником, удалившимся в отшельничество на остров Столбы.
С появлением этой иконки все в моей жизни и во мне самой встало на дыбы. Но это так, к слову. Рассказать я хочу совсем о другом. А точнее - об одной из деревень Тверской губернии, где тьма тьмущая грибов, ягод, чистых речушек с родниками и прибрежными ивами, малинников и орешников, а на болотах растут рыжики и клюква — их на русавной неделе любят собирать русалки.
Точнее, Лосевка - не деревня, а село. Деревянные рубленые избы крашены в стандартные зеленые, желтые и синие цвета. Крыши в основном из рубероида, иногда шифером крыты. Как во многих селах и деревнях среднерусской полосы, в Лосевке почти каждую бабу зовут Валей, а мужика - Колей. Фамилии у большинства сельчан - Лосевы. Есть, впрочем, Гусевы и Карасевы.
Валя Лосева из того желтого дома, который в позапрошлом году был синим (есть еще другие Вали Лосевы), ну та, у которой еще в сухое лето корова сгорела, когда в лесу пожар был, ну, у которой... Да вы все равно, поди, не знаете, если не были в той Лосевке. Есть еще другая Лосевка. В общем, Валя, жилистая краснолицая молодуха, точно такая же, как многие молодухи в деревнях нашей полосы, только что продала дачникам полтора десятка яиц и зашла в продмаг. Хлеб сегодня не завозили, сразу же поняла она, принюхавшись и метнув привычный взгляд на скучное лицо продавщицы Вали Карасевой.
- ЗдоровА живешь, - поприветствовала Валя Валю.
- День добрый, - отозвалась Валя-продавец.
- Куда ходила?
- Да яйца продала. А купить неча. Мясо не завозят нынча. Консервы, и все дела.
- Не бери, старые, банки вздулись. Стой, Валь, чо я те сказать хотела, дай бог памяти? Да, Валь, свинья твоя опять убегла, на помойке с собаками дерется.
- Ах она, тварь такая! - всплеснула руками Валя Лосева и заспешила вон из магазина. - Ах она, тварь перелетная!
Я думаю, что "перелетной" свою свинью Валя ругала потому, что она очень ловко перелетала через забор, удирая со двора. Я сама несколько раз видела, как Манька, едва хозяйка отойдет подальше от дома, вышибала дверь хилого сарайчика, в котором ее запирали, вылетала во двор - словно стрела из арбалета - и с размаху "брала барьер", как заправская овчарка. Манька была поджарой жилистой тварью (свиньей ее трудно было назвать), по-собачьи обросшей шерстью, с характером бойца. Наверно, ее надо было держать на цепи вместо сторожевого Базлая, старого Валиного песика, добродушного увальня. Базлай как огня боялся Маньку, свирепую и кусачую. Ее боялись многие собаки, рыщущие на помойке в поисках костей и каких-нибудь протухших кусочков. Однажды я наблюдала, как Манька яростно дралась с десятком собак, кусала их, пыталась затоптать, потом вырвала из собачьей гущи большую кость и помчалась с ней по задворкам мимо картофельных полей, а собаки гнались за ней по пятам. Манька боялась только хозяйку, потому что Валя каждый вечер лупила ее палкой по впалым ребристым бокам. Я думаю, что Манька была разновидностью каких-нибудь бойцовых свиней, случайно попавшей в наши края, где никто не мог оценить ее выдающихся достоинств. Где-нибудь за рубежом она наверняка принесла бы своим хозяевам кучу призов и хороший капиталец. Здесь же Манька обречена была на бесславный конец.
Валя палкой загнала свинью в сарай, а дверь забила гвоздями.
- Ну, теперь не уйдешь, - пробормотала она.
Вечером к Вале заглянула мать - она жила через два дома в сторону старого колодца, в котором прошлым летом утонула овца Гусевых. Не тех Гусевых, у которых ребенок насмерть обварился, а тех, которые трактор в складчину купили со всей их, гусевской, родней.
- Валь, наши-то в город завтра собираются, спрашивают, не поедешь ли, а то машина пустая?
- Поеду-поеду, а то как, надо мяса прикупить, не резать же своих несушек. А вы, маманя, тут за домом приглядите.
"Наши" - это Валин брат Коля с женой. Иногда они с собой на машине кого-нибудь из соседей прихватывают за плату. А если машина свободна, то приглашают Валю. Коля - шустрый. Как школу кончил, так из села и уехал. Учился в районе в техникуме, работу в городе искал, да и на городской и женился. Свадьбу, конечно, здесь отгрохали, все село гуляло! Теперь Николай, на зависть местным соседям, ух как живет! В городе у него квартира с ванной, там все есть: вода холодная и горячая, батареи! Ни тебе печку топить, ни дров запасать, ни с огородом надрываться да с живностью. Рай, и все дела! А какие там магазины! Там — все! Как в кино. И работа у них чистая, и зарплаты хорошие. И все у них есть. Сказка, во жизнь!
Так размышляла Валя, трясясь в "Жигулях" на заднем сиденье рядом с Ирой, "братней" женой, добродушной белолицей толстухой. Ира была старше золовки, но выглядела гораздо моложе, как, впрочем, многие городские. Валя списывала это на разные условия жизни, и от этого ей становилось еще горше и жальче себя.
