Василий Гавриленко - Должность
В зале раздался недовольный гул и крики:
«Пупцова – графоманка!», «Антушкин, мы с тобой!».
- Но кто, спросите вы, поможет вам? – продолжал я, все больше проникаясь речью и загораясь, - Ответ очевиден – молодой, энергичный, любящий роман Горького «Мать» и романы Чревоугодникова «БАМ – это моя «Волга» и «Мы свой, мы новый дом построим». Ответ очевиден – думающий, цельный, волевой человек. Такой, как я.
Я, Антушкин Сергей Леопольдович, не дам уничтожить то, что еще не уничтожено и помогу вам написать разумное, доброе, вечное. Я - ваш кандидат!
Последнюю фразу я прокричал, чувствуя в груди прилив молодой силы. Нет, братцы, мне все больше нравится моя работа!
И аплодисменты, последовавшие после, и приветственные крики я принял как должное. Но, когда сел на свое место рядом с Семеном Никитичем, меня несколько расхолодил его взгляд: похоже, он не особо приветствовал чрезмерную самостоятельность.
2
Между тем из президиума объявили о выступлении поэта Булиманского. «Возвращенец», - прошептал мне на ухо Семен Никитич, с презрением глядя на Булиманского. Поэт был невысокий, плотный и лоснящийся.
Он, словно мячик, припрыгал к микрофону:
«Эмигрантам девяностых»
Я помню, стоял на Бродвее,
Вдруг вижу: тоже стоит –
Виталик Козлов, а на шее
Рекламный плакатик висит.
«Виталя, здорово, братишка!»-
Кричу я в гремучий Бродвей.
А он извернулся, как мышка,
И – шнырь в подворотню скорей.
Чего он – как будто я леший?
Я даже немного опешил,
Согнувшись, пошел на Гудзон,
Вдруг вижу – Володька Фрезон.
Мы с ним много раз были биты,
А ныне, май фрэнд, присмотрись,
Идет не еврейчик забитый,
А штатовский капиталист.
Секьюрити зыркают жадно:
До «Бентли» опасностей – рок!
И стало мне что-то прохладно,
И вдруг развязался шнурок…
Аплодировали жидко, сомнамбулические юноши и плоскодонные девицы даже посвистели. Похоже, «возвращенца» не сильно жаловали. А мне, как ни странно, стихотворение понравилось – было в нем что-то о нас, однако, видя, что никто не смеется, я тоже сдержался.
Следом читал Грыгин.
«Русофоб»,- навесил ярлык Семен Никитич, и я поглядел на Грыгина с ненавистью.
«Ветеранам информационной войны»
Восьмого августа война гнездо свила.
Ее не ждали мы. В патриотическом экстазе,
Мы собрались, и, взяв свои тела,
Пошли мочить Соокашвили в унитазе.
И было всяко – Би-Би-Си с утра,
Американцы нас пугали слишком.
Но с помощью Толстого свет-Петра,
Мы сладили с грузином с этим, с Мишкой!
Как ни странно, русофоба проводили овацией, он долго раскланивался, жал руки старичкам из президиума.
-Прыковский, прошу!
«Это просто бездарь»,- шепнул мне на ухо Семен Никитич.
Прыковский был странный тип – худющий, в застиранном свитере с высоким горлом, скрюченный, словно вопрос и притом немилосердно заикался. Я с трудом уловил смысл его длинного и путаного творения:
«Бескорыстным» друзьям Фиделя»
Глаза Фиделя старчески бледны,
Он прикрывает их своей рукой,
И грустно смотрит, и ему видны,
Те, кто давно нашли в земле покой.
Фидель, Фидель, а помнишь, мы с тобой
В Узбекистане кушали шашлык
И ты рассказывал с улыбочкой такой,
Какой шершавый был у Брежнева язык?
Да все прошло – осталась боль в плече,
Страною правит младший брат Рауль.
А ты один, и вспоминаешь Че,
Как вместе удирали вы от пуль.
Держись, мой друг, держись, мой командор!
Негаданно нахлынет дружбы вал.
Вот только, слушай, есть один укор:
Зачем ты наше маслице сожрал?
Аплодисментов не было. Кто-то крикнул: «Кышь со сцены, Прыковский! Крохобор!». Поэт скоренько ретировался, не дожидаясь тухлых яиц и гнилых помидоров.
3
Похоже, поэтическая давильня наконец-то подошла к концу – я уже опасался, что от скуки скулы мои, вывернувшись, проткнут мозг.
Слово взял молодящийся старец из президиума:
-С большими надеждами смотрим мы на вас, уважаемый Сергей Леопольдович. Едва ли какой-нибудь иной слой нашего общества так жаждет обновляющего благотворного политического дождя, как литературная интеллигенция…
-Рейдеры!
Резкий крик прервал оратора.
В зал ворвались люди в черной одежде и с дубинками и тут же принялись точить эти дубинки о спины присутствующих.
-Как вы смеете?! – закричали из президиума,- Договор аренды еще не истек.
Среди рейдеров был невысокий поджарый гражданин в шляпе и при галстуке, в руках он держал кипу гербовой бумаги.
-Арендный договор, господа, аннулирован,- сказал он и показал какую-то бумажку,- Вот постановление мэрии. Так что вы-ме-тай-тесь!
-То есть как это выметайтесь? – возмутился президиум,- У нас еще банкет…. Сергей Леопольдович!
Тут все повернулись туда, где сидели я, Семен Никитич и Олег Власыч, но, разумеется, наши кресла давно простыли.
Глава шестая «По вечерам над ресторанами…»
В машине я получил от Семена Никитича листок с новой ролью и обычное наставление. Но, до того как отвезти меня во дворец, «линкольн» остановился у известного ресторана, где, по преданию, купцы и фабриканты в стародавние времена пропивали целые состояния и уходили в одних подштанниках.
Сейчас, правда, людей в подштанниках здесь не было, но состояния явно были. Вон у того, с бриллиантовыми зубами, наверняка присутствует капиталец или у того, в цилиндре а-ля Онегин.
-Чудак вы, Сергей Леопольдович,- сказал Олег Власыч, чудесным образом прочтя мои мысли. Он, кстати, разгрызал устрицу своими желтыми изъеденными зубами.- Богатей он никогда не выпячивает свое хмм – богатство. Вы смотрите – бомж бомжом, а у него три счета в Швейцарии! Правда, Семен Никитич?
Семен Никитич нехотя кивнул, кушая салат, названный в меню «Нежное ушко амазонки».
-Вот вы думаете, тот с бриллиантовой пастью - миллиардер?- смеясь, продолжал Олег Власыч,- Как бы не так! Это – Лев Прайде, то ли американец, то ли итальянец, приехал искать богатую невесту. О, в России столько богатых невест! Жиголо, одним словом!
Олег Власыч, должно быть, слегка захмелев, показал Прайду красный язык с налипшими не него крошками салата. Жиголо смерил его презрительным взглядом и с достоинством отвернулся, улыбаясь какой-то даме лет этак шестидесяти.
-А тот, в цилиндре? Э, да это же Мыкола Скобелец, из хохлов. О, это большой везунчик, он выиграл в лотерею миллион. Рублей, прошу заметить! Должно, прожрал уже свои «деревянные» на «нежных амазонках».
Олег Власыч откинулся на спинку кресла и заразительно засмеялся. Глядя на него, положительно невозможно было удерживать на физиономии серьезную мину. Мы с Семеном Никитичем захохотали, испугав подходящего официанта.
Должен сказать, что в этот момент я благодарил свою счастливую звезду за то, что свела меня с такими прекрасными людьми.
Но Семен Никитич, по обыкновению, слегка поперчил мою радость.
-Назубок,- сказал он ни с того ни с сего, сверкнув тигриными глазами.
2
Потом в ресторане началась, как выразился Олег Власыч, «культурная революция». Певец Нима исполнил песню на иностранном языке. Ни Нимы, ни языка я не знал, но песня мне понравилась.
Потом вдруг этот Нима сказал:
-Следующая песня посвящается кандидату Антушкину, с которым связаны наши надежды.
Публика зааплодировала, мне пришлось приподняться, поклониться и сказать пару благодарственных слов, и это, прошу заметить, была чистой воды импровизация – в роли сие прописано не было.
-Скоро нашим мечта-а-ам,
Будет сбыться, сбыться дано -о.
Кто такой Алильха- а- ан?
Да, простите, просто говно-о!
Вот Антушкин – друго-ой,
Он порядок во всем навед-е-ет,
И как древний геро-ой
Прямо к счастью нас повед-е-ет!
Откуда ни возьмись, нагрянули цыганки, но не вокзальные тощие вороны - попрошайки и гадалки, а ядреные, красивые цыганки, сплошь увешанные золотыми побрякушками.
