Марина Москвина - Мусорная корзина для Алмазной сутры
Поставнины очень редко выходили из дома. Тетя Шура собирала на макушке седые волосы в пучок, носила шапку с отворотами, закрывающими уши, какую-то длинную рубаху по щиколотку и галоши на босу ногу.
Все думали, что она сумасшедшая, в такой тетя Шура жила грязи.
Она ходила по помойкам, набирала старую обувь, пустые банки, половики, разную дохлятину и сжигала все это на костре. Отвратительный запах сжигаемого мусора распространялся в поселке Старых Большевиков. Жители страдали от этой вони, писали жалобы в поссовет и всячески хотели выжить ее из поселка.
Только мой дед Степан не давал тетю Шуру в обиду, разъясняя всем и каждому, что тетя Шура Поставнина — не сумасшедшая, а великий аскет, причем очень высокого уровня, у которого покончено со всеми жизненными правилами.
— Это высочайшая дисциплина без какой-либо внешней дисциплины вообще! — заявил Степан на собрании в поссовете. — Для йога этой ступени нет никаких правил, касающихся еды, сна, чистоты, для них нет разницы между водой в грязной канаве и священной водой из Москва-реки, между чисто вегетарианской пищей и разложившейся плотью мертвых животных. Они находятся за пределами понятий «добра» и «зла» и даже могут съесть свои испражнения.
Спустя пару дней после собрания, будто в подтверждение слов Степана, тетя Шура нашла дохлую собаку и бросила ее тушу в свой костер. Тогда все недовольные ее поведением собрались вокруг костра, взяли палки, стали разбрасывать мусор и требовать, чтобы она прекратила свой шабаш.
В ответ тетя Шура вытащила из костра тушу мертвой собаки и стала ее есть.
Нескольких человек вырвало, и они убежали прочь. Однако другие, настроенные более решительно, остались на месте.
Неожиданно тетя Шура встала и протянула ногу дохлой собаки Матильде, которая с авоськой отправилась в булочную и совершенно случайно проходила мимо. Не думая, Матильда приняла эту ногу, а тетя Шура убежала. Народ молча наблюдал за происходящим. Когда тетя Шура скрылась из виду, все увидели, что нога дохлой собаки превратилась в изюм и миндаль. Тут ее соседям стало понятно, что тетя Шура и в самом деле величайшая святая.
Кроме того, она исцеляла больных.
Где бы она ни появлялась, люди сразу начинали следовать за ней, ибо ее внутренняя чистота и сверхъестественные силы все вокруг наполняли жизнью и свежестью, хотя она вела прежний, полностью антисанитарный образ жизни.
Когда люди собирались вокруг тети Шуры, сразу начинались песнопения, пели «Вихри враждебные», «Каховку», «Прощание славянки», разные другие революционные песни, а затем возвращались домой, наполненные счастьем и спокойствием.
Когда она умерла, жители поселка Старых Большевиков нашли ее сидящей в глубоком самадхи на речных камнях у самого берега. Душа тети Шуры безмолвно исчезла в сверкающей безмятежности полудня, вернувшись в Чистую Землю, где ее верно ждал дядя Ваня Поставнин.
А что стало с Таней и Алешей — никто не знает. Со временем они вообще прекратили выходить из дома. Розы в саду завяли. Вечерами оконный свет еще пробивался сквозь заросли дикого винограда, а потом и вовсе погас. То ли лампочка перегорела, то ли густо пошел за окнами расти хмель и плющ, короче, дом этих двух отшельников так и зарос тропическими лианами, а также бушующей подмосковными вёснами сиренью.
32. А вот вам еще одна интересная новелла о неожиданном просветлении, события которой начали разворачиваться прямо перед Великой Отечественной войной. Тогда подобные черные «воронки» черными ночами подъезжали не только к дверям таких отвязанных личностей, обучавших своих сограждан буддизму Чистой Земли, как мой дедушка Степан Гудков, но и к самым обычным, ничем не примечательным жителям Подмосковья.
Тут перед вашими глазами пройдут несколько почтенных и уважаемых фигур, не состоявших со мною в кровном родстве, однако они были близкими соседями Степана и Матильды Ивановны по даче в Кратово, поэтому нити судеб этих людей сами собой вплетаются в узор моего повествования.
Итак, по соседству с Матильдой и Степаном в поселке Старых Большевиков жили мама и дочка. Фамилия у них Бронштейн.
И вот эту маму — Сару Наумовну Бронштейн — однажды вдруг арестовывают и отправляют в лагерь для политзаключенных. Что такое? Оказывается, бедную Сару Наумовну заподозрили в очень нехорошем обстоятельстве, а именно, что она — близкая родственница оппозиционера и самого главного троцкиста Льва Борисовича Троцкого, чья настоящая фамилия, как выяснилось, была Бронштейн.
А к этой Саре Наумовне Троцкий вообще никакого отношения не имел! Тем более, к тому времени бедный Лев Давидович, скрывавшийся от Иосифа Виссарионовича то ли в Мексике, то ли в Бразилии, был уже, кажется, по заданию нашего советского правительства убит человеком, который долгое время втирался к нему в доверие, приходил в гости, пил чай с вареньем, делал вид, что хочет поучиться у Льва Давидовича уму-разуму, почерпнуть его энциклопедических знаний. И такой он был вежливый, обаятельный, со всей открытой душой, что жутко недоверчивый Троцкий, подозревавший, кстати, о возможности покушения, совершенно утратил бдительность, и всем сердцем привязался к этому симпатичному юноше, прямо даже не знал — куда его посадить и чем угостить.
А тот беседовал с ним — беседовал на разные философские темы, в один прекрасный день дождался удобного момента и стукнул своего уважаемого друга и учителя топориком по голове.
Эхом того далекого мексиканского события стал арест нашей Сары Наумовны Бронштейн, невинной носительницы этой малопрестижной фамилии. И на таком пустом деле ей вкатали солидный срок!
Впрочем, речь пойдет не о бедной Саре и не о Троцком Льве, а о дочери Сары Наумовны тете Свете, которая тогда была никакой не тетей, а юной девушкой, лишившейся в одночасье и мамы, и светлого будущего, поскольку теперь у нее появился статус дочери врага народа.
А надо вам сказать, несмотря на свою несчастную судьбу, эта тетя Света в молодости была великой любительницей хорошей шутки и остроумного анекдота и благодаря веселому характеру привлекла к себе внимание одного очень вдумчивого студента из Института международных отношений, который учился на дипломата.
Естественно, тетя Света смертельно влюбилась в этого будущего представителя нашей страны за рубежом, а чтоб их любовь с каждым днем становилась все более крепкой и нерушимой, она с ним как встретится — давай сыпать анекдотами на самую разнообразную тематику.
Они даже собирались пожениться, и вдруг ее арестовали. Была такая статья в Уголовном кодексе: «За клевету на Советскую власть».
Тетю Свету спросили:
— Вы рассказывали этот анекдот?…
Наученная горьким опытом, она ответила твердо:
— Ни боже мой! Я его впервые слышу. И даже удивляюсь, как у вас только язык поворачивается произносить такие слова о мудрых руководителях нашего советского государства.
Тут дверь открывается, входит ее возлюбленный и говорит — так нежно, с некоторым укором:
— Света, как же так? Ну, помнишь, мы стояли на площади Маяковского, еще троллейбус долго не шел, и ты мне его рассказала?…
Студента увели, он стал дальше учиться на дипломата, посланца Советской страны, а нашу тетю Свету посадили.
Вот так они очень долго сидели — Света и Сара Наумовна, и ничего друг про друга не знали. Потом их обеих реабилитировали. Сара Наумовна вскоре умерла, ее похоронили на Новодевичьем кладбище в стене верных ленинцев.
А тетя Света уже была не та, что раньше. Она часто болела, почти ни с кем не общалась и много-много лет жила одиноко в том подмосковном доме, откуда их обеих увезли, а дверь опечатали.
И вдруг однажды она дала объявление в газету знакомств и брачных объявлений. Мол, так и так, ищу спутника жизни, немолодая, но миловидная, люблю хорошую шутку и остроумный анекдот.
И ей откликнулся — «интеллигентный, с голубыми глазами, бывший морской офицер, капитан первого ранга, сейчас на пенсии, звать Николай Михайлович Орешкин».
Они встретились. Орешкин показывал фотографии своей молодости, где он с другими офицерами стоит на палубе — у всех такие серьезные лица с налетом вечности, какие бывают на черно-белых групповых фотографиях, за бортом океан, в облаках — чайки.
Крики замерших в небе чаек снова пробудили в душе тети Светы надежду на простое человеческое счастье. Ей понравилась великая доблесть этого хотя и немолодого, но еще не дряхлого Орешкина, проявленная во время боев с немецко-фашистскими захватчиками на Черном море, и его душевная щедрость — в первую встречу он принес ей шампанское, торт и цветы.
Короче, они поженились.
Тетя Света души в нем не чаяла, пылинки сдувала.
Но вдруг у него обнаружился бзик.
К громадному огорчению тети Светы, он постоянно накапливал крупу, макароны и спички на черную старость, хотя они оба получали приличные персональные пенсии: невинно пострадавшего в годы сталинских репрессий и ветерана Отечественной войны. Увы, этот психически неуравновешенный капитан и на свою пенсию и на ее — с горящими глазами бежал в сельмаг и накупал крупы с макаронами.
