Бахыт Кенжеев - Плато
Между тем несколькими этажами выше смеющаяся ренуаровская барышня в розовом платье укоризненно наблюдала со стены, как хорошо одетый господин с бородкой затаскивает в дверь упирающуюся Сюзанну, как бедная женщина, окинув взглядом случайное жилье, вдруг вздыхает, обмякает у него в руках и не сопротивляется, когда с нее без обиняков стаскивают все маскарадные тряпки и бросают на застеленную кровать. При изнасиловании мерзавцу не обязательно сламывать сопротивление жертвы, он вполне может (цитирую уголовный кодекс) воспользоваться беспомощным состоянием потерпевшей. Так и поступил господин с бородкой, потому что жена его в гостиничном номере поддалась приступу злокачественной сентиментальности, мгновенно вспомнив их растянувшийся на три года медовый месяц в Отечестве.
Гостиница в Аркадии - не более, чем приют утомленного путешественника, скитающегося по делам. Вселиться же (Это не то что вселиться…) в номер гостиницы в Отечестве (справка для несведущих) можно, лишь доказав, что вы следуете не по своим ничтожным прихотям, но по поручениям чрезвычайной государственной важности, либо можете заплатить за него не утопическими бумажками, а твердой валютой. Вот почему ночь в отечественной гостинице по недосягаемости сравнима с ночью в двухэтажном люксе какого-нибудь Риц-Карлтона на берегу Ниагарского водопада. Феномен известный - в зависимости от нашего собственного положения во времени и пространстве вещи то теряют, то вновь обретают вышеупомянутый мистический ореол, и.не случайно житель Пекина радуется велосипеду не меньше, чем житель нашего города - новой "Тойоте". Короче, быть в гостиничном номере с Хозяином означало для Сюзанны праздник.
Как это было, вы спросите. А так: болотные или малиновые шторы надежно отгораживали их от сверхдержавы, которая скрипела кобурой полицейского у входа в гостиницу, слонялась по холлу безымянным соглядатаем, визжала голосом коридорной, требуя от Хозяина не только пропуска в гостиницу, но и копию свидетельства о браке. Так они и лежали в постели, обнявшись: Хозяин - только моложе, веселее, без плутовской бородки, Сюзанна - без морщин вокруг глаз, с простодушной улыбкой, со стаканом чего-то купленного на скорую руку, счастливая.
Путешествовали они часто, но и по возвращении в Столицу праздник продолжался. Прекрасная аркадка, болевшая не только судьбами Отечества, но и уделом артиста жизни, уже тогда известного под своим нынешним прозвищем, казалась ему лучшей женщиной в мире. Он и баловать ее старался соответственно. Рекой лилось отечественное шампанское, почтительно склонялись метрдотели, разнокалиберные деятели искусств (обязанные Хозяину всевозможными житейскими услугами) охотно делились с просвещенной аркадкой колоритными проблемами из разряда "художник и общество", точнее "хороший художник и плохое общество", снисходительно посмеиваясь, когда та пыталась просветить их на предмет проблем своей собственной родины. Гордый Хозяин предвкушал: если уж такой сплошной пир можно устроить в скучной Столице, украшенной лишь кровавыми плевками утопических лозунгов, то какое же - подумать страшно! - небесное блаженство сулит ему отечество любимой женщины. В приливах страсти он даже шептал жене, что не будь она пришелицей из сказочных и неведомых краев, он любил бы ее так же крепко. И надо же - тогдашняя Сюзанна таяла от этого двусмысленного комплимента, в сущности, раскрывающего, что и в самые, как бы выразиться, священные мгновения Хозяин не забывает о заграничном происхождении возлюбленной.
"Какая я была тогда идиотка," - признается она впоследствии подруге, которая, повесив диплом славянского факультета в красивую деревянную рамочку, устроилась в отдел маркетинга Компании Гудзонова залива, тогда же вышла замуж за сотрудника отдела закупок, родила двоих очаровательных детей, вернулась на работу и жаловалась, что вся ее зарплата уходит на нянек, зато в перспективе - стабильная карьера, крайне, крайне щедрые льготы от компании, включая пенсионный план, а мальчик с девочкой что, подрастают и хлопот с ними становится сравнительно меньше. "Звезд с неба не хватаем, - ядовито приговаривала подружка, - не хватаем". Впрочем, она предложила работу и Сюзанне.
С облегчением написал (поведал) бы я, как гостиничная обстановка пробуждает в супругах-неудачниках общие воспоминания, а те, в свою очередь, воскрешают былые восторги. С каким обоюдным восторгом они любят друг друга, а потом, утомленные, готовы все простить и все начать сначала. Однако, по правде говоря, неподвижная Сюзанна, сжав губы, смотрит в сторону, похоть же господина с бородкой проходит в считанные минуты. Он отваливается в сторону, стараясь не смотреть на обнаженную, и закуривает нечто ужасающе вонючее, по запаху отдаленно напоминающее марихуану. Это сигарета из Отечества, сообщает он, не дожидаясь вопроса, купленная в сувенирном магазине в Париже.
- Итак, что же ты делала в гостинице? - лениво спрашивает Хозяин.
- Тебя ждала.
- В этом наряде? Да и откуда ты знала, что я буду здесь? Слушай, неужели ты действительно стала шлюхой? Ты знаешь, что я не ревнив, распоряжайся своим хозяйством, как знаешь, но...
- Какая ты все-таки сволочь, - невпопад говорит женщина.
- ...если же это одна из твоих шуточек, выход на проверку, так сказать, то мне это осточертело! - вдруг рявкает он, приподымаясь.
- Сволочь, - женщина густо кашляет и не может продолжать…
- Сколько ты хочешь отступного? Половина имущества и так твоя...
- Официально у тебя нет никакого имущества, только долги.
- Мы свои люди. Да брось ты это, Сюзанна. Я могу хоть завтра выплатить закладную, дворец на склоне со всей обстановкой и даже книгами в подвале отойдет к тебе. Машина мне нужна самому. А? Тебе не надоело меня мучить своими фокусами?
- Дом все равно достанется тебе, - говорит женщина хриплым и очень злым голосом, - потому что я там скоро повешусь. С тех пор, как мы туда переехали, все окончательно рухнуло. ни одной счастливой минуты У меня в этом доме не было. Как я не разглядела тогда, что ты меня раздавишь, и на моих костях получишь все это, - она махнула рукой в направлении окна, где светился крест на горе и мерно чертил небо луч прожектора.
- Успокойся, - он потянулся к женщине и запахнул блузку у нее на груди. - Какие твои условия?
- Ничего мне от тебя не нужно.
- Люблю благородных людей, - зевнул Хозяин. - Завтра утром позвоню адвокату, и через три месяца ты свободна. А можем поехать оформить развод на Антильские острова.
- И останусь я нищей и никому не нужной.
- Опять за свое. Говорю же тебе - заплачу. Поедешь к матери в Новую Колумбию. На острове будешь жить. Предлагала же тебе мать работу.
- Перепечатывать ее макулатуру?
Со всех сторон смотрю на эту странную парочку - и теряюсь. На месте Сюзанны, например, я давно бы ушел от неаппетитного господина с бородкой, который валяется на растерзанной гостиничной постели в расстегнутых штанах, забрал бы у него обещанные деньги, и, действительно, укатил бы из города в Новую Колумбию. Столь непочтительно отзываясь о романах матери, Сюзанна, тем не менее, регулярно покупает их у стойки универсама, по прочтении же отнюдь не выбрасывает, а ставит на особую полку у себя в спальне. Тем более, уже год с лишним мать ее бьется вовсе не над романом о любви прекрасной секретарши к холодному, но благородному и холостому молодому боссу, а над основательным руководством к сочинению подобных книг, и в ласковых письмах не раз просила непутевую дочь вспомнить свое университетское образование и помочь ей (не без тайной надежды на то, что Сюзанна, наконец, поймет смысл ее работы, а там, кто знает, и сама попробует сил на благородном поприще создания литературных сказок для среднего класса).
- Двести тысяч. Двести сорок. Больше никак не могу.
- Ты правда подумал, что я пришла по вызову?
- Ну...
- Мне профессор позвонил, просил передать тебе, что он может задержаться. Сказал, где у вас встреча. Вот я и пришла. Подумала, что ты будешь беспокоиться.
- Извини, - Хозяин пожал плечами, - спасибо. Хотя маскарада твоего все равно не понимаю. Юродствуешь, ищешь чего-то, сама не знаешь. Понимаешь ли ты, любезная моя супруга, что мечты сбываются только в романах твоей матери, что жизнь - штука тяжелая и страшно неприятная порою, только обижаться на нее не следует. Ты думаешь, мне не обрыдло мое кочевое существование? Я давно уже на пенсию хочу. Видит Бог, нам надо серьезно поговорить. Езжай домой, я часа через три приеду. Хорошо?
- Куда мне еще деваться. Мою жизнь ты у меня отобрал, в свою не пускаешь... Детей наших убил.
- Усложняешь ты все ужасно, - он снова зевнул, сверкнув серебряными пломбами. - Отлично знаешь, что я с дороги, усталый и дерганый, и не можешь без своих выходок. Мне и так хватает нервотрепки. Ты вряд ли представляешь, как тяжело мне даются деньги. Кстати, у меня для тебя удивительный сюрприз. Ты знаешь, кто находится сейчас в городе? Сию секунду, - вдруг закричал он по-английски, услыхав стук в дверь, - черт возьми. Немедленно одевайся.
