Наталья Солей - NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника
Микис тоже не планировал жениться. В какое-то время это было невозможно, поскольку он был женат и не думал разводиться, несмотря на то, что жена уже много лет жила в Америке. Самсонов был с ней обвенчан, к тому же имел сына и множество обязательств перед семьей, прежде всего финансовых, причем выполнял их неукоснительно. Такое положение дел защищало его от притязаний увлекающихся им женщин, которые скромно уходили в тень, понимая, что у такого, на вид основательного, семейного очага посторонним просто нет места. Когда же бывшая супруга все-таки настояла на разводе, он его особенно не афишировал, а потому последствия этого знаменательного события в его жизни не носили характера стихийного бедствия.
До какого-то момента Гладьев весьма иронично относился к кратким любовным приключениям Микиса. Несмотря на то что в глубине души он завидовал успеху у женщин и материальному достатку своего более молодого друга, его успокаивало, что все музы дорогого художника были, мягко говоря, странноваты. Микис тяготел к пышнотелым обладательницам рубенсовских форм постбальзаковского возраста, да еще и непременно маргинальных, во всяком случае по происхождению и воспитанию, но в результате жизненных катаклизмов, добившихся немалых успехов в бизнесе. Гладьеву бы и в голову не пришло хотя бы на миг очароваться бывшей буфетчицей еще советской государственной структуры, приторговывающей алмазами. В новые времена эта предприимчивая особа преобразилась во владелицу магазина модной одежды на Тверской и настолько преуспела в бизнесе, что на старости лет смогла запеть про первую любовь и даже записала несколько дисков. Гладьеву было смешно наблюдать, как эта тучная и безвкусно одетая дама повисала на Микисе, когда они встречались на светских тусовках, и висела на нем, как переспелая груша, до самого его ухода, а потом добивала художника по мобильному телефону, приглашая приватно продолжить вечер. Такой моветон был не для Гладьева. Его привлекали молодые, стройные, слетающиеся на Микиса как мухи на липучку и… достававшиеся Святославу.
Он пропустил момент, когда среди парикмахерш, перезрелых журналисток и артисток, увековечивающих свои интимные отношения с маэстро фотографиями в обнаженном виде для каких-то желтых газетенок и журнальчиков, среди солидных замужних матрон, чиновниц и бизнес-дам разного калибра появилась Марина. Оказалось, что Микис знаком с ней уже полгода, но в разговорах с Гладьевым о новой знакомой даже не упоминал.
Необъяснимое чувство тоски и беспокойства охватило Гладьева, когда вместе с Микисом он пришел на один из престижных светских приемов по случаю Нового года и там неожиданно столкнулся с Мариной. Самсонов с напускным безразличием представил их друг другу. Достаточно стройная и моложавая женщина, в возрасте от тридцати до сорока лет, производила приятное впечатление воспитанной особы. Родилась в известной семье и замужем была за высокопоставленным человеком. Это объясняло ее хорошие манеры, умение вовремя промолчать, умение внимательно слушать и слышать собеседника, ее доброжелательность и спокойную реакцию на чужой конфуз. Разговорившись с ней, Гладьев понял, что она хорошо образованна и умна. Все это было неожиданно. В окружении Микиса такие женщины не встречались, а если и появлялись случайно, то надолго не задерживались. Марина была из другой жизни, другого круга общения. В ней остро чувствовалась порода, и в своей породе она обладала редкой мастью.
Гладьев не стал ничего расспрашивать в этот вечер, но на другой день, когда они общались по телефону, все же спросил у Микиса, мол, кто да что?
– Соседка моя, живет в соседнем подъезде. Художник, искусствовед. Пишет для моих альбомов вступительные статьи. Работает экспертом в самом большом антикварном салоне Москвы, при этом публикуется во многих журналах, – неохотно сообщил Самсонов и под конец добавил. – Она подруга детства Макса Петракова. Росли вместе. Были соседями по даче.
Вот оно что! Вот и объяснение тоски и беспокойства. Опять этот Петраков. Когда-то они были с Гладьевым друзьями. Более того, Святослав состоялся как драматург и сценарист именно благодаря Петракову, известному режиссеру и давно признанному мэтру. Гладьев много писал, пьесы ставили во многих театрах, но чего-то в них не хватало, тонкости, что ли, недоставало, вкуса, глубины. И вдруг его сценарий выбирает сам Петраков. После их совместной картины признание нашло Святослава.
Тогда он был необычайно горд собой. Парень из глубокой провинции, с голодного хутора своим умом, своим талантом добился славы, встал на одну доску со знаменитым уже в пятом поколении Петраковым, которому небеса дали все: талант, внешность, происхождение. В глубине души, как и многие в кинематографическом мире, Гладьев считал, что если бы у него был такой старт, то уж он бы добился еще большего. К сожалению, жизнь так несправедливо устроена, что одному надо биться из последних сил, а другой получает от жизни все и еще ему бесконечно везет. Зависть разрывала драматурга на части, хотя он не признавался в этом даже самому себе.
Однако глубоко в подкорке накапливалось жуткое раздражение.
А потом у Святослава умерла мать. Как же она гордилась сыном, его творческой дружбой с Петраковым! Как была счастлива, когда Макс навестил ее, больную, говорил добрые слова. Она умерла через несколько дней после его визита, и Гладьев очень тяжело переживал ее уход. Три дня после похорон он не выходил из дома, а потом все же решил раствориться в толпе. Побродил по городу и как-то незаметно для себя пришел в Дом кино. Прямо на лестнице на него лавиной обрушился Петраков, искрящийся жизнелюбием и благополучием. Со своим неизменным: «Старик, пойдем, выпьем. У нас там большая компания», – он потащил Гладьева в ресторан.
– У меня мама умерла.
Но, казалось, Петраков не расслышал сказанное, и Святослав вновь повторил свою фразу.
– Я все прекрасно слышу и очень соболезную тебе. Но жизнь продолжается, и тебе в нее надо возвращаться. Идем, мы должны отметить нашу общую премьеру.
Обида и раздражение, накопленные годами, ударили Гладьеву в голову. Конечно, если бы умер кто-то из семьи Петраковых, так в стране уже объявили бы национальный траур, а тут умерла какая-то хуторянка, неграмотная женщина, которая и скорби, оказывается, не стоит. Он пошел вслед за Петраковым, подошел к столу, где сидела шумная и веселая компания, взял бокал и, когда все замолкли, мрачно сказал:
– У меня был друг. Я так считал. Сегодня я понял, что ошибался. – Выпил все до дна, не почувствовав даже вкуса напитка, поставил бокал и при полной тишине вышел из зала.
Обалдевший Петраков кинулся за ним.
– Слава, ты все по-дурацки понял, постой…
Но Гладьев, переполненный чувством морального превосходства, уже выходил из подъезда Дома кино. В чем провинились перед ним Петраков и все эти люди, он не мог объяснить. Ведь сам же пришел сюда, в одно из немногих мест Москвы того времени, где можно расслабиться, всласть наобщаться сразу со многими знакомыми, выпить наконец. Нет, он не хотел забыться в этом круговороте, ему хотелось, чтобы все выпали из заданного ритма своей жизни и с головой окунулись в его скорбь. Так не случилось, и самолюбие Гладьева было уязвлено. Он слишком серьезно относился к своей персоне, чтобы стерпеть и забыть такое невнимание.
После случившегося с Петраковым они не разговаривали 17 лет. Со временем общие дела и проекты опять свели их. Но это было общение вожаков разных стай, живущих по разным законам, но уважающих силу друг друга.
Для вожака Гладьева Мика Самсонов был как Маугли – эдакий большой ребенок, обласканный успехом и хранимый небесами, при крепкой деловой хватке, сбивающий с ног своей наглой стеснительностью. Благодаря этому качеству Микис обладал редким талантом общения. Он легко заводил знакомства и старался их поддерживать, раздаривая свои постоянно выходящие альбомы и календари с дарственными надписями. Общаясь, находил все новых и новых спонсоров для издания будущих альбомов, чтобы потом опять дарить их потенциальным клиентам и новым спонсорам.
Как-то, еще в самом начале его карьеры, Самсонова на одном из кинофестивалей представили Петракову. Тот был очень доброжелателен, обменявшись светскими любезностями, в ответ на приглашение Микиса посмотреть картины в мастерской в свою очередь пригласил зайти к себе в офис. На следующий день Самсонов прямиком в этот офис и отправился. Готовился к печати его первый альбом, и один из известнейших художников посоветовал поместить в него отзывы авторитетных людей страны.
Художника любезно приняли, выслушали просьбу, забрали слайды, и уже на следующий день помощник Максима Игнатьевича Петракова сообщил Самсонову, что он может прийти за готовым отзывом. Такая оперативность явно свидетельствовала о том, что Петраков оценил несомненный талант молодого художника и готов его поддерживать. Что и говорить, Петракова, очевидно, покорила незатейливость и прямолинейность поступков пока еще неизвестного художника, без всяких экивоков и полутонов. Пригласили зайти – он и пришел.
