Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2004)
— Тоже верно. А ты?
— Какая разница. Нешто непонятно. А ты где?
— Мск. А ты?
— И я в Мск.
— Клево.
Смайлик.
Смайлик-смайлик.
XX
— Слушай, а тебя как зовут?
— Мантисса.
— Нет, ну я про настоящее твое имя спрашиваю.
— А, про настоящее? Женя.
— Хорошее имя, снова в глухой несознанке?
— В смысле?
— Ты мне одного моего приятеля напоминаешь.
— Какого?
— Не важно. Не имеет значения. Просто он тоже всегда переспрашивал “в смысле?”, чтобы время потянуть.
— Когда не знал, что сказать?
— Ну.
— Тактическая хитрость.
— Не-а, я без хитрости, просто мы же люди друг с другом не знакомые, я иногда не знаю, что отвечать или о чем говорить.
— А о том, что в голову приходит.
— Ну да, а где щас твой приятель?
— Не знаю, я его потерял.
— Жизнь развела?
— Так получилось, просто потерял — и все.
— Понятно.
— Да нет, непонятно, просто он уехал, потом приехал, потом пропал куда-то. Я пытался его разыскать...
— Что молчишь? Что, заплакал?
— На што?
— Ну, я не знаю, друга вспомнил, расстроился.
— Да нет, чего бы вдруг.
— А вы с ним были сильно близки?
— То есть? Ты на что намекаешь, Женя?
— Да на это самое.
— На какое?
— На такое. Ты ж меня понял. Ты любил его, что ли?
— Странные у тебя вопросы.
— Что ты перед собой видишь?
— Останкинскую башню.
— А ты где территориально?
— ВДНХ.
— Как ВДНХ? (У Нодельмы даже вырвался возглас удивления.)
— Так, у нас тут офис находится. А ты где?
— На Добрынинской. (Правду ведь сказала.)
Смайлик.
— Слушай, а тебя-то как зовут? Что в выходные делал?
— Зачем тебе?
— Ну просто. Чтобы знать. Чтобы было.
Смайлик.
— А какой самый сильный случай был у тебя в жизни?
— Человека задавил.
— Насмерть?
— Ну.
— Круто. А как?
— Грузовик вел.
— Никогда бы не подумал, что ты грузовик водишь.
— А я не вожу. Так получилось.
— Что-то с памятью твоей стало?
— Ага, рассеянный склероз.
— Так ты уже совсем старик?
— Совсем. Лысый и толстый. Карлсон сегодня.
— Лысая Таня? (Смайлик.)
— А я обычно в парике хожу.
— Правильно поступаешь, кстати. Только голова потеет немного. (Смайлик.)
— Я знаю.
— И снова ушел от ответа.
— Какого? Напомни.
— Про выходные.
— А-а-а-а-а, Дино Салуззи слушал.
— На концерт ходил?
— По телевизору.
— Понятно. По программе проверю.
— Проверяй, коль хочется. Охота, она, знаешь ли, Женя, пуще неволи.
— А меня не Женя зовут.
— А как же тебя тогда зовут?
— Можно мне не говорить?
— Мы же договорились.
— Договорились.
— Вот и говори, а то я тебе тоже ничего про себя не расскажу.
— Вот и верь после этого людям. Дино Салуззи — это классно, меня на него Фоска подсадила.
— А Фоска — это кто?
— Хороший человек один.
— Понятно, что ничего не понятно. Ну и как тебя зовут?
— А помнишь, как в телевизионной рекламе: “Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?” Угадаешь?
— Фекла.
— У тебя еще две попытки.
— Даздраперма. Иванушка. Иудушка.
— Угадал, угадал.
— Чё, Даздраперма?
— Вообще-то я шучу.
— Хорошо.
— А вообще-то меня Сашей зовут.
— Вот и отлично, Саша, будем знакомы.
— Конечно, будем. А тебя-то как?
— Госсподи, ну я же тебе сказал — Таня я, Таней меня люди кличут.
— Ну что же, будем знакомы, Таня.
— Ага, пока-пока.
И тут окошечко привата гаснет, сеанс связи завершается с разгромным счетом.
XXI
У Нодельмы голова кружится: не было ни гроша, и вдруг алтын! Столько радости зараз, как унести и не расплескать! Внутри ее все поет, буквально каждая клеточка организма; вскочив, она лезет в сумку за сигаретами, едва ли не бежит к лифту, в дверях сталкивается с Кня, ну что за день (нужно посмотреть гороскоп), спешащего к лифту, — тоже, видимо, на свежий воздух, покурить.
Так они стоят возле лифта — и боковым зрением Нодельма видит, что Кня переминается с ноги на ногу, потом приходит лифт, он пропускает ее вперед (мужчины в этой компании убеждены, что разрешить войти женщине в лифт первой — самое высшее проявление галантности), двери закрываются, и расстояния между ними становится еще меньше. Замкнутые помещения в жизни Нодельмы — отдельная тема, мы ее еще коснемся, а пока отдадим должное ее выдержке, даже мужеству. Рядом стоял со скучающим видом предмет обожания, она угадывала его запах — одеколон или лосьон после бритья, уже однажды узнанный в метро, от него шло широкое тепло, даже жар, обжигавший мочки.
Нодельму подмывает начать разговор, сказать что-нибудь типа Меня зовут Даздраперма или Здравствуй, Таня, как дела, но она сдерживается, не в силах взглянуть ему в глаза.
XXII
Февральский морозец слегка остужает ее пыл, но лишь слегка: Нодельма продолжала волноваться и светиться. Даже флегматичная Светланка замечает:
— Что с тобой?
Нодельма смахивает пепел и загадочно улыбается: разве объяснишь?! Обратно к лифту Нодельма идет одна, так как Светланка решает перекусить и спускается в корпоративное кафе. Нодельма радуется, ей хочется взлететь, а она сейчас и взлетит — на лифте, несколько мгновений невесомости, приводящие в порядок соотношение внутреннего чувства и внешней среды обитания. Нодельма любит ездить в лифте одна, без коллег, когда можно расслабиться, состроить большим, от пола до потолка, зеркалам рожицу.
Но на этот раз ей не везет — в кабине уже находится грузный грузин, вице-президент “Платона & Со” по фамилии Лиховид, видимо поднимающийся из подземного гаража. Нодельма не обращает на Лиховида никакого внимания — лысый, потный... По работе они не пересекаются, Нодельма вполне легко переносит его существование.
XXIII
Чтобы не замечать Лиховида, Нодельма углубляется в плавные, изумрудно-голубые переливы переживаний: ах, Кня, милый Кня, какой вы замечательный и необычный друг. Друг?..
Вдруг Нодельма спохватывается, внезапно почувствовав, что маленькая золотая рыбка тычется ей между ног, словно бы ищет вход и хочет вплыть внутрь ее тела. Нодельма вздрагивает, пытаясь стряхнуть оцепенение, и только тут начинает понимать, что золотая рыбка ей не пригрезилась. Лиховид распускает руки, недозволенным образом производя исследование изгибов своей сотрудницы. С каждым разом движения его рук становятся все смелее, все напористее. Безответность он воспринимает как покорность, охамевает, начиная продвигать пальцы в запретные места сгущения плоти, еще чуть-чуть — и его сардельки залезут Нодельме в трусы.
Нодельме становится стыдно, она видит ситуацию со стороны — багровую морду Лиховида, слышит его учащенное дыхание, чувствует его руку, приближение тяжелого, грузного тела, начинающего вжиматься в нее. Нодельма дергается и пытается отстраниться, подается вперед и снова вздрагивает, стряхивая неприятные прикосновения. Откуда-то снизу поднимается волна горячего, ярко-алого негодования. Вместе с ним поднимается и распространяется по телу сладкое, томительное возбуждение: Нодельма уже давно не ощущала на себе сильного мужского желания, это удивляет ее, смешивается с отвращением, выпадая в осадок тяжелым, невыносимым запахом, который чувствует, скорее всего, только она одна.
XXIV
