Олег Журавлев - Соска
Степан ловит краем глаза ее мощный зад, в то время как женщина с кокетливой осторожностью помещает его рядом с ним. Такой не обхватишь даже на выдохе. Старый диванчик отчаянно вскрикивает. Степан непроизвольно перемещается на двадцать сантиметров вбок и с болезненной напряженностью вглядывается в телевизор.
Соседка придвигается и, застенчиво улыбаясь, невзначай кладет ему руку на колено. От женщины идет жар, как от раскрытой печи. Степан начинает плавиться.
Цепкие маленькие глазки ощупывают его с блудливой бесцеремонностью, Степан чувствует это, не поворачивая головы. Они ждут, когда взгляды пересекутся и заискрятся в воздухе, как два меча из «Звездных войн». Вот тогда точно конец. Тогда Степану некуда будет отступать. Он это знает наверняка.
«Главное — не пересечься взглядом… Главное — не пересечься с ней взглядом…» — повторяет он про себя как заклинание, сидя перед мерцающим экраном подобно вбитому в диван колу.
Степан боится в открытую дышать. Рука соседки медленно поднимается по его ноге. Вот теперь Степан понимает, как чувствуют себя девушки, к которым пристают. Неуютно чувствуют. В том месте, где лежит рука Вилены, предательски начинает пульсировать жилка.
По телевизору идет передача про животных. Чтобы выглядеть естественнее, Степан делает над собой усилие и вслушивается в комментарии диктора.
…У богомолов самка пожирает самца сразу после полового акта, а порой даже во время него. Причем если самка откусывает голову самца в момент близости, то близость от этого не прерывается, а становится даже более интенсивной…
Взятая крупным планом самка действительно что-то жует.
Вилена вдруг решается, обнимает Степана свободной рукой и жадно запускает ему пальцы в волосы. Трехпудовая ляжка нежно трется о Степанино бедро.
…Биологи объясняют это тем, что половые органы богомолихи уже не контролируются мозгом и начинают работать на полную мощность…
Что же делать — что же делать — что же делать — что же делать — стучится у Степана в висках безответный вопрос. Наступило то мгновение, когда надо как-то среагировать, иначе будет поздно. Будет понятно, что он не против.
Ему вдруг вспоминается, как совсем маленьким мальчиком он наивно делил женщин на маму и на «не-мам».
Уже потом, в школе, из толпы «не-мам» выделилась Светка Воронцова и затмила всех остальных. Затем исчезла Воронцова, исчезла Фадеева и Довгалюк, исчезло значение конкретных имен — женщины медленно, но верно превратились в предмет охоты.
В самок.
В богомолих.
То нежное, нежнее лепестков розы, таинство, недосягаемое даже в сладком сне, которое каждая из них носила упрятанным где-то далеко-далеко между ног, перестало быть таинством, превратившись в примитивную дыру, куда «неплохо было бы вставить».
Что же делать — что же делать — что же делать…
И если, по детской наивности, маленький Степа ценил в самках неполовые признаки: глаза, ноги, волосы и музыкальные пристрастия, — то, шагнув во взрослый мир, он обнаружил, что правят балом здесь совсем другие части тела. Размер груди и зада, обыкновенные подкожные жировые бугорки — вот истинные его мерила.
Что же делать.
Перемахнув за тридцатник, Степан открыл для себя «свежесть». Малолетка в собственном соку, полупрозрачная чистая кожица, по-настоящему невинный взгляд экологический продукт, хотя и нашпигованный таблетками и никотином. Вот где настоящий вкус и высшее блаженство.
Что же делать — что же делать.
А затем наступил момент, когда мужской цинизм достиг апогея и Степан Афанасьевич стал всеядным. Под любую женщину планеты Земля в его персональной копилке фантазмов обязательно что-нибудь да отыскивалось. Возраст, размер и цвет не имели больше принципиального значения. Несъедобной стала одна-единственная женщина в мире жена Тамара.
Это новое Степанино состояние придало окружающему миру необыкновенное очарование и ясность. Мир пришел в равновесие со Степаном и оставался таким вплоть до звонка в дверь соседки с одиннадцатого.
И вот теперь, сидя рядом с Виленой на прогнувшемся до пола диванчике, Степан медленно и неотвратимо осознавал, что жил в заблуждении. Оказалось, что прекрасная половина человечества таила в себе другие, леденящие душу загадки, одну из которых, одну из самых ужасных, ему предлагалось разгадать именно сейчас.
Что же делать — что же…
Пухлые губы с запахом пельменей «Дворцовые» неожиданно наплыли сбоку.
Главное — не отвечать на поцелуй, главное — не отвечать на поцелуй, главное — не…
Отвлеченный столь элементарным маневром, Степан с опозданием осознал, что пальцы соседки ловко расстегивают его ширинку и, что, в общем-то, вот и все, это конец, он проморгал тот самый важный момент, надо сдаваться, надо было сразу и решительно, а теперь что же, теперь поздно, теперь все, теперь точка невозврата, как говорится, преодолена, теперь он пропал, пропал наш Степушка безвозвратно.
— Вилена Анатольевна, ну зачем вы так… — смущенно шепчет Степан, нерешительно кладя руку на затылок бесстыдницы. — Ну, зачем вы так… хотя… гм… там это… еще одна пуговка есть…
Спасение как всегда пришло оттуда, откуда Степан совсем его не ждал. В его кармане завибрировала Nokia.
— Секундочку, — прохрипел насилуемый.
Он все еще старался соблюсти приличия. Как будто вот так вот сидеть придавленным горячими телесами соседки с одиннадцатого, с расстегнутой ширинкой и глупой улыбкой, перед передачей о богомолах, когда жена вот-вот должна вернуться и начать его искать, обычное для примерного главы семейства дело.
— Кажется, у меня завибрировало…
— Так и должно быть, — неправильно понимает искусительница, не отрываясь от лакомого кусочка.
— Вилена Николаевна, вы неправильно поняли, — шепчет Степан, ненароком настраиваясь на ее интонацию и тщетно протискивая руку к карману брюк — У меня телефон звонит!
— Телефон…
Приборчик для передачи звука на расстоянии на миг разрушает воодушевление женщины-бегемота.
Рука Вилены нехотя покидает ширинку экс-мента, предусмотрительно оставив ее распахнутой навроде туристической палатки старого образца.
Проказница успела сделать Степаниному мужскому достоинству интимную ласку, а оно, достоинство, — отреагировать на ласку положительно. Что поделаешь, люди немногим отличаются от богомолов, когда речь заходит об условных рефлексах.
Выудив из кармана телефон, Степан обнаруживает, что это Полежаев.
— Слушаю, — отвечает жертва женского произвола, заправляя рубашку свободной рукой.
Он Полежаеву по-настоящему рад.
— Привет, дядя Степа.
Тоненький, почти детский голосок. У Степана как всегда появляется впечатление, что он разговаривает не с майором секретного спецотдела, а с невинной девочкой, хотя и с усами.
— В него стреляли? — спрашивает Степан, чтобы не тратить время на преамбулы.
— В кого? — восклицает в трубке пораженный Полежаев.
От удивления его необыкновенный голосок берет ту самую ноту, которая обыкновенно предшествует лопанью струны.
— Ну, в того, кого я еду спасать, Геннадий Сергеевич.
— А кого ты едешь спасать?
Полежаев неожиданно понимает, что Степан играет некую неведомую ему роль, и соизволяет лаконично подтвердить:
— Стреляли. Из гранатомета и базуки. Жду тебя в бюро, Свердлов.
Степан поспешно нажимает на отбой и горестно разводит руками:
— Вилена Николаевна, к сожалению, я должен идти. Работа… А жаль!
Воспользовавшись моментом, Вилена хватает Степана под мышки, без особого труда отрывает от пола и нежно швыряет на диван. С трудом задрав юбку, женщина-сумо залезает к бывшему менту на колени и укоризненно заглядывает в самое дно глаз.
Степан смотрит поверх плеча женщины на телевизор, чтобы не поддаваться гипнозу. На экране два муравьеда. Один из них развернул язык длиной в полметра, намереваясь хорошенько приласкать второго.
— Вилена Николаевна, я должен идти, — твердо повторяет Степан и от этого сам набирается уверенности. — Вы сами все слышали. К сожалению, обстоятельства оказались выше нашего влечения!
«Наше влечение» заключалось в том, что Степан жил с Виленой в одном подъезде. Познакомились в лифте. Она спускалась со своего одиннадцатого, Степан вызывал лифт у себя на седьмом.
Втиснувшись между двух дынеобразных персей, мент на покое с суеверным ужасом констатировал, что в кабине, рассчитанной на шесть человек и показавшейся ему забитой до отказа, никого кроме кокетливой попутчицы не было.
Ничего Степану не оставалось, как продолжить путь вниз в такой компании, глядя в потолок и считая этажи.
Несколько дней спустя он столкнулся с соседкой в очереди перед кассой в «Копеечке», куда Тамара послала его за капустой для щей, и, из глупой галантности, дождался, когда соседка пробьет весь свой комбикорм, а потом еще и помог дотащить его до подъезда, поддерживая светскую беседу о ценах на молочные сосиски.
