Кирилл Воробьев - Монастырь (Книга 2)
Было достаточно забавно наблюдать за этим больным, но Игнат Федорович пришел сюда не для любования на психиатрических. Вздохнув, майор тихо постучал по стеклу. Поскребышев отвлекся от беседы и, глядя на оперативника, кивнул. Получив такой сигнал, кум спустился в кабинет врача где вскоре появился и сам Михаил Яковлевич.
— Поразительный случай. — Начал врач, едва появившись в дверном проеме. — Классическая параноидальная шизофрения с бредом мессианства. Представляешь, он вообразил себя пророком и ясновидящим, но в пределах нашего лагеря. Причем ничего оригинального не предрекает, стандартный джентльменский набор, разрушение всего, разверзание земли и хлябей небесных, появление сонма дьяволов женского пола, в общем локальный Армагеддон в отдельно взятой колонии. Обычно у таких больных куда более глобальные идеи. И что удивительно, до вчерашнего вечера — никакой патологии! Жил мужиком, вкалывал как все. И вот, нате!
Поскребышев говорил, а майор вдруг осознал, что лепила как-то перенял манеру держаться своего нового больного. Михаил Яковлевич, рассказывая, тоже нелепо взмахивал руками, делал гримасы, не хватало лишь вожжей из слюны на подбородке, да драной пижамы.
— Я, наверное, тоже скоро твоим пациентом стану. — Грустно усмехнулся кум.
— Ты? — Врач выпучил глаза. — С твоими-то хром-ванадиевыми нервами?
— Видения у меня. — Сообщил Лакшин. — Галлюцинации.
— Так, погоди…
Михаил Яковлевич, порывисто вскочил и принялся рыться в личном сейфе, перебирая упаковки с ампулами и таблетками. Выбрав подходящее средство, Поскребышев бросил на оперативника нахмуренный взгляд, потом махнул рукой:
— Не боишься уколов?
— Вроде нет. — Прикинул Игнат Федорович, вспоминая при этом почему-то жирных медсестер с тупыми иголками. — Смотря, правда, куда…
— Да я не тебя буду колоть. — Усмехнулся врач. — Себя.
— А-а-а… Тогда такое я уже видел.
— Да? — Искренне изумился Михаил Яковлевич. Впрочем, все время беседы он не терял времени зря. Пока шел обмен репликами, лепила успел наполнить шприц, закатать рукав, перетянуть руку и уже нацеливался иглой на свою вену. — Ну, с Богом.
Через минуту-другую перед Лакшиным сидел уже совершенно другой человек. Никакой расхлябанности, воплощенные внимание и сосредоточенность.
— Так. — Сухо сказал Поскребышев и откашлялся. — Теперь я готов все выслушать.
Рассказ оперативника не занял много времени. Он поведал о видении всадников, тех странных ощущениях, которые были после этого и о своих наблюдениях за простыми зеками, тоже бывшими, как считал кум, свидетелями потустороннего явления.
Когда Игнат Федорович замолчал, лепила выждал небольшую паузу, но майор прекрасно видел, что капитан медслужбы держит ее исключительно из-за того, чтобы произвести впечатление глубоких раздумий. Слова давно готовы были хлынуть всесметающим селем, следовало лишь открыть какую-то заслонку.
— Все это могло быть вызвано несколькими совершенно разными причинами. — Медленно, как паровоз только начинающий неудержимый спуск с крутой горы, — проговорил Поскребышев. Но с каждой последующей фразой темп его речи возрастал и под конец Михаил Яковлевич тараторил с трудом понимаемой скороговоркой. — Начну с внутренних. Здесь я могу лишь предположить, что ты действительно сошел с ума или, выражаясь более научными терминами, подрастерял адекватность восприятия окружающего. Это, в принципе, может быть вызвано или латентным психиатрическим заболеванием, которое, по каким-то причинам вдруг резко обострилось, или это эпизодический факт твоей биографии, вызванный тоже некими причинами, и после определенного лечения все прекратится.
Причинами же могут служить хроническая усталость, длительное нервное напряжение, причем такое, которое не может найти адекватного выхода. Предположим, ты оказался посредине какой-то проблемы, которую тебе надо решить, но ты уже угрохал на нее столько времени и сил, что уже поневоле начал сомневаться, имеет ли она решение вообще. Или наоборот, ты настолько сжился с ней, что тебе на подсознательном уровне не хочется с ней расставаться и ты, опять таки подсознательно, не замечая того, пролонгируешь ее решение или, что еще хуже, закрываешь глаза на самые простые, самоочевидные пути, отыскивая бесконечные обходные маневры, создающие лишь иллюзию движения, и ни на шаг не приближающие тебя к цели. В такой ситуации мы уже можем говорить о сформировавшемся невротическом состоянии, которое вполне способно вызывать галлюцинаторные явления.
Лечение можно провести медикаментозное, разные там, седативные препараты, но, на мой взгляд, лучше всего, тебе лично, подошла бы курортотерапия. Съезди на Байкал, благо рядом, или еще куда-нибудь. Закадри девицу, навешай ей лапши на уши — все и пройдет.
Но, повторяю, это в случае, если виной этих явлений ты сам.
Возможны же еще два-три варианта. Первый — каким-то неведомым для тебя образом и способом ты употребил сильный галлюциноген. Простой психоз и психоз, вызванный такого рода средством, практически неотличимы. Тем более, что его предпосылки те же самые, что я только что тебе описывал.
Здесь тоже лучший лекарь — время. Вещество выйдет из организма, если уж ты жив, то передозировки не было, и все вернется на круги своя.
Возникает вопрос, где и как ты мог его употребить? И не только ты, но и вместе с тобой еще несколько сотен человек. Можно, конечно проработать вариант некой диверсии. Злоумышленник подсыпает в чан с супом каких-то десять грамм LSD-25.
Весь лагерь вповалку, все в путешествии. Но пока мне не приходит в голову ни одной версии, кому и зачем все это делать. Впрочем, их придумывать я оставлю тебе.
Второй вариант самый экзотический. Известно, что некоторые виды электромагнитного излучения способны вызывать массовые галлюцинации. А в том, что она действительно была массовой, и что все видели одно и тоже, можешь не сомневаться. Не ты первый пришел сегодня с такими проблемами.
Тут Игнат Федорович не выдержал и воскликнул:
— Так чего ты мне голову морочил?! Неврозы, психозы…
— Сейчас, — спокойно пояснил Поскребышев, — я подхожу к тебе комплексно и непредвзято. Я надеялся, ты оценишь такую мою любезность.
Лакшин фыркнул, а Михаил Яковлевич, невозмутимо продолжил:
— Насколько мне известно, на этой основе разработано так называемое психотронное оружие. Официально, ты знаешь, оно запрещено, но некие секретные исследования все равно постоянно ведутся. Возможность того, что некие органы избрали нашу колонию для негласных экспериментов, уничтожающе мала, но в потенциале, и вероятность этого на порядок выше чем предыдущей посылки, может произойти спонтанная генерация этих частот неким естественным путем. Под последним, я понимаю их случайную, не запланированную изначально генерацию как природными, так и техногенными факторами.
Тут надо пояснить, что в идеале все взаимодействует со всем. Вопрос лишь в том, чтобы заметить эти взаимодействия. Вот и предположим, что, скажем, котельная, будучи расположена в определенном месте посреди монастырских стен, с ними взаимодействует и тем самым порождает инфразвуковые колебания, разрушающе действующие на психику. Теперь предположим, она взрывается. В момент взрыва их мощность катастрофически увеличивается, и та порция облучения, на которую раньше уходили годы и месяцы, получена нашим лагерем за секунду. Вот люди и сходят с ума.
И, наконец, самое невероятное. Действительно близится конец света и перед финалом на самом деле активизировались все эти призраки, привидения, души мертвых и прочая потусторонняя нечисть, чему мы все и стали свидетелями.
Видя, что лепила закончил, Игнат Федорович ехидно поинтересовался:
— И какой же из этих сценариев, на твой просветленный и просвещенный взгляды, истинный?
— Я думаю, — чуть ли не по буквам произнес Поскребышев, — что каждый понемножку.
— Но как такое может быть? — Недоумевая, возгласил кум.
— Очень просто. Окружающий нас мир — не линейная формула. В нем реализуются сразу и все возможности. Некоторые, правда, в исчезающе малых пропорциях.
— Нет, ты сам бредишь! — В возбуждении, майор встал, подошел к окну. — Сам посуди, я же не мог съесть никакого наркотика! И…
— И сахар в определенных условиях может стать наркотиком. Скажу больше, галлюциногеном! — Таинственно провозгласил Михаил Яковлевич и тут же пояснил.
— Для диабетика, например.
— Но это же особые… — Попытался возразить Лакшин, но его безапелляционно перебили:
— Все ситуации особые!
Игнат Федорович, закрыв рот, вынужден был согласиться с этим тезисом, но другие возражения уже прокладывали себе дорогу:
— Так не хочешь же ты сказать, что привидения реальны?
