Алексей Варламов - Стороны света (сборник)
Мы живем в эпоху фельетонизма, нас очень мало, но мы, горстка верных духу людей, мы создаем свою Касталию».
Тёма в возбуждении прошелся по кабинету. Его живые, юношеские глаза засверкали от возбуждения, но мысли работали четко и трезво. Касталия — поразившая его воображение страна гармонии и духа — вставала перед ним. Артем Михайлович тосковал по ней как по золотому веку и никогда не мог понять, почему все-таки недолюбливает эту книгу Барятин.
Поздний посетитель легонько постучался в дверь и, не дождавшись отклика погруженного в сладостные мечты декана, вошел в кабинет. Увидев его, Смородин помрачнел.
Вошедший был человеком Тёминых лет, весьма интеллигентной наружности, его открытое лицо смотрело дружелюбно и прямо, умные улыбчивые глаза были какого-то необыкновенного василькового цвета, и одной встречи с ним хватило, чтобы настроение мгновенно повысилось. Есть же люди, от которых тепло идет, как от печки. Но Тёме стало не тепло, а жарко.
Этот приятный во всех отношениях мужчина занимал на факультете словесности должность инженера, хотя и не вполне было понятно, по какой именно части он инженерил. Он присутствовал на всех ученых советах и совещаниях у декана, собеседовал с отъезжающими за рубеж и из-за рубежа приезжающими, задавал веселые вопросы и давал весьма ценные советы. Иногда приносил на какую-нибудь кафедру бутылку коньяка и запросто распивал ее с лаборантами и молодыми аспирантами, считался повсюду своим человеком, но его подлинная работа стала известна Артему Михайловичу только после назначения на нынешнюю должность. И уж на что, как говорилось выше, Тёма был человеком выдержанным и ни минуты не обольщался насчет того, в какой стране живет, но тут и его покоробило.
«Подожди, голуба, — подумал он мстительно, — придет время, ты у меня в первую очередь отсюда вылетишь. Никто из вас, сукиных детей, на пушечный выстрел сюда приблизиться не посмеет».
Инженер, как ему и полагалось, был человеком проницательным и однажды, глядя на декана безмятежными васильковыми глазами, принялся его увещевать.
— Артем Михалыч, дорогой мой, что же вы на меня все волком-то смотрите? Уж как я был рад, когда вас, молодого и энергичного, деканом назначили. Обеими руками вас поддерживал и буду поддерживать. Да поймите вы, пора оставить вам все эти интеллигентские комплексы. Не к лицу вам это, и я совсем не тот человек, за кого вы меня принимаете. У нас с вами общие цели, и я не меньше вашего заинтересован, чтоб факультет переменился. Я сам здесь учился, и мне, думаете, не обидно глядеть, во что его превратили. Да только ли факультет? — вздохнул он очень натурально.
«Сейчас закурит», — подумал Тёма.
Но инженер курить не стал.
— Вы правы, — продолжал он, — вы абсолютно правы: гнать надо поганой метлой всю эту нечисть, а на их место умных людей ставить. Но только без меня ничего у вас не получится. Сметут вас, голубчик. Сами ж видите, какие тут волки сидят. Они пока еще не понимают, что вы затеяли, а когда разберутся, места живого на вас не оставят. Вам бы меня держать в курсе ваших планов, и я бы, что знал полезное, рассказывал. И клянусь, ничуть бы вам не мешал — только помогал. Я ведь тоже, Артем Михайлович, считаю, — инженер усмехнулся и посмотрел на декана с такой обезоруживающей улыбкой, что у самого подозрительного человека на сердце бы отлегло, — что факультет, а не господа генералы должен решать, сколько будет дважды два. Я искренне говорю вам это.
— Благодарю, — сдержанно отозвался Тёма, — хотя и не вполне понимаю, что вы имеете в виду.
— Думаете, провоцирую я вас? — сказал инженер с горечью. — Эх, Артем Михайлович, до чего же трудно в этой стране умным людям друг с другом договориться. Оттого и стоим на месте.
Он ушел и к этому разговору больше не возвращался, а Смородин твердо решил, что ничего общего он с этим человеком никогда иметь не будет.
В декане как в истинном интеллигенте жило стойкое убеждение против сыскного ведомства, а кроме того, хорошо усвоенный урок десятилетней давности, с которого началось его восхождение: если ты хочешь, чтобы с тобой считались, — умей показывать зубы.
Инженер все понял, он был по-прежнему любезен и добродушен, но Артему Михайловичу с некоторых пор стало казаться, что на его лице нет-нет да мелькнет беспокойство, и декан как мальчишка ликовал, понимая, что у непрошеного союзника земля под ногами горит ввиду отсутствия информации. А потому этот неожиданный визит Тёму встревожил: слишком уж молодцом держался сегодня его гость.
9
— Чем могу быть полезен? — сухо спросил Артем Михайлович, отметая какой-либо намек на задушевную беседу.
— Сущие пустяки, — проговорил инженер. С его лица не сходила улыбка: покой и доброжелательство излучала она. — Прямо уж и не знаю, что делать с нашими хлопцами. Мало того, что стены все перепачкали, так один еще с книжками попался.
— С Набоковым? — спросил Тёма презрительно, припомнив, как во времена его юности с их факультета вышибли поклонника «Лолиты».
— Помилуйте, Артем Михалыч, — развел руками инженер, — стал бы я вас тогда беспокоить. Там дело хуже.
— Откуда же это хуже могло у него взяться?
— Ну, этого он говорить, разумеется, не хочет.
— Уж не хотите ли вы, чтобы я его об этом попросил? — спросил Тёма высокомерно.
— Да нет, — пробормотал инженер, склонив голову набок и присматриваясь к декану, как художник к обнаженной натурщице. — Просто жалко парня. Ведь что, сволочи, делают, втянули его по молодости, на порядочности играют, а у парня судьба ломается. И парень-то талантливый, вот оно что, — добавил он задумчиво.
«Ну и дрянной же ты мужик», — подумал Тёма, изумленный таким иезуитством.
— Артем Михалыч, — вздохнул инженер, словно прочтя его мысли, — да что же это с вами такое? Ну ничему не верит! Да поймите вы, я к вам как друг пришел. Что вы все злорадствуете-то на мой счет? Чего добиться хотите? Чтобы меня убрали отсюда? Ну уберут! И пришлют на мое место какого-нибудь идиота, который будет стучать на вас ежедневно и развращать стукачеством ваших сотрудников. Это у нас запросто делается! Не могу я для этого парня ничего сделать, понимаете, не могу! Вы вообще, кажется, имеете весьма неверное представление о моих целях и полномочиях. Я здесь только для того, чтобы наблюдать. А вот вы…
— Что я? — вскинулся декан возмущенно.
— Вы могли бы ему помочь.
— Это как же?
— Напишите поручительство, что хорошо знаете этого студента, просите за него. Укажите, что он перспективен, талантлив, гениален, — словом, защитите его как отец родной, да заодно объясните, чтоб глупостями не занимался.
— Но ведь я его не знаю, — возразил Тёма.
— Знаете, — заметил инженер равнодушно, — у него, видите ли, имя еще такое необычное — Савватий.
— Мне это ничего не говорит.
— Бросьте, Артем Михалыч, ну, ей-богу, скучно.
— Это вы бросьте. Вы забываетесь, кажется, с кем говорите.
— Ну хорошо, — сказал инженер насмешливо, — и вы, разумеется, станете утверждать, что взяли этого парня с полупроходным баллом, потому что у него, ну, например, подходящее социальное происхождение. Так?
— Это не ваша забота, — отрезал Смородин и встал.
Но инженер и не думал уходить.
— А кстати, как так получилось, что ему последнюю — тройку поставили? Недоглядели, Артем Михалыч?
— Идите вы знаете куда!
— Н-да, — проговорил инженер после некоторого молчания, — я вас, кажется, недооценил. Эдак вы, мил человек, далеко пойдете. Надо ж, глазом не моргнул. Да отчислят его, поймите вы, отчислят. А может быть, еще что похуже сделают.
— Вы сделаете, — сказал Тёма жестко.
— Да, мы, — согласился инженер, вздохнув, — злая баба Бабариха.
— Кто, кто?
— Это я так. — Инженер поднялся, но возмущенное и даже несколько спесивое выражение декана его насторожило. — Послушайте, вы что хотите сказать, вы, может, ничего не знаете?
— Чего еще я не знаю?
— И она вам ничего не написала? Просто отправила его сюда, и все?
— Да кто «она»? Что за идиотская манера загадками изъясняться?
— Боже мой, — пробормотал инженер, — как я сам об этом прежде не подумал? Да ведь вы с вашим характером, наоборот, все бы сделали, чтобы только он сюда ни под каким видом не поступил. Слушайте, но должны же вы были в таком случае хоть что-то почувствовать, как-то догадаться. Вы же смотрели его личное дело. Ну, вы даете! Артем Михалыч, вы верите в судьбу? — спросил он вдруг с интересом.
— Не морочьте мне голову!
— Охота была, — усмехнулся инженер, к которому вернулась прежняя самоуверенность и безмятежность, — я только хочу поставить вас в известность, как частное лицо, заметьте, что студент, о котором мы так мило потолковали, — это ваш сын, Артем Михалыч.
