Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси
— Нет, нет, успокойтесь. Мне хотелось бы поехать не в Индию, а в деревню — в настоящую деревню, чтобы насладиться там тремя неделями истинного покоя. Поедемте к вам.
Ландрекур запротестовал. Он стал объяснять ей, что это совершенно невозможно, что дом закрыт до 1 октября, что еще несколько дней назад, если бы она этого захотела, они могли бы прекрасно провести там вдвоем время, но теперь об этом не может быть и речи. Без прислуги, утверждал он, там было бы одновременно и неудобно, и мрачновато.
Но Рози настаивала:
— Я обожаю готовить.
— А ходить за покупками?
— И готовить, и ходить за покупками, и убирать комнаты, я буду творить чудеса, чтобы только мы могли побыть одни. — Она обняла его и прошептала на ухо: — Совершенно одни.
— Совершенно одни, — повторил он мечтательно, но лицо его тут же погрустнело. — Нет, нет, вам будет недоставать комфорта, развлечений, общества, вечерних приемов.
— О каких приемах, о каких развлечениях вы говорите! Уверяю вас, гораздо больше мне недостает прогулок вдвоем, проведенных вдвоем долгих вечеров. Вы меня совсем не знаете, Андре, больше всего я люблю простоту.
Ландрекур, и соблазненный этими словами, и еще полный колебаний, в конце концов не смог устоять перед очарованием образов, которые рисовал его воображению нежный голосок Рози, в то время как ее губки делали особое ударение на словах: «Совершенно одни».
— Чем мы рискуем, — наконец произнес он. — Мы можем попробовать, и если вы увидите, что вам это не нравится, мы сможем поехать куда угодно.
При разговоре он накручивал вокруг указательного пальца то в одну, то в другую сторону серебряную цепочку, на которой висела связка ключей. При взгляде на ключ от дома «Под ивами» Ландрекур вспомнил о том ключе, который он доверил накануне вечером Жюльетте. Это воспоминание повлекло за собой другие. Он уже мысленно увидел Жюльетту, стоящую на платформе и протягивающую ему забытый им портсигар. Запыхавшись, она говорила: «Это ваше, вот ваш портсигар, вы его забыли». И тогда он вспомнил те слова, которые только что сказал г-же Фасибе: «Забыть этот портсигар для меня так же невозможно, как перестать вас любить». Ландрекур пожалел об этой невольной лжи, из-за которой он не мог теперь рассказать ей об этом приключении, которое развеселило бы ее или, что еще лучше, поселило бы в ней ревность.
Если Рози Фасибе выражала какое-либо желание, а тем более желание, которое она находила вполне разумным, то ей хотелось, чтобы оно было исполнено тотчас же.
— Нас здесь больше ничто не задерживает, — сказала она. — Я по-настоящему даже еще и не распаковывала чемоданы. Почему бы нам не отправиться сейчас же? Это далеко отсюда?
— На машине три, три с половиной часа. Это не Бог весть как далеко, но я хотел бы немного отдохнуть.
— Пойдемте немного присядем. Я еще не знаю, насколько я доволен таким изменением наших планов.
— Вы будете довольны им чуть позже. Я не люблю колебаться, это мне чуждо. Проголодались?
Ландрекур ответил, что просто умирает от голода, и повторил, что он еще не завтракал.
— Я тоже, когда я одна, у меня пропадает аппетит. Уже три часа. Мы сейчас скажем, чтобы нам побыстрее принесли чего-нибудь вкусненького и пообедаем в дороге.
Все произошло так, как хотела г-жа Фасибе, и через час они уже выходили из отеля. Проходя через холл, она, как обычно, купила вечернюю газету и сунула ее в карман пальто, после чего они сели в машину и уехали.
Хотя Ландрекур и был счастлив привезти Рози в свой дом, его не покидало беспокойство. Разного рода воспоминания, но особенно воспоминания о родителях, привязывали его к тому месту, где протекло его детство. Рози же ничто не связывало с домом «Под ивами», и он боялся, что этот дом не понравится ей — не понравится не только из-за своего старинного уюта, который мог ей показаться отсутствием уюта, но и из-за той мебели, которой он был наполнен, из-за давно вышедшей из моды мебели, милой сердцу Ландрекура именно потому, что она была отмечена печатью сентиментального прошлого.
Если он боялся, как бы его дом не произвел на г-жу Фасибе неблагоприятного впечатления, то прежде всего потому, что она все еще являлась частью того мира, где слово «поэзия» вызывает зевоту, и потому, что у него пока было мало возможностей приобщить ее совсем к другому миру — миру, где он жил и где поэзия рождала в сердцах горячий отклик. Она являлась частью того светского общества, которое ветер моды гонит из казино в столицу и из кругосветных путешествий на континент. Для нее, как и для ее друзей, имело значение прежде всего состояние, да еще представительная внешность. Эти обстоятельства играли решающую роль в завязывании дружеских отношении, а отсутствие денег прощалось только в том случае, если человек обладал достаточным вкусом, чтобы кого-нибудь заставить себя содержать на широкую ногу.
Эти люди, которых их легкомыслие увлекает слишком далеко от их прошлого, имеют тем не менее друзей детства. Те навевают на них скуку, но иногда их бывает невозможно избежать, и тогда на мгновение приходилось окунаться в среду своей первоначальной юности. Так Рози Фасибе, однажды захваченная в плен встреченной в театре подругой по пансиону, была вынуждена принять приглашение отобедать у этой кипящей добродушным возбуждением дамы, матери пятерых детей, жены известного полярного исследователя, которая и сама тоже интересовалась подводными течениями.
Связанный дружбой с этой ученой парой, имея склонность делить с ними их занятия и исследования, Андре Ландрекур приехал провести в их доме пасхальные каникулы, причем именно тогда, когда Рози Фасибе была приглашена на обед. Он был ослеплен ее красотой, очарован ее грацией и любезностью, опьянен ее духами. Она тоже испытала на себе его обаяние, может быть, из-за того явного восхищения, которое он выказывал по отношению к ней, может быть, из-за серьезного и важного вида, с каким он это делал, а может быть наконец и потому, что в отличие от всех мужчин, которые вызывали ее одобрение, он не нагонял на нее скуку. Поскольку Ландрекур отличался искренностью, ей он показался загадочным.
Г-жу Фасибе приятно взбудоражила эта встреча, и она еще несколько раз напросилась на обед в этот дом, что доставило удовольствие подруге детства и ободрило Ландрекура в любви, которую он начинал к ней испытывать. Было очевидно, что она старается ему понравиться, и все заметили, что он позволил себя увлечь. Его друзья сначала посмеивались над ним, но затем стали его предостерегать: «Она очаровательна, — говорили они ему, — но эта женщина вам не подходит. Безусловно, она умеет нравиться, однако, дорогой наш Андре, не дайте себя увлечь. Рози Фасибе относится к числу тех женщин, которые не могут подолгу обходиться без блестящего, привыкшего к праздности, космополитического общества, привычки которого она разделяет. Мы не часто видели ее на протяжении последних десяти лет, но знаем, что состояние ей досталось от мужа, которого она обожала, но ей хватило нескольких месяцев, чтобы она от него устала. Она принадлежит к разряду тех людей, которые, похоже, созданы только для того, чтобы нравиться, но которые как бы имеют миссию завязывать отношения лишь для того, чтобы затем от них освобождаться. Безусловно, это не ее вина, она так очаровательна, у нее есть сердце, она часто способна любить в первый и последний раз, но она сжигает каждую свою любовь и уходит, даже не взглянув на пепел, который от нее остается».
Ландрекур отвечал своим друзьям, что он прекрасно все это сознает и что его чувства к г-же Фасибе не ослепили его настолько, чтобы он строил планы на будущее или чтобы он считал, что она любит его. Однако он не смог скрыть той смутной надежды, которую она безо всякой задней мысли поддерживала в нем своими частыми визитами и всем своим отношением к нему.
Супруги занимали нижний этаж дома, расположенного недалеко от Ботанического сада, и после ужина Ландрекур и хозяин дома непременно провожали Рози до машины. Однажды вечером, прощаясь, она сказала:
— Сегодня я без машины. Такой тихий вечер, я решила прогуляться.
— Одна! — воскликнул Ландрекур. — Как можно! Набережные ночью такие пустынные, разрешите мне проводить вас.
Она согласилась. Они вышли скорым шагом, но потом сбавили темп. Наедине с Ландрекуром Рози не знала, о чем говорить. Она ощущала потребность освободиться от груза, как она полагала, накопившихся в ней за последние дни чувств и мыслей, но который на самом деле, возможно, был всего лишь грузом некой новизны. Он тоже молчал и время от времени смотрел на нее. Тогда Рози повернулась к нему лицом и обратила на него свой отрешенный взор. Затем взяла его под руку.
— Вы не устали? — спросил Ландрекур.
Она отрицательно покачала головой, но они все же остановились и влекомые единым желанием подошли к парапету набережной Сены и, облокотившись на него, склонились над рекой. Трудно сказать почему, но даже самые счастливые чувства несут на себе печать грусти. Не знаю, возможно, мы всегда оплакиваем конец состояния неизвестности, но определенно в смехе есть слезы, а в блаженстве есть налет тревоги. Ландрекур и Рози глубоко вздохнули, признавшись друг другу в любви, как если бы к радостям их первых признаний уже примешивалась тоска по тайне и по сомнениям. Вместе с поцелуем, которым они обменялись, на их души снизошло ощущение вечности. С этого мгновения для них не существовало больше ничего, кроме их будущего и потребности в уединении. Именно в тот вечер Рози и подарила Ландрекуру свой портсигар, чтобы он постоянно носил при себе эту эмблему их любви. На следующий день он обернул вокруг ее запястья небольшую золотую цепочку, а еще через день попросил ее быть его женой. Он не видел никакого препятствия для этого брака. Рози тоже не видела, но сказала Ландрекуру, что решение этого вопроса нужно отложить до осени, так как она прежде и в самом скором времени должна была съездить в Турцию и в Северную Америку по своим денежным делам.
