Владимир Кунин - На основании статьи…
А в сейфе — золото, платина… Во всех видах — россыпью, самородками, в прекрасных и безвкусных изделиях, в беспощадно сплющенном «ломе». Моток платиновой проволоки толщиной в два с половиной квадрата, весом килограмма на полтора и стоимостью в какую-то феерическую, неслыханную по тем временам сумму!.. Но еще дороже платины стоила обычная большая узбекская пиала для супа-лагмана, доверху заполненная бриллиантами разной величины, кем-то вылущенными из драгоценных оправ. Для более удобной транспортировки за бугор. А еще в сейфе валялись большие слесарные «кусачки».
Там же лежало табельное оружие Лехи и Ивана Николаевича Зайцева и несколько толстеньких папок с документами и еще не обработанными матерьялами допросов, обысков, рапортов о задержаниях и полуграмотными доносами от целого штата «добровольных» информаторов.
Хранились там и штук пятнадцать «золотых» десятирублевиков образца 1893 года, безукоризненно и собственноручно изготовленные Рафиком-мотоциклистом. Рифкатом Шаяхметовичем Алимхановым.
Одну ногу капитан Леха Петраков поставил на стул, подстелив под промокший стоптанный ботинок старую, потемневшую от влаги газету, и, согнувшись в три погибели, большими ножницами стал неторопливо и аккуратно подстригать и подравнивать размихрютившиеся и промокшие обшлага своих добротно выношенных «гражданских» брюк…
— Даже вот этот ободочек на стеклянном стакане, из которого Николай Иванович сейчас свой кефир трескает, и тот из настоящего чистого золота!.. — сказал капитан Леха.
Не снимая ногу со стула, Леха в последний раз щелкнул ножницами, будто бы нанес последний завершающий мазок кистью на полотно, которому в ближайшее же время суждено стать шедевром.
Он разогнулся и слегка откинулся, чтобы оценить всю глубину замысла своего творения в развернутой перспективе. И, как истинный мастер, склонил голову набок, очень профессионально прищурив левый глаз. Ножницы он, словно кисть живописца, приподнял вверх и чуть завел за плечо, явно довольный тем, что он только что создал:
— Ну, как?
— Здорово, — сказал Степанов. — Но лучше бы ты купил себе новые портки. А то скоро дострижешь их до размера семейных трусов.
— А на что?! На какие такие тити-мити? Я дочке пальтишко новое не могу справить, перед всем детсадом совестно. Жена Лидка из сапог вываливается. Чиню, чиню… Погода сами видите какая. Закончим дело, может, премийку подкинут…
— Ага. Догонят и еще подкинут, — усмехнулся Николай Иванович и допил свой кефир.
— Ладно, хватит. Давайте работать. Вызывайте сюда наших… — Степанов раскрыл папку, проглядел какие-то свои записи. — Евдокимова и Алимханова. И этого… Ну, как его? С Дулевской фабрики… Гаврил ид и. Заводить по одному. Послушай, Теплов, ты на вопросы и жалобы подследственных не отвечаешь. Отшучиваешься. Крутись, как можешь. Они уже про тебя все знают.
— Вчера в изоляторе такой базлон стоял, в параши кричали: «Хмыря на нашу бригаду из Москвы прислали! Так что кой-кому «вышак» светит!!!» — рассмеялся капитан Леха Петраков.
— Как это «в параши кричали»? — не понял Теплов.
— Водопроводная система, смывающая все отхожие места, — едина. Они и орут туда. В парашу своей камеры. Особенно когда воду спускают. Вот их голоса совместно с их же дерьмом и плывут из камеры в камеру. Как телефон… Слышно — не бог весть как, но разобрать можно, — объяснил Николай Иванович Зайцев и стал звонить в следственный изолятор.
— Такая тюремная физика, — весело захохотал Петраков. — Принцип «сообщающих» сосудов. Шутка!..
— А насчет настоящего золота на стакане тоже — шутка? — снисходительно спросил тогдашний Теплов, усаживаясь за «свой» стол.
— Нет, Кирилл, — негромко произнес Костя Степанов. — Это совсем не шутка. Про такое золото я тебе сам потом расскажу. Леху вот Петракова чуть на тот свет не отправили, когда он приехал под Москву, в Дулево, брать пару жлобов с их фарфорового завода. Которые это золотишко оттуда слизывали.
— Извините, ребята… — помнится, сказал тогда Теплов.
— Ладно тебе, — смутился Леха.
И, снимая напряженность, повисшую под высоким потолком большой и светлой комнаты, дурашливо добавил:
— Жив-здоров и готов выполнить любое задание партии и правительства!
Резко меняя тему, спросил у Зайцева:
— Николай Иванович! Вы ж у нас самый что ни на есть… аксакал нашей конторы! Вот как вы думаете, когда мне «майора» дадут? А то я в «капитанах» уже полгода перехаживаю!..
Из отчета ГУВД в Ленинградский обком КПСС о резком снижении уровня преступности в Ленинграде и Ленинградской области.«…11 мая 1965 года в ходе ликвидации эстонской банды грабителей большегрузных автофургонов с ценными грузами на трассе Ленинград — Выборг в районе поселка «Каменка» был убит старший оперативный уполномоченный Управления уголовного розыска ГУВД при Ленгорисполкоме майор милиции А. В. Петраков. Похоронен на Северном кладбище города Ленинграда за счет Управления хоз. обеспечения ГУВД. Семье погибшего сотрудника оказана матпомощь в размере месячного оклада покойного…»
«Вот так. Без единой запятой… — мелькало в затуманенном мозгу Кирилла Петровича. — Его убили тогда, когда Зойка уже заканчивала аспирантуру института Репина при Академии художеств и готовилась к защите диссертации. А тема диссертации у нее была… Или она уже защитилась?.. О, ч-ч-ч-черт!.. Сегодня-то какая разница?.. А в это время убивали Jlexy Петракова… Он так хотел быть майором! Кстати, а милиция как тогда называлась?.. «ГУВД» или «УООП»? Одинаково бездарно и нелепо. Ни хрена не помню…»
Тут Кирилл Петрович закашлялся и, кажется, совсем проснулся…
И увидел Зойку. И, слава богу, сразу же почувствовал во рту свои протезы. Значит, он почти в порядке… Во всяком случае, выглядит нормально.
Зойка сидела рядом с кроватью, держала его за руку и до того момента, пока Кирилл Петрович не раскашлялся и не открыл глаза, наверное, читала «Новую газету». Потому что газета лежала рядом с ней, а на Зойке были большие «читабельные», как говорилось в их доме, очки в голубой оправе, которые они как-то заказали для Зойки в Лос-Анджелесе, в «Костке» — гигантском супермаркете, при котором лихо работала чуть ли не целая фабричка по изготовлению любых очков. Маленький, толстенький филиппинец — врач-офтальмолог был невероятно быстр, ловок и поразительно весело вежлив. Господи… Ну почему в такой момент, когда ты стоишь одной ногой где-то уже там, за самой главной чертой, вспоминается какая-то чудовищная ерунда?! При чем тут толстенький филиппинец?.. Какие очки?!.
— Заинька…
— Спи, мой родной. Поспи еще немного…
— Что сказал доктор? — еле выговаривая слова, спросил старик Теплов.
— Сказал, что ты должен выспаться.
— А насчет опухоли?
— Ну, откуда это может быть сейчас известно? Отщипнули кусочек твоего легкого и отправили на биопсию… Ты же помнишь, как это трижды делали со мной. Перед каждой моей операцией. Спи.
— А где Рафик?
— Тоже спит. Ему вкатили слоновью порцию обезболивающих.
— Полина к нему приходила?
— Нет. По отношению к этому несчастному разрисованному Рифкату она, по-моему, законченная сука. Если когда-нибудь, не дай господь, случится еврейский погром, я бы посоветовала начать с нее. Спи!
— Но ты спрашивала, что у меня за опухоль? Злокачественная или…
— Ну, конечно, спрашивала. Мне сказали — пятьдесят на пятьдесят.
— Хотел бы я знать, какие «пятьдесят» — мои, — тихо сказал Теплов.
— Закрой глаза. Тебе сейчас очень важно отдохнуть и быть в форме. Спи!..
То ли Зойкина команда так гипнотически подействовала на обессиленного Кирилла Петровича, то ли еще не до конца утратил силу тот легкий наркоз, при котором обычно проводят бронхоскопию, но на Теплова снова стала накатываться неодолимая сонливость. Он с трудом приподнял отяжелевшие веки, посмотрел слабеющим взглядом на Зойку, закрыл глаза и невнятно пробормотал:
— Какая ты красивая…
Несмотря на свои шестьдесят семь, Зоя Теплова была действительно очень красива. За последние двадцать лет она перенесла три онкологические операции. Дважды по удалению левой груди в Институте онкологии под Ленинградом. Первая операция была косметически-щадящей, вторая — кардинальной. До ребер…
Третью — метастазы в печени — сделали несколько лет тому назад уже здесь, в Мюнхене, в этой же клинике.
От нескончаемой химиотерапии, обязательной и по сей день, у нее совсем поредели волосы, и она уже давно носила парики, четко соблюдая их полное соответствие со своим возрастом. Седоватые, превосходно причесанные самой Зойкой. Из-под паричка выползали остатки своих собственных редких волосиков, и Зоя Александровна Теплова замечательно насобачилась зачесывать их вместе с париком в единый, если можно так сказать, ансамбль. Поэтому почти никто и не догадывался о ее париках. Дома эти парики иронически назывались «шапочкой» и надевались только на «выход в люди» или в ожидании чьего-либо визита…
